И солнце взойдет. Она - Варвара Оськина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Очень своевременно, – пробормотал Ланг, когда привёл себя в порядок. – Пойдём.
Но стоило Рене выпрямиться, как низ живота тут же свело судорогой, отчего дыхание перехватило. Объяснять, в чём именно дело, не пришлось. Они оба знали, что столик – не самое удачное место, и, конечно же, оба легкомысленно это проигнорировали. Так что, резво подхватив на руки согнувшееся пополам тело, Тони перешагнул через обломки недешёвого декора и двинулся вперёд по длинному белому коридору. Такому светлому, что невольно возникли ассоциации с тем самым тоннелем, о каком обычно рассказывают после клинической смерти. Рене содрогнулась и покрепче прижалась к тёплому джемперу.
– Почему не сказала?
В смысле?! Рене моргнула, ожидая подвоха, но Энтони был драматично серьёзен.
– Видишь ли, – недоверчиво протянула она, – в тот момент я была немного занята другим. Активно вырабатывала окситоцин.
Она замолчала, посчитав тему исчерпанной, но требовательный взгляд и вздёрнутая в наигранном непонимании бровь сообщили об обратно.
– Господи, Тони. Я кончала!
Раздалось скептическое хмыканье, но больше Энтони ничего не сказал. И Рене уже было понадеялась, что на этом глупые вопросы закончатся, но тут последовало нечто вовсе нелепое.
– Полагаю, мне следует извиниться.
– У тебя это входит в привычку, – мягко улыбнулась Рене, но лицо державшего её на руках мужчины осталось невозможно серьёзным. Она закатила глаза. – Тони, за что мне тебя извинять? За то, что был самим собой, и мне это понравилось? Или за то, что я получила по заслугам, и мне – какая неожиданность! – тоже понравилось?
Он промолчал в ответ на явную провокацию, чем, видимо, давал время хорошенько обдумать свои слова. Действительно, второй раз совесть в его душе может и не проснуться, так что ловить момент надо прямо сейчас. Но Рене не собиралась. Она всё сказала и не желала ничего добавлять. Так что, когда они очутились в такой же белоснежной, словно сугробы Антарктиды, ванной, Рене повернулась к возившемуся с кранами Энтони.
– Не думаю, что хоть одно твоё действие нуждается в извинениях. Не со мной. – Она покачала головой и чётко добавила: –Non.
Ланг на мгновение замер, услышав категоричный французский выговор, а затем выпрямился и достал с верхней хромированной полки чистое полотенце. Тоже белое. Рене огляделась и нервно переступила с одной босой ступни на другую.
Стоять грязными пятками на белой плитке оказалось как-то неловко, потому Рене инстинктивно поджала на ногах пальцы, боясь испачкать чистый пол. М-да… Всё здесь так разительно отличалось от известной ей стороны Тони, что казалось, будто они у кого-то в гостях. Честно, Рене словно очутилась в объявлении о продаже жилья. Идеально сложенные полотенца, ровные коврики, белоснежный кафель, даже краны блестели, как новые. И всё это так противоречило клубам пыли, объедкам и мусору, что невольно становилось не по себе.
Тем временем Энтони закатал рукава, зачем-то попробовал набиравшуюся в небольшую ванную воду и достал из соседнего шкафчика нераспечатанный бутылёк с содержимым ядерно-жёлтого цвета. И судя по тому, с каким сомнением Ланг уставился на чуть потускневшую этикетку, было впору удивиться, откуда он вообще знал, что это есть в его доме. Вряд ли хмурый хирург в свободное от дежурств время баловал себя душистой пеной да ароматным маслом.
Рене снова замялась, прежде чем потёрла одну озябшую ступню о другую. В этой квартире явно было подключено центральное отопление, но по полу гуляли зябкие сквозняки, и кожу давно покрыло мурашками. Поёжившись, она покрепче обняла себя за плечи, когда Энтони вдруг обернулся. Их взгляды на мгновение встретились, а потом…
Есть нечто невероятно деликатное в том, как мужчина ценит желание женщины оставить себе немного личного. Он может с ней спать, может качать совместных детей, но всегда есть момент, когда следует сделать шаг назад и закрыть глаза. Потому что видеть её обнажённой, когда она готова, – это одно. Но дать немного пространства там, где ей хотелось бы скрыть свои несовершенства, пускай те и были только в лёгкой неловкости движений, – совершенно иное. Увы, такое случалось нечасто. И тем удивительнее, что при всей своей наглости, бескомпромиссности и явном наплевательстве на любого, кроме себя, Энтони прекрасно знал, когда стоило отвернуться. Проявить уважение к смущённо стоявшей перед ним девушке. Было ли это осколком данного воспитания или тем, что он понял сам, Рене не знала, однако едва слышно облегчённо выдохнула, стоило широкой спине замаячить перед глазами.
Она проворно стянула джинсы вместе с нижним бельём, а потом на мгновение растерялась, прежде чем лёгким пинком ноги к ней пододвинули корзину для грязного белья. Тони так и не обернулся. Только когда последовал всплеск, он выждал ещё немного и уселся на широкий бортик ванной.
Рене машинально водила руками под водой, собирая вокруг себя хлопья пены, а та едва прикрывала грудь. Бог знает откуда взялось это стеснение. Возможно, это следствие неклассического этапа в их отношениях, а может, обычная глупость. Однако разыгрывать перед взрослым мужчиной умудрённую опытом жрицу любви показалось дурацкой идеей.
– У тебя странный дом, – сказала Рене, когда молчание стало совсем невыносимым.
– Да, – неожиданно встрепенулся Тони, который, похоже, потерялся в собственных мыслях. Он устало потёр лицо ладонями и договорил: – Квартиры здесь состоят из готовых блоков. Они расположены под разными углами, что позволило создать интересную композицию. Так что я просто купил несколько расположенных рядом и соединил.
Тони замолчал и потянулся к лежавшей на подставке мочалке, а Рене, которая прослушала, безусловно, интересную речь об особенностях местной архитектуры, вдруг поняла – он задолбался. Устал настолько, что, кажется, готов был уснуть прямо на коврике в ванной, привалившись спиной к холодному бортику. И стало так стыдно: за идиотские танцы, за полуночную гонку по городу в компании пьяных девиц, за наверняка испытанные страх, злость и разочарование, за собственную истерику, за дебош и за крики. Боже! Их
