Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

В своих мемуарах Монтгомери с теплом вспоминал о вечере, отметив, что тогда завязалась его дружба с Черчиллем и Клементиной, которая в последующие двадцать лет становилась только крепче. Так оно и было: подпись Монтгомери в гостевой книге Чартвелла встречается сорок шесть раз, уступая лишь Профессору, который восемьдесят шесть раз расписался в гостевой книге. Однако дружеские отношения чуть не испортились в самом начале, когда Клементина пригласила на новогодний ужин Ноэля Шавасса, адъютанта Монтгомери. «Мои адъютанты не ужинают с премьер-министром», – недовольно заметил Монтгомери. «К себе домой я приглашаю кого захочу, генерал Монтгомери, – ответила Клементина, – и не нуждаюсь в ваших советах». В тот день Шавасс остался на ужин[1905].

На следующее утро, 1 января 1944 года, Черчилль вошел в комнату Клементины и объявил: «Я так счастлив. Я чувствую себя намного лучше». Позже в тот же день Старик с компанией, включая Монтгомери, поехали на пикник в оливковую рощу. (Черчилль часто совершал такие выезды во время реабилитации в Марракеше.) Там Монти поделился своими первыми, довольно скептическими, соображениями по поводу плана «Оверлорд». «Так не пойдет, – объявил Монти. – Не хватает мощи для первого удара». Он уже пытался поговорить об операции с Эйзенхауэром, но тот сказал, что выслушает все рекомендации по изменению плана позже, когда они встретятся в Лондоне. Мысли Эйзенхауэра занимала Италия, а не Нормандия. Монтгомери покинул Марракеш с тревожным чувством, что, «судя по настойчивости премьер-министра, он фактически взял на себя тактическое командование в Средиземноморье». Так и было. В штабе Эйзенхауэра операцию «Галька» уже называли любимым детищем премьер-министра, какой она и являлась. Моран написал, что в итоге пикниками в Марракеше пришлось пожертвовать ради «суровой необходимости». На вилле Тейлора, как правило в саду, проводились «военные советы». Когда Моран указал Черчиллю на то, что Гитлер не только планирует военную политику в целом, но и продумывает детали, Черчилль ответил: «Да, я как раз этим и занимаюсь». Когда все руководство разъехалось, Черчилль остался в Марракеше один, в отличном расположении духа. Лорд Моран написал: «По мере того как премьер-министр набирался сил, к нему возвращался вкус к войне»[1906].

В начале января 1944 года Королевские ВВС и американские бомбардировщики были отправлены во Францию с секретными заданиями. Обычно командиры вводили летчиков в курс дела, называя намеченные цели – например, конкретный завод или грузовую станцию в определенном городе. Но в этот раз летчикам дали только координаты и сказали не промахнуться. Их не посвятили в то, что в конце осени британские разведывательные самолеты сфотографировали десятки странных сооружений из дерева и бетона, разбросанных от Нормандии до Па-де-Кале. Сооружения напоминали альпийские лыжные трамплины – узкие, порядка 500 футов в длину. Некоторые стояли на бетонном фундаменте. Судя по наличию тяжелых электрических кабелей и лебедок, эти сооружения могли служить в качестве своего рода катапульт. Когда аналитики отметили их на карте, они пришли к тревожному заключению: ось каждой катапульты была направлена на Лондон. Наблюдательный аналитик из WAAF (Женской вспомогательной службы ВВС) заметил рядом с одним из этих объектов летательный аппарат без пропеллера. Другой аналитик вспомнил, что похожего рода сооружения были сфотографированы в мае прошлого года под Пенемюнде. В итоге аналитики пришли к выводу, что это немецкие пусковые установки. Осталось неясным, какие именно аппараты будут запускаться с этих установок. Британские и американские бомбардировщики приступили к выполнению «Арбалета», операции Дункана Сэндиса по уничтожению непонятных объектов. Но точность, как обычно, оставляла желать лучшего. «Бомбардировка пусковых установок проходит не слишком успешно», – признался Брук в дневнике 11 января. Собственно, она оставалась не слишком успешной в ближайшие семь месяцев[1907].

В отличие от отдыха Черчилля в Марокко по утрам он работал, затем выезжал на пикник и каждый вечер его ждал великолепный ужин при свечах. В конце дня, облачившись в халат с драконами, он ставил грампластинки, которые Мэри прислала ему на Рождество («лучший подарок, который я когда-либо получал»), и подпевал Гильберту с Салливаном. Эдуард Бенеш, когда возвращался домой из Москвы после подписания договора о дружбе со Сталиным, остановился на вечер у Черчилля. Бенеш выразил уверенность в том, что «после 1 мая Германия может пасть в любой момент». И снова, как раньше в Каире, Черчилль устроил опрос среди сотрапезников, желая знать, верят ли они в то, что Гитлер все еще будет у власти 3 сентября 1944 года. Сара, капитан Томми Томпсон, Джон Мартин, Бенеш и генерал-лейтенант Лесли Холлис ответили отрицательно. Мнение Холлиса имело вес: он служил заместителем Исмея, посещал многие зарубежные конференции и с начала войны присутствовал на большей части совещаний по вопросам военного планирования. Положительный ответ дали только Черчилль и Бивербрук[1908].

Шарль де Голль, который уже целый месяц, по выражению Даффа Купера, «неуклюже» отказывался от встречи с Черчиллем, 12 января все же согласился поужинать с премьер-министром. Генерал приехал в Марракеш «в мрачном настроении, не готовый к диалогу»; он все еще не отошел от обиды на Черчилля, не пожелавшего встретиться с ним по пути в Тегеран, и был зол на Рузвельта, который вмешался в процесс над тремя вишистами. Черчилль тоже был не в духе, потрясенный известием о том, что граф Чиано был застрелен вместе с другими заговорщиками, свергнувшими Муссолини. По воспоминаниям Даффа Купера, в ожидании де Голля Черчилль раздумывал, как раз и навсегда избавить союзников от француза, и не только потому, что этого хотел Рузвельт. Черчилль сказал Куперу: «Тебе нравится этот человек, мне – нет». Час встречи приближался, и Купер с Клементиной посоветовали Черчиллю обращаться с де Голлем как можно вежливее. «Надеюсь, обойдется без вспышек гнева», – написала Клементина в письме к Мэри. Обошлось. Несмотря на прохладное начало (де Голль «говорил так, словно был Сталиным и Рузвельтом в одном лице»), через два часа они «расстались друзьями. Черчилль даже согласился посетить парад французских войск на следующий день. Купер отметил, что парад прошел «очень успешно», Черчилль и де Голль стояли рядом, и премьер-министр «был очень тронут криками «Да здравствует Черчилль!», которые заглушали крики «Да здравствует де Голль!», когда мимо них маршировали зуавы и сипахи». Годы спустя Купер написал: «Более полувека посвятив такой бесчеловечной профессии, как профессия политика, Уинстон Черчилль остался таким же, каким был в школьные годы». Эти слова были написаны в благодарность за готовность Черчилля помириться с де Голлем – несмотря на его проступки – во имя блага Франции и Европы[1909].

После парада войск Черчилль попрощался с де Голлем и отправился в горы на пикник. Такие выезды было непросто организовать. Прилегающую территорию с глубоким ущельем, на дне которого протекала река, охраняли американские солдаты. Ординарцы Черчилля расставили длинные столы, застелили их белыми скатертями, поставили складные стулья, расстелили берберские ковры, поставили большие плетеные корзины с апельсинами, оливками, жареной ягнятиной и прохладительными напитками «на всю компанию», вспоминала леди Диана Купер. Апельсины были такими сочными, что Монтгомери, который должен был в тот день лететь в Лондон, приказал загрузить апельсинами целый самолет и отправить в Англию. Как и все застолья с Черчиллем, пикник начался на неопределенной ноте. Леди Купер, тридцать лет дружившая с премьер-министром, хорошо знала, как следует общаться с ним за обеденным столом: «Перед обедом он всегда был в мрачном настроении, а после пары бокалов оживлялся и начинал острить». Выпив первый бокал бренди, Черчилль склонился к леди Диане и прошептал: «Лорд Моран сказал мне выпить еще один», хотя Моран ничего подобного не говорил. «Что ж, – вспоминала леди Диана, – он выпил еще три бокала со вполне предсказуемым результатом». А предсказуемым результатом стало то, что Черчилль с несколькими помощниками отправился на вылазку к реке, протекавшей в ущелье. Там он лазал по камням, а когда пришло время возвращаться, оказалось, что Старик не может подняться наверх. Тогда леди Диана спустила вниз длинную белую скатерть, в которую Черчилля запеленали, как младенца. Понадобилось два человека, чтобы тянуть его, двое, чтобы толкать снизу, и один, чтобы нести сигару[1910].