Сто страшных историй - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ничего, — согласился Ясухиро. — Служба превыше всего.
Теперь кивнул отец.
— Вы не можете оставить службу, — развивал мысль сенсей. — Я не могу оставить додзё. Надеюсь, мне не надо объяснять почему. Понимая это, я хотел снарядить в дорогу моего сына Цуиёши. Он уже начал собираться, но вчера…
Я никогда не слышал, чтобы сенсей так вздыхал: с огорчением, и в то же время с плохо скрытым раздражением.
— Я говорил ему, чтобы он не дразнил этого Дзюнъитиро! Как я ни старался, воспитывая Цуиёши, какие усилия ни прикладывал, я не сумел достичь желаемого. Мой сын временами бывает излишне самонадеян. Если он видит кого-то, равного себе, он непременно желает доказать своё превосходство. Мне это знакомо, в юности я был таким же…
Ещё один вздох, горше первого:
— Он и Дзюнъитиро сошлись на коротких палках, когда я отсутствовал в додзё. Конечно же, в моём присутствии эти два молодых бычка не осмелились бы на такую глупость! Я бы им живо рога пообломал! Увы, они точно выбрали момент. Мой дерзкий, мой ревнивый сын предложил сопернику бой без ограничений — разумеется, не считая ограничения, наложенного буддой Амидой. И что же? Цуиёши лежит с разбитым коленом, а Дзюнъитиро прислал мне покаянное письмо, выражая готовность покончить с собой, если на то будет моя воля.
— Что сказал лекарь? — поинтересовался отец.
Судьба Дзюнъитиро отца нисколько не взволновала. Меня, признаться, тоже — вне сомнений, молодой бычок остался жив, хотя и получил такой выговор, что уж лучше смерть.
— Ах, Хидео-сан! Лекарь уверяет, что Цуиёши встанет с постели не раньше, чем через три недели. И даже после этого он не будет готов к дальней дороге. Какое там дальней! Он и на рынок-то пойдёт с костылём…
Ехать некому, понял я. Ехать, плыть, возвращаться. И знаете, от этой мысли я испытал немалое облегчение.
Речь шла о моей невесте, которую я в глаза не видел. Отец и сенсей, кстати, её тоже не видели. Живи невеста в Акаяме или хотя бы на нашем острове Госю — всё решилось бы куда проще. Но девушка обитала на северном острове Эдзоти, усложняя задачу доставки её к брачному алтарю. Племянница сенсея Ясухиро, она стала бы поясом, связавшим наши семьи воедино, только пояс продавался в очень уж далёкой лавке.
Кроме того, что невеста — племянница Ясухиро, я знал о ней немного. Круглая сирота, родители недавно совершили двойное самоубийство. О нет, ничего позорного, если мерить обычными мерками! Просто неудачное стечение обстоятельств. Зимой на Эдзоти вспыхнуло восстание коренного населения — и эдзо, «волосатые варвары», не нашли ничего лучшего, как ринуться убивать самураев и их семьи. Знали ли эдзо про закон будды Амиды? Разумеется, знали. По мнению их вождя Сягусяина, души нихондзин[25], пришлых захватчиков, оказавшись в телах местных жителей, каким-то образом проникнутся идеями равенства — вероятно, с помощью тамошних богов. Опять же, перерожденцы будут угнетаться наравне с эдзо, а потому одумаются и выступят против своих. Наивность идей Сягусяина граничила с безумием, но, как ни странно, мятеж поддержало довольно большое количество буйных «волосатых варваров».
И что же? Служба Карпа-и-Дракона мгновенно составила кучу грамот о фуккацу, записав погибших и воскресших под их прежними именами, с сохранением сословия, невзирая на перемену тел. Самураи остались самураями, их близкие — близкими, а боги эдзо проявили удивительное равнодушие к происходящему.
Мятеж захлебнулся ввиду полной бессмысленности. Сягусяин был схвачен властями и отправлен на остров Девяти Смертей, где и наложил на себя руки.
Родители Ран — так звали мою далёкую невесту — оказались в числе жертв мятежа, то есть новоявленных перерожденцев. Семья строгих правил, несмотря на грамоту, подтверждающую прежний статус, они покончили с собой, не желая жить в телах эдзо. Дочь они перед этим отправили к друзьям семьи в деревню.
Сговор о свадьбе готовили давно, просто я ничего не знал об этом. Ну да, кому надо ставить в известность жениха, если старшие родичи уже всё решили? Отец считал великой честью породниться с семьёй Ясухиро; опять же, это укрепляло его позиции в додзё. Сенсей ещё в начале чаепития заявил, что считает меня прекрасной партией для Ран. Почему? Во-первых, я человек высоких моральных качеств (тут я покраснел), а во-вторых, он не сомневается в моей блистательной карьере и высоком положении, которое ждёт меня в будущем (тут я всё понял).
Сенсей не лгал, он недоговаривал. Давняя история с додзё, вернее, со школой воинских искусств «Дзюнанна Йосеи»[26], которую мой прадед не мог передать родной дочери и в итоге передал своему лучшему ученику, отцу сенсея — моей женитьбой на Ран сенсей хотел связать наши семьи воедино. Тем самым он как бы частично искупал былую несправедливость, делая школу семейной во всех мыслимых отношениях.
Не знаю насчёт себя, но Ясухиро воистину был человеком высоких моральных качеств.
— Ехать некому, — подвел итог отец. — Ехать должен кто-то из родственников, иначе это будет выглядеть как оскорбление. Из всей моей родни остаётся только Ивамото Камбун, но я скорее обращусь за помощью к князю преисподней, чем к этому человеку. Даже если он вдруг согласится, что само по себе невероятно, — я сойду с ума от беспокойства, пока он будет в дороге!
— Да, — сенсей вздохнул в третий раз. — Я вас понимаю.
— И что же нам делать? Ждать, пока ваш сын не излечится полностью? Как жаль, что меня тоже не было в додзё, когда эти двое устроили поединок! Я бы им не позволил…
— Я расспрашивал учеников, — по лицу сенсея читалось, что поединок, верней, поражение сына и наследника тревожит Ясухиро больше, чем он хотел бы показать. — Бойцы скрестили палки трижды, после чего мой сын получил два удара по колену: справа и слева. Продолжать поединок он не смог. Хорошо хоть трижды скрестили, это не так позорно. Я знавал случай, когда скрестили только один раз — и дело закончилось тем же самым. Два удара по колену…
— Где это было? — заинтересовался отец. — Когда?
— Лет десять назад, точнее не вспомню. Я был молод, дерзок и глуп, совсем как мой сын. Узнав, что в монастыре близ Киото есть монах-воин, который слывёт большим мастером коротких палок, а главное, согласен на поединки за разумную оплату, я отправился в путь.
Сенсей прикрыл глаза, вспоминая.
— Когда я прибыл в монастырь, передал деньги кому следует и явился в зал — там уже ждали шесть человек,
