Звуки родного двора - Маргарита Минасовна Закарьян

– Все будет хорошо! – успокаивала она себя, – ведь не зря древние говорили: тот, кто выращивает цветы, бывает счастлив всю жизнь!

Майя Федоровна гремела посудой на кухне. Чувствовала она себя сносно. Это было видно по тому, как она перемещалась из дома во дворик и обратно. Домашнюю работу Майя Федоровна выполняла ответственно и с любовью. Она не относилась к типу женщин, которые могли не замечать мелкие будничные радости в ожидании большого счастья. Каждый день она принимала как подарок свыше, ценила отпущенное ей время и бесконечно радовалась ему.

– Тебе когда на занятия? – спросила Майя Федоровна дочку.

– Уеду сегодня, последним рейсом, – ответила Аня. – Тебе уже лучше? – озабоченно спросила она, откусывая яблоко.

– Намного, но обследование необходимо, – мягким голосом произнесла Майя Федоровна.

Неожиданно резко хлопнула входная дверь.

– Кофе пьем сегодня? – со звонкого голоса тети Таи начался утренний переполох.

Звякнули чашки, запели краны, полилась вода, загудела кофемолка, разнося жареный аромат молотого кофе по всему дому. Проснулся Николай Георгиевич и нехотя прошлепал мимо женщин. Он двигался навстречу сигналам подоспевшей мусорки. Чуть было не проспал святую обязанность – вынос накопившегося за неделю хлама.

– Это тебе, – торжественно произнесла тетя Тая и вытащила из полиэтиленового кулька небольшой горшочек с Анютиными глазками.

Неравнодушная к цветам Аня заверещала от восторга.

– Цветы – цветами, учеба – учебой, а задуматься о личной жизни пора бы, – продолжила тетя Тая.

– Это Вы о чем?

– Жениха бы тебе хорошего! – не унималась соседка.

– Я девушка романтического склада. Приемлю только любовь платоническую, – игриво отшутилась Аня.

– Платоническую любовь, деточка, писатели придумали для импотентов, чтобы им обидно не было! – высказала тетя Тая свою точку зрения по поводу возвышенных чувств.

– Ох и мужик у тебя, Тайка, даже мусор выносит при костюме и галстуке, – съязвил подоспевший к столу Николай Георгиевич.

– Не так все просто, дружочек. Я его слепила из того, что было… – улыбаясь, похвасталась секретом респектабельного вида супруга тетя Тая.

– Вовка, шофер мусорки, в нем артиста известного признал. Говорит: «Вы не Баталов случайно? Уж очень на того, из «Журавлей», смахиваете, – продолжал делиться Николай Георгиевич утренними квартальными новостями.

– И что? – поинтересовалась Майя Федоровна.

– Спасибо, говорит, товарищ, за высокую оценку, но я из другого кино, комедийного, потому как над нашей жизнью только смеяться можно.

Аня притихла и медленно отпивала маленькими глотками горячий кофе. Смелое высказывание Владимира Павловича Кныша было ей близко и созвучно.

– Тая, я уехал, – во дворе раздался бас соседа, – дверь не заперта.

Аня разглядела в окно импозантного мужчину.

– Уж на артиста он точно не похож. Вовке-мусорщику явно с перепоя померещилось, – отметила она.

После чашки кофе Аня почувствовала прилив сил, настроение приняло мажорные оттенки, о ночном сновидении она старалась не думать. Захватив подаренный горшочек с Анютиными глазками, удалилась в свою комнату. Верный, переваливаясь с бока на бок, пополз за ней. Ей достаточно было тридцати минут, чтобы собрать сумку с вещами в обратный путь. Она прикрыла форточку, но сквозняк оказался сильнее. Он ворвался в комнату и растрепал красиво уложенное каре. Аня подошла к зеркалу и ловкими движениями рук навела порядок на голове. Она смотрела на свое отражение и сознавала, что когда-то сон перестанет быть сном, он станет реальностью, а картинка ее мира обрушится, как старая мозаика.

– Хватит ли сил выстоять? – спросила она себя, но отражение молчало. Аня не знала ответа.

Ключа на вахте не оказалось. Девчонки съезжались, как правило, в понедельник и прямо с вокзала на первую пару. В этот раз было все наоборот. Все трое вернулись в воскресный вечер, и каждый был занят своим делом. Лена читала, Зина чистила картошку, Наташа, прикрывшись толстым учебником «Политэкономия социализма», мирно спала. Первое, что бросилось в глаза Ани, – девчонки были в одинаковых спортивных костюмах из неплохого трикотажа голубого цвета. Учитывая специфику отечественного товара в эпоху советского «изобилия», выглядели они достаточно женственно. Костюмы были сшиты качественно и ничем не отличались от импортных.

– Мы и тебе прикупили. Два часа в очереди простояли, – призналась Лена и протянула Ане такой же комплект. По этикетке Аня определила, что костюмы сшиты в Анапе, а непосредственный производитель Владимир Павлович Кныш. Она подошла к зеркалу, прикрепленному на большой ржавый гвоздь, и примерила обновку.

– Как будто мерки с тебя сняли – так классно сшит, – восхищенно проговорила Лена.

Ее радость можно было понять: красивые вещи приобретались только в «Березках» на валюту, а простым смертным путь туда был заказан. Молодежь страдала из-за дефицита модной одежды, но искренне ощущала себя выше денег и прочих буржуазных ценностей разного толка.

– Если б я знала, что костюмы шьются по соседству, одела бы всю общагу, – ошарашила Аня девчонок. – И незачем было изводить время на очередь.

– По какому еще соседству? – удивленно спросила Лена.

Аня во всех подробностях рассказала о предприимчивых соседях и, пользуясь случаем, в красках описала Сережку Кныша.

Девчонки с завистью слушали о «волшебнике»-соседе и его столичном сыне-красавце.

– Так чего еще нужно? Сдался тебе этот Прутиков? – неожиданно спросила Зина.

Лену больше интересовала меркантильная сторона.

– Ань, так, может, ты мне привезешь три комплекта? – жалобно попросила она, – я бы сестричкам купила, да и себе про запас. Больше двух костюмов ведь на руки не давали. Нужно было заново очередь занимать.

– Курсовую дописывай, мещанка, – фыркнула Зина, демонстрируя, что тряпки и деньги далеко не основные ценности жизни. Впитавшая в себя привычки, вкус, менталитет 70-х, Зина искренне считала, что жить богато, одеваться в дорогие вещи – признак дурного тона. Лена же была ее антиподом, хотя, как и многие, наивно полагала, что «светлое будущее» не за горами и совсем скоро наконец-то наступит «рай», если не везде, то в магазинах точно.

– Девчонки! Не ссорьтесь! – приказала Аня, – лучше про песика спросите.

– Кстати, как Тузик? – неожиданно проснулась Наташа.

Прикрывавший ее лицо фолиант с азами социалистической экономики с грохотом упал на пол, так и не обеспечив здоровым сном ученицу.

– Какой еще Тузик? Обижаешь, подруга, – возмутилась Аня, – Верный! Потому как собака – друг человека… в отличие от некоторых, – немного подумав, добавила Аня.

– А может быть по кофеечку? – предложила Зина.

– Еще чего? Кто на ночь пьет кофе? Все вы обвиняете меня в храпе только когда напьетесь кофе, – с обидой возразила Лена. – Тебе бы, Зинуля, кипяченого молока с маслицем на ночь, не нравится мне твой кашель.

– Ну, дорогуша, извини. Лучше кашлять не могу, – раздраженно заявила Зина.

– Предлагаю нейтральный напиток –