Выбор оружия. Повесть об Александре Вермишеве - Наталья Максимовна Давыдова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неистовая, экстатическая актриса и энтузиаст шествовали чуть впереди, оступаясь на склизкой размокшей дороге и проклиная непогоду, но все-таки Щекину-Кротову удавалось вклиниться в монолог Воронова с собственным монологом.
Он только что вернулся из Москвы, а там в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое июля состоялось совещание, в котором участвовали все светила театральной России: Шаляпин, Станиславский и Немирович-Данченко, Садовский и Остужев.
Совещание намеревалось войти в правительство с предложением создать из лучших театров республики Ассоциацию академических театров.
Он не в восторге от идеи, но компромисс нужен. В протоколе записали, что интересы русской культуры требуют ограждения этих театров от всего, что может внести разлад и разрушение в их структуру или произвести распыление накопленных ими художественных, духовных и материальных ценностей.
Луначарский написал на протоколе: «Проект Ассоциации одобряю и приветствую». Задача была проста.
Они вошли в дом, похожий на миниатюрный музей. Японские гравюры, веера, зонтики, китайские вазы, фонарики и собаки Фу - хранительницы очага, индийские курильницы, чеканные кумганы и множество бамбуковых хлипких ширмочек и этажерочек.
Хозяйка пояснила, что покойный муж был не только торговцем мукой, но и археологом, путешественником и этнографом. Они провели свадебный месяц в Японии, и ее мечта - вернуться туда и еще раз увидеть Никко - город храмов. А мужа, вечная ему память, - она перекрестилась на репродукцию картины Уистлера, - съели дикари в Новой Гвинее.
Отец Екатерины Агламазовой, пышнобородый врач-невропатолог Илья Герасимович Граве, доверительно сообщил, что зять съеден не безвинными папуасами, а елецкими конкурентами-мукомолами.
Несмотря на поздний час, дом наполнялся людьми. Александр увидел и Шилова и Одинцова. Они приветствовали комиссара не очень весело, увы, играли в карты.
Александру не понравился их партнер, приземистый, крепкого сложения, лысоватый, с подстриженной бородкой, вкрадчиво-хамский, - военспец с пехотных курсов Дев Иванович Алексеев. Появились из-за ширм и Елизавета с Никольской. Елизавета оказалась сводной сестрой хозяйки, приемной дочерью доктора.
Военспецы удалились расписывать пульку, Елизавета, по обыкновению, молчала, но тревожно и тяжело становилось от ее молчания. Маргарита, птичка колибри, щебетала, чувствовалось, что единственное ее желание спросить о Серже, не видел ли его кто-нибудь.
Подали чай. Хозяйка, переодевшись в белое кимоно, затканное золотыми цветами и бабочками, изображала мадам Хризантему из романа Пьера Лоти - образ, повторенный на веерах и ширмах.
Повинуясь ее знаку, Щекин-Кротов возобновил свой рассказ.
Задача была проста - умиротворить «великих», чтобы они не мешали осуществлению большой театральной политики. В двадцатых числах он провожал Луначарского, Шаляпина и заведующего отделом петроградских государственных театров Экскузовича на беседу с Лениным. Он наказал им не забыть и о Ельце, тем более что Владимир Ильич в курсе елецких дел еще с прошлого года. У Щекина-Кротова нет сомнений, что правительство поддержит елецкий революционный театр.
- Вашими молитвами, - высокомерно заметил Воронов-Вронский.
Теоретик - само тщеславие - принялся рассказывать о том, что готовится Международная организация Пролеткульта, каковой он будет чуть ли не председателем.
Воронов-Вронский сказал, что эти амбиции ему чужды, он приверженец «театра для себя». По сегодняшней постановке Октава Мирбо судить не следует. Культура - отражение присущего человеку инстинкта театральности. Жизнь - непрерывный театр, актерами в котором выступают человек, народ, класс, государство. Театральным действом является все: кавалерийская атака, казни, пытки, сегодняшнее чаепитие. И картежная игра - показал он в полуоткрытые двери соседней комнаты.
К сожалению, мало кто понимает, что мы все актеры, только одни - на сцене, другие - в жизни. И почему нам немного не поиграть, почему мы так серьезны, мы так себе надоели! Он сам, Воронов-Вронский, очень себе надоел, а разве сидящие здесь не надоели самим себе и своим близким?
- Надоели! - согласился пьяненький Илья Герасимович.
- Мерси, - Воронов-Вронский поклонился. - Привнесем в жизнь немного театральности - вот к чему я призываю. Дело в сиюминутном, в перманентном театральном действе, которое и есть жизнь. Осознаем же это до конца и перестанем стыдиться нашего актерства. Нужно быть честным и естественным! Актерство есть естественность! Парадокс? Да, но в нем - истина!
- А теперь скажу я! - вступила Хризантема.
Они были похожи друг на друга: Рост, сложение, тонкая, узкая кость. Пусть она говорила не совсем то, что проповедовал он. Она могла даже противоречить ему, - все равно они были заодно - это читалось в их одинаковых азиатских глазах.
- Революция - праздник! - начала она. - Все выходят на улицу, все пляшут и поют. В школу можно не ходить, уроки не готовить. Все, что представлялось незыблемым от века и устойчивым, опрокидывается легко и чудесно. Наш Елец становится сказочным городом. Как у Гофмана. То, что еще вчера было серьезным и важным, сегодня нелепо. Как можно уважать какие-то там устои, они так просто рушатся! Революция - это сказка! Революция-это свобода, открывающая душу вещей,, преображающая мир!
- Умница! - одобрил Щекин-Кротов. -Революция - великое театральное, соборное действо, которым режиссирует ее величество историческая необходимость.
- Но революция не только праздник, - возразил Александр. - Она неотделима от тяжелой, черной работы. Она порой мрачна, порой трагична, она еще война и борьба, и часто никак не влезает в рамки эстетических категорий.
- Вот-вот, а им главное в гимназию не ходить: и казенная плоха, и Павловского не годится, - подхватил доктор. - Какие на почве обыкновенного лодырничества вырастают пышные доктрины. И какие есть мастера доктрин... А с другой стороны, как невропатолог, я всегда понимал, что господствовавшая система образования пагубным образом воздействует на юные души.
