Звуки родного двора - Маргарита Минасовна Закарьян

– А это что? – спросил у нее неказистый мужчина с заметной лысиной на большой как тыква голове.

– Хрен! – торжественно пояснила та.

– Для этого существует продуктовый рынок, – возмутился мужчина.

– Твое какое дело? Берешь? Бери или дуй отсюда… Цветные платки, матрешки… – продолжала выкрикивать женщина.

Через несколько минут оскорбленный мужчина привел директора рынка, в котором торгующая братия признала бывшего горкомовского работника. После пятиминутной разборки хрен с прилавка горластой женщины исчез. Мужчина со светившейся, как воск, головой времени зря не терял. Сосредоточив внимание на Витькиной палатке, он с интересом стал изучать товар. Его привлекла красивая коробочка. В ней оказались женские прокладки, которые он тщательно рассматривал, явно сомневаясь в их качестве.

– Почем ваши трусики? – спросила темноволосая женщина с кавказским акцентом.

– Здесь все написано. Разуй глаза, – оборвал ее Витька.

– Вай-вай-вай! – запричитала та, рассмотрев цену.

– Это же не Турция и не Китай, а Москва, – пояснил Витька. – Русское качество гарантирует вечность… Ведь умрем, а трусы останутся. Одни ликалы чего стоят… Сама Мадонна такие носит… – не унимался он, не понимая, кого убеждает: себя или не разбирающуюся в моде клиентку.

Женщина растерялась и затерялась в толпе, поняв, что не устоит перед слишком откровенным товаром, а строгий муж не оценит покупку.

– Сколько стоит? – услышал Витька неприятный голос лысого мужчины. Разобравшись с прокладками, он перенес свое внимание на фигуру, напоминающую человеческое туловище.

– Это не кукла резиновая, а манекен, – зло ответил хозяин.

– Вижу, что не резиновая. Тебе какая разница? Бабки я плачу.

– Вас что интересует, прокладки или…

– И то, и другое, – не дал договорить мужчина.

– Витя, Вить, представляешь, – вмешалась Динка, торговавшая по соседству смешанным товаром.

Она стала сбивчиво рассказывать о своих неприятностях:

– Товар вообще не идет, кое-что продала… ниже себестоимости. Один попросил примерить плавки и бесследно исчез.

– Эй, хозяин! Бабу забираю.

– Какую? – испуганно спросила Динка стоящего перед ней лысого мужика.

– Не вас, а ее, – мужик показал на манекен.

– Не продается, – зло ответил Витька, после чего назойливый клиент исчез.

– Сама виновата. Цену нужно держать, хоть умри… Это, во-первых, а во-вторых, гм…и где ж это видано, чтоб плавки мерили? – невозмутимым голосом давал Витька ценные указания начинающей бизнесменке Динке Азариной.

– Все равно хочу! – раздался знакомый голос.

Перед Витькой и Динкой вновь предстал мужчина с лоснящейся лысиной.

– Ну что ж, кудрявый, двести баксов, и она твоя, – неожиданно предложил Витька.

– Сколько-сколько?

– Двести баксов.

– Да я за сто всю Россию… Совесть у тебя есть, челночник хренов?..

– У тебя хочу занять! – не полез за словом в карман Витек, после чего мужичок исчез навсегда.

– Что можете предложить? – Динка услышала знакомый голос и расплылась в улыбке.

Перед ней стояла Аня. Ей поручили купить подарок коллеге по работе, уходящей на пенсию. Динка об этом знала, но так как поблизости ничего подходящего не было, она попросила Витьку присмотреть за товаром, а сама отправилась с подругой в поисках подарка.

– Какая прелесть! Сколько? – спросила Аня и раскрыла изящную шкатулку.

Под мелодию Бетховена «К Элизе» в ней танцевала хрупкая балерина.

– Сколько дадите, – услышала она и от удивления перевела взгляд с сувенира на продавца.

Хозяйку шкатулки звали Людмила Степановна Одинцова. Она когда-то была первой учительницей Анечки Видовой и Динки Азариной. Интеллигентная женщина с величественной осанкой, хорошо поставленной речью и приятными манерами никак не вписывалась в палаточный балаган. Испытывая неловкость от положения, в которое загнала ее жизнь, она чувствовала свою неполноценность; в кротком, застенчивом облике женщины угадывались униженность и оскорбленность. Рядом с ней торговала Любовь Николаевна Лобачевская. В отличие от своей коллеги, она была вне каких-либо комплексов и уверенно, без смущения предлагала прохожим товар, рекламируя его дикторским голосом.

– Что вы, что вы, Людмила Степановна, – пробормотала Аня, приходя в себя от увиденного.

– Мы заплатим столько, сколько полагается, – решительно объявила Динка и открыла кошелек.

Превозмогая растерянность и стыд, девочки рассчитались и скрылись в толпе. Аня долго не могла прийти в себя. Ценности, идеалы, на которых она жила, воспитывалась, оказались зыбкими. Да, собственно говоря, их уже и не было: они разрушились временем, жизнью.

– Это неправильно. Так не должно быть, – нарушила молчание Аня. – Учитель, воспитавший в своих учениках, в целых поколениях, особое отношение к жизни, работе, учебе, теперь вынужден торговать, чтобы выжить.

– Ань, смотри проще на вещи, – подбадривала ее Динка.

– А жить как? Ведь как-то нужно жить, – не унималась Аня.

– Какой классный! Китай? Польша? Турция? Синий тридцать восьмого размера есть? – Динка сыпала вопросами и рассматривала спортивный костюм.

– Найдем, – ответил мужчина и стал рыться в коробках.

– Дядя Володя намного красивее и качественнее шил, – с обидой в голосе заявила Аня, вспомнив своего соседа Владимира Павловича Кныша, – его костюмы улетали бы сейчас, и за границу ездить не надо… До чего же все завертелось, перемешалось, перепуталось…

– И где нынче дядя Володя? – проявила интерес Динка.

– Не знаю. Тетя Тая молчит, а мы не спрашиваем. Как-то раз проговорилась, что после освобождения сюда не вернется. Думаю, он у сына, в Москве.

– Опустись на землю, родная, – Динка приоткрыла тайну Сереги Кныша, – сын ваших соседей уж третий месяц как здесь ошивается. Сколотил бригаду из спортсменов, ходят по палаткам, вышибают деньги.

Аня от неожиданности раскрыла рот.

– Как третий месяц? Он ведь сосед, я его лет пять не видела.

– С его бабками, дорогая, можно и номер хороший забить. Что, мало гостиниц? – Динка раскрывала подруге глаза, используя при этом слова, которые раньше Ане не были известны, а нынче легко входили в обиход вместе с новыми законами рынка.

– Как забить?

– Это значит – снять. Снять номер, – пояснила Динка.

– А деньги как он зарабатывает?

– Отнимает, – совершенно спокойно ответила Динка, – вернее, мы платим, а он «делает крышу».

– Как отнимает, это что же получается – ворует? Так зачем же вы отдаете?

– Ой, Анька, какая ты у меня темная…

Динка продолжала обучать подругу всем тонкостям нелегкого хлеба начинающих бизнесменов, вынужденных отдавать часть доходов рэкетирам. Но Аня забросала ее вопросами, на которые так и не нашлось ответов…

Парадокс! Среди сотен людей и множества красивых вещей она вдруг почувствовала себя совершенно одинокой и никому не нужной. Миропонимание, мироощущение рушились на глазах. Она, желавшая перемен, теперь их ненавидела. От свободы, которой всегда не хватало, теперь она задыхалась. Давно Аня не испытывала такого тягостного душевного дискомфорта, давно ей не было так плохо.

Распрощавшись с Динкой, она уехала домой. Во дворе встретил сильно постаревший Верный. Годы его не пощадили: шерсть облезла, передвигался кое-как, лаял в редких случаях. Собака почти не