И солнце взойдет. Она - Варвара Оськина

– Ничего! Я… – она попробовала вырваться, но Тони навалился сверху и окончательно прижал к холодному капоту.

– Знаешь, мне как-то казалось, у тебя хватит мозгов не закидываться наркотой! – процедил он, а Рене вдруг затошнило, словно кто-то дал сильно под дых. Нарко… Она же не… Она никогда… Она ни за… Что?! Сопротивление стихло, но Энтони, не заметив, продолжил: – Чего ты собиралась добиться? Я не для того тебе рассказал историю, чтобы меня тут же испытывали на адекватность. Или думала проверить кого-то ещё? Отвечай. Потому что к твоему возможному сожалению, я чётко осознаю три вещи: ты не в себе, ты не шлюха и… ты не моя.

Он резко замолчал, а в следующий миг придавивший к капоту вес резко исчез. Но Рене не спешила вставать. Она продолжила лежать, уткнувшись лбом в постепенно нагревавшийся металл, и думала-думала-думала. Наконец, когда тело начала бить зябкая дрожь, она соскользнула прямо на асфальт и уселась у грязного колеса. Полное понимание случившегося и своего поведения вышло ошеломительным. Почти таким же внезапным, как если в голову стукнет метеорит. Что ни говори, но Тони умел доносить мысль чётко и больно. Послышался вздох.

– Пойдём. – Перед лицом появилась бледная ладонь. – Тебе нужно согреться, иначе опять…

А ведь ему наверняка тоже было не жарко. Но Рене осталась сидеть на земле.

– Я ничего не принимала. Никогда. Я бы просто не стала. – Она смотрела в одну точку и хмурилась. Последовала тишина, а потом рядом на корточки опустился Ланг. Поджав губы, он поплотнее запахнул на ней полы пальто и зло хмыкнул.

– Пила?

– Да. Один коктейль… и немного мохито у Роузи. Больше ничего! Но… – Вдруг Рене подняла испуганный взгляд, когда в голове круг за кругом начали проноситься воспоминания. И то, что она в них увидела, оказалось чертовски пугающим. Попробовав что-то сказать, Рене запнулась, подавилась собственными словами, прежде чем затрясла головой. – Тони, я не знала! Мы хотели повеселиться и… Не думали, что так…

Ланг на секунду устало прикрыл глаза, а потом аккуратно взял её за локоть и потянул вверх.

– Поднимайся, дурёха, – прошептал он и запахнул на ней измятое и перепачканное в грязи пальто.

Рене до боли прикусила язык, чтобы не разреветься, – отрезвление приходило быстро. Оно обрушилось на перетруженный мозг и смяло его точно папье-маше.«Ты не в себе, ты не шлюха и… ты не моя».Да ладно, Тони! Не твоя? Рене всхлипнула от внезапного ощущения одиночества и запнулась о непонятно откуда взявшуюся ступеньку. Она не понимала, куда идёт, но послушно следовала велению крепко державшей под локоть руки. А та требовательно тянула то к длинному переходу, то на какие-то лестницы, которые, по мнению невнимательной Рене, тянулись до самого неба. В голове вертелась одинокая мысль: если она не Тони, то чья? Чья, чёрт возьми?!

Этот вопрос перекатывался из полушария в полушарие, вертелся волчком и отнимал последние силы. И перепуганная внезапными чувствами Рене совершенно не поняла какими путями вдруг очутилась на самом верху странного дома, и с чего вдруг перед глазами раскинулась водами река Святого Лаврентия. Что-то осознавать она начала только на пороге чужого дома, когда ступила в тёмный коридор и услышала щелчок выключателя. Но вместо того, чтобы сделать жизнь проще, озаривший помещение яркий свет окончательно впечатал в больную голову мысль:

– Если я не твоя, то чья тогда?

– Что? – Энтони непонимающе оглянулся. Он как раз вешал ключи на вбитый в стену крючок и повернулся нахмурившись.

– Ты носишься со мной третий месяц подряд, вытащил непонятно откуда, хотя был совсем не обязан, привёл в свой дом… А потом сказал, что я не твоя, – упрямо повторила Рене, а сама стиснула влажную полу пальто. – И если это действительно так… То чья я тогда?

– Может быть, своя собственная? – усмехнулся Ланг, но замолчал, когда увидел поджатые в панике губы.

– А если я не хочу?

– Рене…

– Что, если я не хочу быть только своей. Ты думал об этом? Что, если я уже выбрала? Что, если в твоём списке не будет двух первых причин? Как ты поступишь тогда?

– Не начинай. Не сегодня. Не сейчас.

– Почему? – Она шагнула к Энтони и вскинула голову, чтобы посмотреть в его настороженные глаза. – Я тебя не проверяла, не посмела бы. Да и между нами совсем другая история. Но мне нужно понять, почему ты сказал именно так. Зачем добавил ту фразу?

– Опять бредишь?.. – начал было он, но резко замолчал, стоило Рене подойти ещё ближе.

– Нет, просто очень расстроена.

Отчего-то Рене не сомневалась в правильности своих действий. Слишком сильно было оглушающее чувство брошенности. Рене была к этому не готова, а потому, если она не сделает этого сию минуту, то, видимо, уже никогда. Так что, заткнув куда подальше ненужный стыд, она искренне произнесла:

– Прости за всё, что я тебе сегодня наговорила. За поведение, за скандал и за твоё беспокойство. Виноват в том алкоголь или что-то ещё… я не знаю. Да и какая теперь разница? Я виновата. Но Тони! Я не думала… не хотела ничего из случившегося. Но, кажется, натворила таких жутких дел… – Рене машинально вытерла рукавом нос и вдруг тихо договорила: – Мне теперь страшно. Невыносимо от того, что я всё испортила.

Повисла тишина. А потом Ланг вздохнул и устало потёр лоб.

– Сколько драмы. Проблема ведь не в тебе, а в наркотике. Думаешь, я этого не понимаю? А, Рене? Зачем тебе прощение?

– Затем, что я так давно и безнадёжно в тебя влюблена. Представляешь? – Рене пожала плечами, а потом встала на цыпочки и быстро коснулась по-прежнему напряжённо сжатых губ. Чуть отстранившись, она сцепила дрожавшие пальцы. – А потому мне нужно знать, есть ли после всего случившегося хоть один шанс когда-нибудь остаться только твоей? Ведь свой выбор я сделала.

Тишина между ними длилась невыносимо долго, и за эту временную пропасть сердце Рене оборвалось раз пятнадцать, прежде чем испуганно дёрнулось, а потом неистово заколотилось. Оно словно молчало всё это время и вдруг забилось, когда Энтони подхватил её на руки и почти швырнул на стоявший вдоль стены узкий каменный столик. Рене ждала лишь слова – «да» или «нет». Но вместо этого лопатки упёрлись в холод огромного зеркала, пальто оказалось отброшено в сторону, а в шею уткнулся ледяной кончик длинного носа, пока пальцы всё сильнее впивались в разведённые бедра. Шумно втянув воздух, Тони на мгновение замер и вдруг глухо