Самосожжение - Юрий Антропов

Скорее всего, переводчице надо сказать спасибо за этот случай.

Редчайший эксперимент, как сказал бы Адам.

А может, самый банальный?

И пока Адам нервно ходил из угла в угол, поджидая свою Еву, Гей с мягкой улыбкой смотрел на Алину.

Алина тоже смотрела на Гея с мягкой улыбкой.

Швейцар пошел по лестнице наверх.

Случай давал возможность Гею одуматься?..

Можно предложить этой негаданной спутнице выйти на улицу. На десять минут. Прогуляться на свежем воздухе.

Интересно, церковь уже закрыли?

Как раз в этот момент раздался удар колокола.

И звук небесный возник.

Тихий.

Как бы печальный…

А может, церковь открыта всю ночь?

Гея удивило, что храмы на Западе открыты всегда, когда бы он в них ни заглядывал. Горят свечи. Стоят цветы. Иной раз — абсолютно никого! Ни души. Впрочем, души святых, может, и были. Как сознательный атеист он должен решительно опровергать сей факт. Но не делал этого. Было бы нелепо в пустом храме заниматься атеистической пропагандой. Он просто садился на прохладную скамью, оглядывал своды, стены, алтарь, говорил себе, что зайдет сюда послушать орган, когда будет служба, и незаметно для себя отдыхал и телом и душой.

Но во время службы храмы были полны людей.

Портье как бы вполглаза смотрел на экран.

Адам стоял у кроватки Адамчика.

Алина с мягкой улыбкой смотрела на Гея.

Гей тоже смотрел на Алину с мягкой улыбкой.

Образ смутной мечты стал реальностью?

Да.

Без какой-либо явственной, впрочем, характеристики.

И более двадцати лет назад Алина смотрела на Гея с мягкой улыбкой?

Ему казалось тогда, что, даже стоя рядом с ним, она смотрела куда угодно, только не на него.

И уж точно — без улыбки.

Возможно, так было принято.

Зато с улыбкой смотрела на него спутница Алины. Эта спутница Алины оказалась знакомой Гея. В ее семью он захаживал иногда по праздникам, а то и в будние дни — от скуки. Провинциальный салон. И вот эта знакомая Гея оказалась чуть ли не подружкой Алины, раз уж они появлялись на танцах вместе!

Скорее всего, она была просто приятельницей, скажет потом Алина.

Даже просто знакомой.

И в этом-то все дело!

Знак судьбы?

Гей уже в ту пору весьма иронично относился к разного рода мистическим понятиям. Он считал себя убежденным реалистом.

Кстати, у этой знакомой Гея, как, впрочем, и у каждой из трех ее сестер, были, определенно были свои тайные, а может, и не такие уж тайные мысли в отношении Гея. Сестры были на выданье, как говорится. Может, сами по себе существа и добрые, но какие-то на редкость непривлекательные, и только мудрые — не просто умные, а мудрые — мужчины осознанно женятся на таких добрых, сердечных дурнушках, а иногда, случается, и молодые ребята, особым умом не отличающиеся, как бы интуитивно выбирают себе в жены из множества стаек невест именно этих дурнушек, и нельзя сказать, чтобы ребята эти впоследствии были счастливы, а мудрым мужчинам такое счастье и не нужно — им нужен семейный мир да покой, чтобы не было и в помине разных проблем лирического свойства, точнее, как бы лиро-философского даже, с каковыми столкнулся Адам, который предпочел в свое время красивую Еву, что в божественном образе явилась к нему в одном из дансингов.

Но к моменту знакомства с Алиной, о чем и хотел теперь вспомнить Гей, это его размышление, пожалуй, не имеет никакого отношения.

Момент знакомства, а вместе с этим и момент любви случился.

Момент любви?

Или что это было тогда?

Нереальное состояние.

Алина, которую Гей уже мог называть по имени, стояла в полуметре от него, и он видел и не видел ее, сам говорил и говорил — о чем? бог весть! — с их общей приятельницей, которая и не подозревала, наверно, какую бомбу подложила под всех четверых сестриц эта девочка, Алина, но в то же время Гей как бы и не с приятельницей вовсе говорил, а только с Алиной, каждое слово — для нее, каждая интонация, жест — для нее, но при этом никакого актерства, конечно; у него бы не хватило на это ни сил, ни умения, он был само естество, но — закомплексованное, как говорят и пишут, закомплексованное в данной ситуации от присутствия Алины.

Закомплексованное естество?

Состояние странное.

Но, может быть, это и есть любовь с первого взгляда?

В том, что она уже в нем была и что вызвала ее Алина, никто другой, Гей не сомневался.

То есть он просто и не думал тогда об этом.

Как, впрочем, ни о чем другом.

Такие дела.

Одна старая армянка сказала об этом странном состоянии еще короче: «Амок».

Хотя она имела в виду не самого Гея, а его сына Гошку.

И пока была задержка с лифтом, а бедный Адам сел писать семейную весточку старшему сыну, солдату, Гей тотчас вспомнил своего сына Гошку.

Точнее, все то, что было совсем недавно, когда Гошка влюбился, и тоже впервые.

О, это было не менее странное, видимо, состояние влюбленного, но, однако, насколько же непохожее на то состояние, в котором тогда, более двадцати лет назад, оказался сам Гей!

Амок с оттенками?

Ведь Гей впервые увидел тогда Алину, и она почудилась ему феей в розовом, а Гошка знал Юльку уже два года, знал как облупленную, и она поначалу не только не нравилась ему, но была как бы даже не совеем приятна, он видел, что она некрасива, неумна, чересчур кокетлива, избалованна — просто не самое лучшее чадо тех родителей, которые дружат с отцом и матерью Гошки, какая уж там фея!.. И это чадо нужно волей-неволей воспринимать в рамках семейной вежливости. Но зато какие страсти разыгрались потом!

Однако Гей, пожалуй, отвлекся.

Возможно, в ход пошли совсем не те атомы и молекулы.

Как бы овладевая методом — пока еще не поточным — принудительной повторяемости, он хотел воссоздать из атомов и молекул — судя по всему, хорошего, яркого цвета — свой, а не Гошкин момент первой любви.

Тем более что кабины лифта все еще стояли наверху.

Что касается момента знакомства, а стало быть, и момента любви, Гей не помнил каких-то реалий, скажем, внешнего вида Алины, деталей ее туалета, если то, в чем она тогда была, называлось туалетом.

Но помнил только то, что перед ним была та самая девушка, которую накануне он видел в дэка на балконе.

Которая в этот раз не была в розовом.

Уж это он видел во всяком случае!

Но цвет не имел теперь ни малейшего значения.

Она и выглядела совсем иначе.

Какая разница?

Впрочем, каким-то краем памяти, как бы вовсе не его собственной, а взятой напрокат, а потому услужливо подсовывающей совсем не те перфорированные ленты — атомы и молекулы? — Гей вдруг вспомнил сейчас то, что к Алине, той Алине, которую он воссоздавал в заданном цвете, не должно было относиться, потому что выклинивалось из образа любви…