Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

Эйзенхауэр приехал в Лондон 16 января. Рузвельт с Маршаллом заверили его, что не станут пересматривать принятые им решения, никогда не будут пытаться на него давить командным составом и будут всецело его поддерживать. «Верховность» главнокомандующего была вне сомнений. Эйзенхауэр сообщил президенту, что намерен использовать свои силы, преследуя одну-единственную цель – уничтожение гитлеровских армий. И все решения будут подчинены только этой цели. «Географические пункты, – позже написал он, – рассматривались только с позиций уничтожения немецких армий». Политика вообще не бралась в расчет. В ближайшие недели он ясно дал понять Черчиллю, что если его непосредственные начальники – Рузвельт и Маршалл – прикажут осуществить операции, основанные на политических приоритетах, он, конечно, не ослушается. Но во всех остальных случаях он не собирался приспосабливать военную стратегию к политическим интересам. Эйзенхауэр отметил, что Черчилль, «будучи политическим лидером, обеспокоен будущим Балкан… Однако я, будучи солдатом, был особенно осторожен, исключая подобные соображения при принятии собственных решений». Польша тоже вызывала серьезное беспокойство Черчилля. Собственно говоря, по мере наступления Красной армии на запад возрастало его беспокойство за Европу в целом. Это различие в подходах между солдатом Эйзенхауэром и солдатом-политиком Черчиллем в ближайшие месяцы сыграет существенную роль[1917].

В Великобританию прибыли почти миллион американских солдат. Еще миллион ожидался в июне, и еще один – к концу года. Ирландка Кей Соммерсби, личный водитель (и якобы любовница) Дуайта Эйзенхауэра, позже написала, что Лондон «был похож на скромную мать семейства, которая, выпив слишком много коктейлей» превратилась в «прожигательницу жизни». После Битвы за Англию летчики Королевских ВВС спешили на выходные в Лондон, чтобы провести двое суток, наслаждаясь виски и женщинами. Но появление такого количества джи-ай привело к «настоящему разгулу». Американцы сорили долларами в магазинах, барах и клубах; местные были стеснены в средствах, а учитывая нормированную выдачу всего, от сладостей и яиц до одежды, покупать было практически нечего. Соммерсби с гордостью наблюдала, как беднейшие лондонцы проскальзывали мимо американских армейских магазинов, даже «не удостаивая взглядом американских юношей, которые выходили оттуда с сигаретами, сладостями и прочим богатством». Тем временем норма выдачи молока британцам сократилась до 2 пинт в неделю. В театре «Палладиум» патриотический мюзикл Ирвинга Берлина This Is the Army («Это армия»)[1918], в исполнении Нью-Йоркской труппы, уже третий месяц собирал полный зал; каждый вырученный шиллинг шел на нужды британских вооруженных сил[1919].

Несколькими месяцами ранее, просматривая вечером фотографии разрушенных немецких городов, Гарольд Николсон вернулся мыслями к Лондону, который в 1943 году уже не пользовался вниманием люфтваффе. Хотя почти три года назад Николсон и все лондонцы боялись за свою жизнь, теперь они жаловались, лишившись привычных вещей. Николсон был доволен, что в одном из его любимых ресторанов «сохранилась старая атмосфера», но Travellers, напротив, превратился в потрепанный караван-сарай, в котором испуганные литовские официантки кое-как обслуживали отребье из худших лондонских клубов». Когда Николсон наткнулся на пьяных американских солдат, развлекавшихся в метро с «еврейскими девушками из Ист-Энда», он, вернувшись домой, написал в дневнике: «Какой ужас»[1920].

Молли Пэнтер-Доунес написала, что в то время Англия походила одновременно на «авианосец, переполненный людьми док и склад, до потолка забитый товарами с этикеткой «Европа»[1921].

Легионы солдат имели массу свободного времени, хотя оно не шло им на пользу. Прибывающие джи-ай присоединялись к солдатам из Уэльса, Шотландии, Норвегии, Польши, Дании, Индии, Чехии, Бельгии, Канады, Ньюфаундленда (до 1949 года Ньюфаундленд был независимым доминионом), Австралии и Новой Зеландии, превратив площадь Пиккадилли в английский Таймс-сквер. С доисторических времен на острове Великобритания регулярно собирались подобные разношерстные компании, о чем написал Даниель Дефо:

По ночам отряды уличных девок прохаживались по неосвещенным улицам, как и в разгар блица (Эдвард Марроу назвал их «лондонскими храбрецами»). Теперь они приставали к клиентам, шепча по-русски: «Товарищ». Темные подъезды превратились в места свиданий, из переулков доносились звуки потасовок, слышалось улюлюканье и ругань на всевозможных языках. Проститутки носили с собой небольшие фонарики, которыми они на несколько секунд освещали лицо, если какой-нибудь солдат кивком проявлял интерес. Узкие лучи плясали в глубоких тенях, создавая стробоскопический эффект. Раздавались лающие окрики уполномоченных по гражданской обороне – стариков в защитных касках – они требовали погасить фонарики. Но на них не обращали внимания. Когда из-за низкого атмосферного давления Лондон окутывала мерзкая смесь едкого дыма из труб и непроницаемого тумана, поднимавшегося с Канала, ночной город приобретал причудливые очертания. Автомобили – верхняя половина фар закрашена черной краской – ползли вдоль улиц, словно подслеповатые вьючные животные, которых направляли пассажиры или добрые самаритяне, положив одну руку на переднее крыло и протягивая вторую вперед, надеясь нащупать правильный путь. После всех мытарств, остановок и не без помощи везения, автомобили вместе со своими помощниками, как ни странно, добирались до дому. Лондон, после почти пятилетней жизни в затемнении, был погружен, по словам Джока Колвилла, «в адский мрак»[1922].

Представители высшего командования «Оверлорда» впервые встретились 21 января в Норфолк-Хаус, в неогеоргианском особняке рядом с Сент-Джеймсским парком, закрытом для гражданских лиц, отчасти для того, чтобы скрыть приезды и отъезды из особняка. Монтгомери изложил свои взгляды на запланированное начало операции «Оверлорд». Он сообщил коллегам то, что уже говорил Черчиллю: «Для первой высадки слишком узкий фронт и слишком незначительная территория». Как и для высадки – кодовое название «Нептун» – слишком мало людей, всего три дивизии, что может привести к затору на побережье и плачевным последствиям, если немцы сконцентрируют там танки и самолеты. Монти поддерживал идею создания искусственных гаваней, но подчеркивал необходимость захватить порт Шербур. Для этого требовалось расширить зону район высадки, охватив побережье полуострова Котантен, отделенного от основного района высадки эстуарием рек Дув и Вир шириной 4 фута. Монтгомери предлагал решить эту проблему, сбросив две американские парашютно-десантные дивизии в 10 милях от берега и к западу от реки Дув. Он считал, что необходимо «выиграть воздушный бой до начала операции высадки». Эйзенхауэр, который успел только бегло просмотреть планы перед отъездом из Северной Африки, в целом согласился со всеми предложениями Монти, кроме одного. Монтгомери предлагал отказаться от операции «Энвил», высадки двух дивизий на юге Франции, чтобы освободить войска и десантные суда, необходимые для усиления «Оверлорда». Эйзенхауэр понимал, что «Энвил» не может, как планировалось, предшествовать «Оверлорду», однако настаивал, что операцию необходимо осуществить вскоре после начала «Оверлорда». Он мог пойти на отмену «Энвила» только в крайнем случае. Все были согласны, что для сбора сил в нужном для «Оверлорда» объеме, для уничтожения немецких военно-воздушных сил и французских железных дорог требуется на месяц отложить начало операции. Именно об этом Черчилль с Бруком пытались договориться в Тегеране[1923].