Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

Второй день Рождества принес отличные новости с севера. Королевский флот заставил «Шарнхорст» принять бой у берегов Норвегии. (Известие тем более радостное, что побег «Шарнхорста» из Бреста в феврале 1942 года чуть не привел к низложению черчиллевского правительства.) Несколькими днями ранее, когда немецкий линейный крейсер атаковал конвой, направлявшийся в Россию, адмирал сэр Брюс Фрезер на линкоре «Герцог Йоркский» бросился в погоню. «Шарнхорст» направился в Норвегию, но в рождественский вечер крейсеры Фрезера подошли к немецкому линкору. 26 декабря окруженный, почти не имевший боеприпасов, поврежденный торпедами и артиллерией, охваченный огнем «Шарнхорст», наконец пошел ко дну, забрав с собой почти всю команду; из 1968 человек спаслись только 36 матросов. «Тирпиц», поврежденный в конце декабря британскими сверхмалыми подводными лодками, пока был на плаву. Но немецкий флот, уже проигравший подводную войну, только теперь понял то, что Черчилль понял еще в начале осени: Битва за Атлантику закончилась. Прошли времена, когда всего лишь угроза появления немецкого надводного флота приводила в ужас союзнические транспортные суда и заставляла флот метрополии держаться в территориальных водах. Теперь угроза – со стороны надводного и значительной части подводного флота – исчезла. По приказу Гитлера немцы приступили к строительству более новых, более быстроходных и тяжеловооруженных подводных лодок, но они могли быть введены в эксплуатацию не раньше середины 1945 года. А пока приближался 1944-й, стремительно наращивались силы для «Оверлорда». С появлением каждой американской дивизии Британия постепенно превращалась в самую большую военную базу в истории[1898].

По предписанию врачей Черчилль 27 декабря покинул Карфаген для двухнедельной реабилитации в Марракеше, в течение этого времени он фактически принял на себя командование Средиземноморским театром военных действий. Он намекнул относительно своих намерений в бюллетене о состоянии здоровья, опубликованном на той неделе на Даунинг-стрит, 10: «Я чувствую себя намного лучше, чем за все время после отъезда из Англии, хотя, конечно, для восстановления физических сил необходимо провести несколько недель на солнце… М и Б. (Моран и Бедфорд) крайне успешно справились с работой… Мне ни разу не пришлось отказываться от участия в руководстве, и не было ни малейшей задержки в принятии решений, которые от меня требовались. Теперь я в состоянии полностью включиться в работу… Я не собираюсь бездействовать». На самом деле, учитывая, что британские начальники штабов и военный кабинет были в Лондоне, Черчилль мог планировать собственную войну[1899].

В Марракеше, как после Касабланки, он снова остановился на вилле Тейлора, в окружении поредевшей армии членов семьи, друзей – для дружеского общения вызвали Бивербрука, – машинисток, личных секретарей и военных советников. Приехали Рэндольф с Сарой. Сын, как обычно, вел себя агрессивно, напивался, что неизбежно приводило к перепалкам между ним и Уинстоном. Де Голль вызывал особую неприязнь Рэндольфа, который советовал отцу избавиться от француза, отчасти потому, что де Голль недавно арестовал пятерых лидеров Виши за измену. Трое из них помогали союзникам во время «Торча», и за них заступались Рузвельт с Черчиллем. Анри Жиро был против арестов, но де Голль сместил его с должности сопредседателя Французского комитета национального освобождения. Фактически, де Голль теперь представлял страну. К досаде Гарольда Макмиллана, Черчилль прислушивался к сыну, который снабжал Уинстона бесчисленными слухами о де Голле, «преимущественно выдуманными». «Рэндольф создавал проблемы, – написал Макмиллан в дневнике, – не пристало мальчику беспокоить отца. Но Уинстон трогательно предан ему». Став свидетелем нескольких подобных эпизодов, Колвилл написал: «Рэндольф сеет в семье раздор». А во время очередных нападок Рэндольфа на де Голля Колвилл отметил: «Уинстона чуть не хватил апоплексический удар, а лорд Моран был сильно взволнован». Фицрой Маклин, командир Рэндольфа, заверил Колвилла, что поведение Рэндольфа изменится, как только они присоединятся к Тито в Югославии, «благодаря отсутствию виски и скудной пище». Годы спустя Ивлин Во, служивший в Югославии вместе с Рэндольфом, узнал о том, что из-за подозрения на опухоль в легком Рэндольфу, заядлому курильщику, сделали биопсию. К удивлению всех, включая Рэндольфа, биопсия дала отрицательный результат. «Типичное достижение современной науки, – прокомментировал Во, – найти единственную часть Рэндольфа, не являвшуюся злокачественной, и удалить ее»[1900].

Однако Рэндольф, пусть и в несносной манере, привлекал внимание к назревающей проблеме. Де Голль, а не Рэндольф был истинным источником проблем. Черчилль, чтобы разобраться с этим, отправил свой самолет York в Алжир за старыми друзьями, Альфредом Даффом Купером и его женой, леди Дианой Купер. Альфред был недавно назначен британским представителем во Французском комитете национального освобождения, а леди Диана по праву была выдающейся личностью и в 51 год оставалась одной из первых красавиц Англии. Ее портрет украсил обложку журнала Time за 1926 год; она была талантливой актрисой, а о ее приемах ходили разговоры по всей Англии. Диана Купер имела власть над мужчинами, включая Черчилля, чему Моран был свидетелем однажды за ужином в Марракеше. «Вот, – прошептал Моран Колвиллу, – вы можете наблюдать исторический момент, как профессиональная сирена соблазняет убеленного сединами государственного мужа». Дафф Купер, который любил Францию и французов, мог только надеяться обрести такую же власть над де Голлем. Новое задание Купера – заключить мир с де Голлем или, по крайней мере, избежать дальнейших осложнений – оказалось трудным с самого начала[1901].

Когда Рузвельт телеграфировал Эйзенхауэру с требованием запретить голлистам преследование трех арестованных видных вишистов, Макмиллан – теперь министр-резидент всего Средиземноморья – испугался полного разрыва отношений французов с англичанами и американцами. «Мне кажется, – написал Рузвельт, – что сейчас подходящее время избавиться от комплекса Жанны д’Арк и вернуться к реальности». Получив телеграмму, Макмиллан написал в дневнике: «Президент ненавидит де Голля и Французский национальный комитет… Он воспользуется любым предлогом, чтобы сместить их и вернуть Жиро». Де Голль оттянул развязку, объявив, что три лидера Виши предстанут перед судом только после восстановления французского правительства. Тем не менее Рузвельт хотел избавиться от де Голля и Черчилль склонялся к тому же[1902].

Выходки Рэндольфа и де Голля отвлекали Черчилля, который хотел полностью сконцентрироваться на Италии. Для детального планирования кампании в Анцио Черчилль вызвал в Марракеш капитана Пима, заведовавшего кабинетом картографии, со всеми его сотрудниками. В канун Нового года, по пути в Лондон, где он должен был принять командование, заехал Монтгомери. Черчилль вызвал для обсуждения операции в Анцио и Эйзенхауэра, который собирался отправиться в Штаты в двухнедельный отпуск перед тем, как приступить к обязанностям в Лондоне; Эйзенхауэр вновь выразил опасения по поводу этой операции – слишком незначительными были силы, которые планировалось бросить против столь мощного противника. В канун Нового года Черчилль попросил Монтгомери посмотреть планы кампании в Нормандии. Поначалу Монтгомери отказался, сославшись на то, что план уже утвержден Объединенным комитетом начальников штабов и не ему пересматривать их решения. Однако Черчилль настоял. Монтгомери (не большой любитель застолий), немного посидев за праздничным столом с Черчиллем и Клементиной, занялся изучением планов кампании. Из уважения к Монти остальные тоже не стали долго засиживаться. Когда подали пунш, к компании присоединились личные помощники и машинистки. После того как Черчилль произнес небольшую речь, все встали в круг, взявшись за руки, и запели Auld Lang Syne»[1903][1904].