Звуки родного двора - Маргарита Минасовна Закарьян

– Ну, что ж, Анна Николаевна! Вас, как хорошего учителя, профессионального историка, школа представила к награде и присвоению звания «Учитель года».

У Ани от радости подкосились ноги. Для нее, еще совсем молодого специалиста, это был не просто большой успех, но и открытая дорога к карьерному росту. Всю ночь Аня не могла заснуть от переполнявших ее чувств. Каково же было ее удивление, когда на следующий день Игорь Максимович, извинившись, сообщил, что Анину кандидатуру решили заменить… Любовью Николаевной Лобачевской, так как та – член партии с пятнадцатилетним стажем, а для историка это очень важно. У Ани поплыло перед глазами. Кто решил и почему? Игорь Максимович не объяснил, да и Ане это было неинтересно. От несправедливости всю окатило холодным потом. Обида была жуткая, но и что-либо изменить было не в ее силах. Уйти из школы можно. А что потом? Она понимала: выбор дорог и возможностей слишком мал. Оставалось одно – ждать. Поездки домой, из района в город, как и прежде, в студенческие годы, доставляли удовольствие, только теперь они были намного короче. Каждый раз, приезжая домой, Аня испытывала полное счастье. По утрам выходила во двор, закрывала глаза, запрокидывала голову и ловила лучики оранжевого солнца. Они текли в волосы, разливались по щекам, векам, теплые, нежные, от их прикосновения хотелось жить. В такие минуты не хотелось пускать в душу ни звонки между уроками, ни шумные классные часы, ни лица прикипевших детей. Исключением были лишь Верный и Динка.

Верный заметно вырос. От маленького черного комочка, как и намека на породу, не осталось и следа. Обычная дворняжка, обласканная хозяевами, заняла достойное место в углу двора. Выбор дочери Майя Федоровна и Николай Георгиевич уважали. Верный это чувствовал, но добрым отношением к себе не злоупотреблял. Блаженствуя после вкусной трапезы под кустом смородины, он внимательно наблюдал за любимицей и был готов в любую минуту выполнить ее приказ.

Динка по-прежнему занимала особое место в жизни Ани. Она хотела разбиться в лепешку ради счастья подруги, и это было взаимно, но золотая рыбка так и не подплыла к берегам подруг.

– Мы роковые, – шутила Аня.

– Какое время, такие и судьбы, – пыталась оправдаться Динка.

– Глупости! Человек судьбу лепит сам, собирает по крупицам, – утверждала подруга.

Вот и сегодня, как бывало в выходные дни, Аня вышла во двор полюбоваться ранним весенним утром. Она стояла посередине родного сада, среди веток цветущей айвы. Ей казалось, пройдет еще немного времени – и приоткроется неизвестное, она увидит и поймет, на чем замешана жизнь. Узнает истину, которая в тихий, утренний час, изнеженная бархатным солнцем и весенним пением птиц, окажется рядом и подскажет, наконец, путь, по которому нужно идти дальше.

– Анечка! Аня! – взволнованный голос отца вернул к действительности.

– Что-то случилось?

– Случилось, дочка! Забрали Владимира Павловича, соседа. Дом опечатали, понятые дают показания, – сухо ответил отец.

– За что?

– Имел прямое отношение к теневой экономике. В гараже нашли машинки по пошиву верхней одежды, – объяснил Николай Георгиевич.

– Как же так? Он создавал одежду, которая радовала, за которой гонялись модницы, – неуверенно пролепетала Аня.

Она вспомнила девочек: Зину, Лену, Наташу, одетых в спортивные костюмы, созданные талантом и умением Владимира Павловича.

– Тише, дочка! Тише! Не нам судить, – оборвал отец Аню.

Верный, тонко чувствуя настроение хозяйки, выполз из-под смородины и улегся у Аниных ног, преданно заглядывая в глаза. Сад наполнился багровым солнцем. Еще один обещающий быть чудным апрельский день 1981 года набирал силу и убегал во Вселенную.

Улетали секунды, минуты. Они парили в небе, а истина, так и не сняв с себя маски, не раскрыв своего лица, по-прежнему оставалась тайной. Спасла работа.

«Школьные годы чудесные» преподносили новые сюрпризы. Бывало, что Ане, преподавателю истории, приходилось вести географию, труды, литературу. Как-то раз в середине учебного года заболела биолог. Замену не нашли. В ведомостях напротив графы «Биология» учащимся грозил прочерк. Выйти из щекотливой ситуации помогла Аня. Она изучила предмет до совершенства, позже призналась, что знания по биологии превзошли ее основной предмет. Однажды на одном из уроков Аня объясняла, как происходит опыление растений. Ее любимец Ванечка Глушко, говоривший на украинском диалекте, весь урок вертел головой в сторону Феклы Истоминой – соседки по парте, что-то шептал ей, отвлекая внимание класса и учителя.

– Ты до каких пор будешь дергать Феклу? – строго спросила Аня неусидчивого Ивана.

– А шо вона казала на мэнэ «пестик». Вот и я казал, шо вона тычинка, – возразил не успевший опылиться «пестик».

Аня, еле сдерживая смех, попросила обоих удалиться. В тот день она долго гуляла по берегу сельского пруда и смотрела на одиноко стоящий клен, разместивший свои красивые пышные ветки на небольшой возвышенности.

Она вспомнила последний курс, латынь, Изабель Марковну и предназначенный Прутикову вопрос: «Пер аспера ад астра?» и вдруг поймала себя на том, что улыбается. Она улыбалась канувшим в Лету милым студенческим годам; она улыбалась дням, которые возвращались в снах и долго будоражили душу, не давая покоя ноющему, скучающему по беспечной юности сердцу. За долгие годы преподавательской деятельности, достигнув большого профессионального уровня, закрепив за собой статус отличника народного образования, Аня внешне походила на серьезного историка, но в душе по-прежнему оставалась простой девчонкой Анечкой Видовой. Замуж она так и не вышла. Похожего на Прутикова не нашла: второго такого в природе не существовало. Она знала лишь то, что у него двое детей и последние пять лет не живет с Викой. Ушел из школы и занялся бизнесом, еще именуемым по тем временам спекуляцией. Где проживал Ромка и чем конкретно занимался, Ане не было известно. Судьба уготовила ей иную встречу с человеком, который еще волновал, будоражил память, не пощадив Анины чувства и в этот раз.

Зябким октябрьским вечером после окончания уроков второй смены сельская вахта доставила ее на городской вокзал. Аня вышла из автобуса и направилась домой по маршруту, которому изменяла в редких случаях. На обнаженных улицах стояла зловещая тишина. Тусклые фонари едва справлялись с черной, как чернила, ночью. К мокрому асфальту прилипали упавшие листья. Город слушал осень. Обычное блаженство, посещавшее Аню в минуты, когда она уходила от бренных школьных дел, возвращаясь в город, домой, растворилось в смутной тревоге, неизбежности чего-то страшного. Предчувствие ее не обмануло. Неожиданная автоматная очередь раздалась где-то совсем рядом. Выстрелы разбудили страх, но не остановили Аню. Она побежала навстречу шуму, крикам о помощи, туда, куда бежали люди. Ватные ноги не слушались, просто механически перемещались, оставляя после себя брызги