Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

Да, при внимательном рассмотрении гитлеровское решение окопаться и удерживать позиции, вместо того чтобы постепенно вернуть свою армию на север Италии, играло Черчиллю на руку. Итальянские армии Гитлера стояли на месте и, следовательно, не могли усилить Атлантический вал. Именно это с самого начала хотели Черчилль с Бруком. Они всегда рассматривали Италию и как самостоятельную цель, и как средство ограничить гитлеровскую способность разворачивать войска по собственному желанию. Но Черчилль не собирался стоять на месте; он хотел уничтожить гитлеровские армии. План был выполнен только наполовину. Понятно, что гитлеровские дивизии не будут переброшены из Италии в Нормандию, но, пока Александер не уведет свои войска с побережья Анцио и с немецкого фланга в Монте-Кассино, союзнические войска не смогут взять Рим. Рим был важен не только с политической точки зрения, он имел важное стратегическое значение, поскольку без контроля над аэродромами близ Рима невозможна была операция «Энвил», а также не могло идти речи о наступлении Александера на северо-запад к Франции или на северо-восток к Балканам и Австрии. Так что все дороги вели в Рим. В начале февраля Брук и британские начальники штабов сообщили телеграммой Вашингтону, что «остается только продолжать сражаться в Италии и отказаться от идеи высадки незначительных сил на юге Франции». Именно это две недели назад предвидел Черчилль, когда предложил план «Халиф», который Брук счел авантюрой. Тем не менее было ясно, что, если начальники штабов не придумают другой способ усилить «Оверлорд», придется осуществлять «Энвил» после вторжения в Нормандию, скорее всего в ущерб итальянским операциям[1928].

В середине февраля Кессельринг развернул полномасштабное наступление на Приморском плацдарме в Анцио. Если бы не дешифровки «Ультры», благодаря которым союзные войска узнали о планах Кессельринга, Лукас и его маленькая армия были бы отброшены в море. Александер отстранил Лукаса 23 февраля. С берега люди переместились в подземные лабиринты грязных траншей, окопов и подвалов – и не только пехота, но и группы поддержки, включая механиков, метеорологов, медиков и поваров. Отступать было некуда. В форме и в постельных принадлежностях завелись вши; малярийные комары налетели с болот, которые осушил Муссолини, а теперь снова затопили немцы. Ряды союзнических войск пополнились сотнями итальянских сирот, родители которых погибли, а дома оказались разрушены. Они прибивались к отрядам, как бездомные кошки и собаки, которых привечали солдаты. Немецкая артиллерия и «штуки» обстреливали прибрежную полосу каждый день, каждый час, без перерывов. Немецкая бомба упала так близко к каменному дому, в котором спал журналист Эрни Пайл, что от толчка он свалился с кровати, а сигареты вылетели из пачки. Он подобрал их и к полудню выкурил все сигареты. Около 4500 солдат союзных войск остались лежать на побережье[1929].

На исходе февраля Гитлер, который уже несколько месяцев обещал нанести ответный удар, направил люфтваффе на Лондон. Блиц возобновился с удвоенной яростью. Налеты следовали один за другим, как удары молотка; небольшие флоты «Хейнкелей» сбрасывали более мощные бомбы, чем в 1940 году. Они уже не ждали, как раньше, «луну бомбардировщика» и появлялись в самые темные ночи, благодаря наводящей навигационной системе. Налетчики знали, что над Лондоном нельзя задерживаться, поскольку англичане усовершенствовали системы наведения зенитных орудий. В Bell Labs создали прибор управления зенитным огнем, который измерял скорость, курс и высоту цели, учитывая также направление ветра и начальную скорость зенитных снарядов. Окончательный расчет показывал, на какой высоте должен сработать дистанционный взрыватель зенитного снаряда. Все эти расчеты осуществлял элемент системы, получивший название «компьютер»[1930].

Немцы, в свою очередь, сбивали с толку британские радары с помощью Window – тонкие полоски алюминиевой фольги сбрасывались с бомбардировщиков при подлете к цели для создания пассивных радиолокационных помех, – как это делали британцы во время бомбардировок Гамбурга. Молли Пэнтер-Доунес написала, что лондонские ребятишки украшали этими полосками деревья и танцевали вокруг них, как вокруг майского дерева. Но, кроме детей, атаки никого не радовали (возможно, за исключением одного старика, всегда державшего наготове защитную каску). Когда начинали завывать сирены, Черчилль, как и во время блица 1940-го, направлялся к Гайд-парку, где зенитная батарея, в которой служила Мэри, устраивала ночной концерт. Опять лондонцы расчищали улицы от завалов, опять перед закатом у бомбоубежищ выстраивались длинные очереди. На Даунинг-стрит, 10 опять были выбиты стекла. Лондонцы презрительно называли эти атаки «крошка блиц». Но бомбардировщики хорошо делали свою работу. «Отсветы пожаров в ночном небе показывают масштабы разрушений, – написал Колвилл после одного налета. – Лондон выглядит встревоженным и не таким радостно-возбужденным, как в 1940–1941 годах»[1931].

К середине февраля результаты битвы у линии Густава были не лучше, чем у Анцио. Второе наступление на Монте-Кассино новозеландцами было запланировано на 16 февраля. Яростные бои за город Кассино и монастырь вызывали серьезное беспокойство некоторых представителей английского духовенства – они боялись, что может пострадать Рим. Молли Пэнтер-Доунес развеяла эти страхи в статье, напечатанной 13 февраля в New Yorker, написав, что «беспокойство за судьбу Рима едва ли оправданно, судя по тому, насколько бережно относятся союзники к монастырю Монте-Кассино». В ночь на 16 февраля союзники заботе о Монте-Кассино пришел конец. Американцы, уверенные в том, что немцы засели в монастыре, сбросили на него 1400 тонн бомб, почти вдвое больше, чем люфтваффе на Лондон в первую ночь блица 1940 года. Монастырь был полностью разрушен, хотя частично сохранились стены. Новозеландцы атаковали на следующее утро, но были отброшены. На самом деле до бомбардировки немцев в монастыре не было, но вскоре они заняли руины, предоставившие немцам почти идеальную защиту[1932].

То, что союзники могли послать целую воздушную армию против одной-единственной церкви, свидетельствовало об огромной мощи их воздушных сил. Но, направляя тысячи самолетов, не избежать тысячных потерь. 19 февраля Колвилл отметил, что прошлой ночью в Германию было направлено 900 бомбардировщиков, 5 процентов не вернулись. На самом деле, как сообщил Черчилль палате общин 22 февраля, тысяча бомбардировщиков была направлена в четыре немецких города, было сброшено 9 тысяч тонн бомб; не вернулись 78 самолетов (8 процентов). Потери Королевских военно-воздушных сил были ошеломляющими и увеличивались. Но Черчилль был настроен продолжать бомбардировки. В тот день его выступление в палате продолжалось один час восемнадцать минут – первое длинное выступление за последние пять месяцев. В основном он обращался к немцам, говорил о том, что безоговорочная капитуляция не означает, что они превратятся в рабов.

Он сказал немцам, что намерен продолжать бомбардировки и превратить Германию в руины. Он сказал членам парламента (и напомнил американцам): «Что касается воздуха, то честь бомбардировки Берлина почти полностью выпала нам. До настоящего времени мы наносили основные удары по Германии». Потом он заговорил о том, какой ценой достигаются победы: «Великобритания потеряла 38 300 летчиков и членов экипажей убитыми и 10 400 пропавшими без вести. С начала войны потеряно более 10 тысяч самолетов и совершено 900 тысяч боевых вылетов на Северо-Европейский театр военных действий». Но передышки не будет ни для летных экипажей, ни для немцев. «Масштаб и сила атак выйдут далеко за пределы того, что можно было увидеть раньше или вообразить». Он посоветовал жителям Германии укрыться под землей или бежать в сельские местности. Он предсказал, что немцы ответят на воздушную атаку, причем не обычными налетами, как раньше. Он впервые публично сообщил, какую форму примет ответный удар: «Вне всякого сомнения, на побережье Франции немцы готовят новое оружие для нападения на нашу страну – либо беспилотные самолеты, либо ракеты, а возможно, и то и другое»[1933].