Черные крылья - Сьяман Рапонган

– Тогда тебе еще рановато, друг мой. Океан постоянно испытывает его, проверяет на прочность, а ведь тут все что угодно может случиться, всего не предугадать.

– И не говори, мне до этого далеко. Но все равно, «Море» и «Любовь» – именно те слова, которые я хотел бы высечь на сердце. В шестом классе, помнишь, мы давали такую клятву?

– Я помню. Потому и вернулся обратно из Тайбэя!

– Ну, тогда давай вместе примем все испытания и муки «любви к морю», дружище.

Сьяману Анопену стало необычайно легко на сердце, и теперь все казалось таким правильным, так подходило к этому месту и этому времени, теперь он был всей душой благодарен за эти слова тому, кого раньше звали Нгалологом, а теперь – Сьяманом Пиявавонганом.

– Друг, слушай, а в тот год, когда я школу закончил, ты куда пропал?

– Я в Тайдуне год учился на электрика и сантехника, а потом поехал в Тайбэй, проработал там четыре года и вернулся домой. А дальше… года через два стал отцом и теперь практически не бываю на Тайване.

– Таким коротким рассказом обо всех этих годах отделаться хочешь, друг?

– Да ну, потом как-нибудь еще расскажу!

– А кстати, кто тебе делал это тату?

– Твоя подружка, а теперь – мать моих детей.

– А она знает, что это значит?

– Конечно, знает!

– Ну… хорошо.

– Что именно?

– Да хорошо, что она не понимает, что это значит по-настоящему!

– А, вот оно что…

Маленьким ребенком Сьяман Пиявавонган был послушным и помогал родителям, не доставлял никому хлопот. Когда он учился в младших классах средней школы, его маленькая сестра умерла от какой-то болезни, и с того дня он стал немногословным, оставшись таким до настоящего времени, хотя и зовется Сьяманом. Если бы он, Сьяман Анопен, не стал его лучшим другом, он и вовсе ни с кем не разговаривал бы. И вот прошло двадцать лет, а Сьяман Пиявавонган остался таким же искренним и трудолюбивым, так же любит море, живет просто, как живет старшее поколение. Теперь он восхищался им все больше и больше.

Кехакай!

– Дружище!

Мо катенган на янан ни кехакай та ни Гигимит?

– А где теперь наш друг Гигимит?

Ни майи па но камма саван, ам дзини мийоновнай.

– Три года назад он приезжал, но потом опять отправился в путь.

Икон на вазай?

– И чем он занимается?

– Ходит на корабле дальнего плавания, рыбу ловит.

Манойон он!

– Да ладно, правда?!

Та икалас на.

– Еще какая правда.

Манойон на кани мангай ми янь-ян сьйо!

– Он стал рыбаком на корабле дальнего плавания!

Сьяман Анопен остановился. Ему казалось в детстве, что Мит совсем не такой смелый и у него кишка тонка стать настоящим искателем приключений. Ан нет, оказался храбрым парнем, вот дела.

Яна мовнай мо дзини масра.

– Ты давно с ним не виделся?

Мапо но ка каро тамо до ко-чун.

– С тех пор, как закончили среднюю школу.

Та ньйо томи янгангай со какаракаран, ам япьяпья па о катовтаво на ка ньятен.

– Теперь он такой же высокий, как ты, только еще сильнее нас.

Манойон, ала яна 20 ньян рана.

– Ничего себе, а ведь уже двадцать с лишним лет прошло.

– Слушай дальше: у него на правой руке вытатуирован девиз «Странствовать по свету». Он взял и осуществил мечту детства Сьямана Дзинакада! – произнес Сьяман Пиявавонган решительным тоном.

– Иди-ка сюда, дружище, – Сьяман Пиявавонган показал рукой на низкое деревце. – Это дерево называется Мазавва (желтое красное дерево), а вот это – Ванайи (тайваньский самшит). Вон там еще Вавагтенно яйо (рафиолепис зонтичный), у него самая прочная древесина. Древесину за прочность ценят, закрепляют веревкой, и можно грести аж до самого Малого Орхидеевого острова. Запомни, как выглядят ее листья.

Мо мамимин на катенган о нгарангаран ко кайо я.

– Друг, откуда ты знаешь все эти названия и что для чего использовать?

Но капи татала намен сьямам, ори ни нанаво на дзьякен.

– Мой отец меня всему учил, когда мастерил лодку и ходил в горы.

– Ага.

Ам, дзьябо я до гакко ньйо я.

– Само собой, этому ни в школе, ни в университете не научишься, дружище.

– Ха-ха!.. А китайцы только и умеют, что деревья рубить, но не знают, как за ними ухаживать.

– Вот еще Масьясьятен (бересклет японский), Камала со йо (флакуртия рукам), Малавзис (лавр литсея гарсиа), ну и так далее…

Опоры для вяления летучей рыбы из этих деревьев можно будет использовать не один год. Летучая рыба – дар небесного бога народу тао, поэтому с ней связаны все обычаи. К примеру, в сезон эти деревянные шесты можно расставлять только в форме «колодца», а другие донные рыбы могут вялиться прямо на рогатинах.

– Или вот еще: в нашем селении рубить эти деревья можно только в день Манома-Савонот (двадцать восьмой день по лунному календарю). Завтра будет Мановдзья савонот (двадцать девятый день), день, когда отдыхают. Послезавтра – Кабохен (тридцатый день), когда собирают Мангавака (растение, служащее веревкой для подвязывания летучей рыбы или махи-махи), а послепослезавтра будет Марав (день праздника – второго Ритуала призыва летучей рыбы). В этот день любой, кто собирается ловить махи-махи в этом году, должен подготовить рыболовные снасти и леску дома, а во время завтрака промаслить маслом от Тарой (копченое мясо) все рыболовные снасти, чтобы заслужить благословение и помолиться за удачу в первом плавании и хороший улов махи-махи в этом году. Свиное сало, плавающее на поверхности моря, означает вечное благоговение перед богом моря и сосуществование с океаном.

Если погода подходящая для выхода в море, во второй день празднования второго Ритуала призыва летучей рыбы, на рассвете, все жители селения собираются на берегу. Вместе с рыболовными снастями приносят и еду, чаще таро, будто китайские обеды в коробочках, но строго-настрого запрещается приносить воду. Если кто-то принес воду, это означает, что он уже совершил ритуал забоя цыплят или свиней. После того как все собрались, плавание возглавляют старейшины. Нам, молодым, обгонять их не разрешается. Если же ветер и волны не дают выйти в море, в течение пяти дней после первого плавания (раньше этот срок составлял полмесяца), нужно принести рыболовные снасти на пляж и замочить часть из них в море. Так демонстрируют уважение к богу моря и сообщают, что все еще жив на свете. Иначе можно навлечь проклятие на летучую рыбу и махи-махи, обрекая селение на голод и невзгоды. Запомни, что я сказал, друг мой!

Завершив свой рассказ, Сьяман Пиявавонган вытащил из висевшей на поясе сумки сигарету и протянул Сьяману Анопену. Следом достал бетельный орех, разрезал на две половины, каждую посыпал негашеной известью, а затем положил на лист тайваньского репейника размером с ноготь большого пальца. Взяв по половинке, оба начали жевать бетель.

Ямо мамин я катенган я мо кехакай?

– Друг, ты откуда столько знаешь?

Асьйо, но киян мо до тай-вань нам, амьян ко до понсо тая микакахасан.

– Да ладно, ты вот на