Звуки родного двора - Маргарита Минасовна Закарьян

догадывалась о тайне, которая его окружала. Она знала, что отец способен довести свою жизнь до полного отчаяния, чтобы потом подняться до новых, еще больших высот. Такой высотой она считала маму, Майю Федоровну.

– Анюта, к тебе пришли, – сообщил Николай Георгиевич дочери.

В дверях появилась смущенная Динка Азарина – детсадовская и школьная подруга. Трудно представить себе двух более непохожих созданий, сотворенных природой.

Аня – рослая, поджарая красавица с умными глазами, копной русых волос и матовым цветом лица приковывала к себе внимание практически всех мужчин, за исключением ничего не смыслящего в женской красоте Прутикова. Динка, напротив, ниже среднего роста, с короткими ногами и торсом, в два раза тяжелее Ани плюс никаких намеков на интеллект.

– Привет имениннице, – с искоркой в глазах приветствовала Аня подругу.

Девочки ушли в другую комнату. Аня решила не медлить с подарком и натянула на жиденькие волосики Динки летнюю соломенную шляпу.

– Дарить преждевременно – плохая примета.

– Только не для нас с тобой, – Аня чмокнула подругу в щеку.

Единственным светлым пятном за последние полгода для Динки стала шляпка. Теперь у нее есть шанс щеголять по летней набережной не в качестве безликой гражданки с авоськой, а в более романтичном образе. И, как знать… вдруг, если, конечно, повезет, какой-нибудь заморский гость заметит Динку: на местных она уже давно поставила крест.

Статистика «десять девчат на девять ребят» давно устарела. Танцы в Доме культуры цинично демонстрировали другие данные: где-то пятнадцать на девять. Разрыв принимал такие катастрофические масштабы, что Динкина надежда на семейное счастье все больше и больше перерождалась в иллюзию. Тем не менее, одноглазая Симка Богомаз из 10 «Г» умудрилась разделить любовь Витьки Голубева между собой и еще двумя бабами одновременно. Симка, правда, была третьей. Как это ей удалось, для многих оставалось загадкой. Ничего не смыслящей в любви Динке она объяснила, что глаза в этом деле вообще ни при чем. Так что вероятность успеха у Азариной возрастала, тем более в такой шляпке.

Динка после школы закончила курсы медсестер и разрывалась между работой в санатории и ночными дежурствами в больнице. Жила она с мамой; отец умер, когда ей исполнилось три года. Работать приходилось много: мама постоянно болела. На развлечения не хватало ни времени, ни денег. Единственной отдушиной в ее жизни была Анечка Видова, которая понимала, как трудно Динке, как скучно работать в серой, угрюмой «совковой» больнице и лечить уставших от жизни людей. Занимать деньги до зарплаты и презирать себя за нищету. Пить разбавленный спирт на ночных дежурствах, превращаться в полное ничтожество и при этом носить маску вполне благополучного человека. Но Динка на судьбу не жаловалась, и Аня за это ее уважала.

Она догадывалась, что скоро и у нее начнется далеко не лучшая жизнь. После защиты диплома – распределение в сельскую школу. Хорошо, если по краю, а если зашлют куда подальше? Но думать об этом не хотелось.

– Сейчас такие шляпки не носят, – услышали девчонки голос тети Таи. Она стояла у зеркала и примеряла Анин подарок.

Тетя Тая придавала своему шикарному гардеробу особое значение. Она считала, что носить каждый день то, что раньше себе могли позволить только царские да боярские особы – это приятно и модно. Причем, она не только так считала, но и могла позволить себе это.

– Нынче в моде береты, – примеряя шляпку, констатировала тетя Тая. – Этот головной убор поможет выпутаться из лабиринта моды и подскажет вам, милочки, дорогу в загс.

Тетя Тая кокетливо посмотрела на часы и, ссылаясь на позднее время, вышла. Дома ее ждал муж, Владимир Павлович Кныш, человек, относящийся к уникальному для своего времени клану людей – цеховикам. Уникальность проявлялась и в манере одеваться. Ходил он всегда в строгих костюмах. Даже дома, в одиночестве, Владимир Павлович мог сидеть в галстуке, считая, что это очень дисциплинирует. Его втайне ненавидели, потому что завидовали, но при встрече низко кланялись. Он был из тех, кто во времена тотального дефицита красивой жизни имел практически все: шикарный дом, импортную машину, одежду из тарксина, боны и многое другое, что выделяло его из основного пласта жителей провинции. Тетя Тая своим благополучием особо не кичилась, но дистанцию с простым народом держала. Видовы были исключением. К этой семье у нее было особое, трепетное отношение. Она с уважением относилась к чете, но главная причина особого, повышенного внимания богатой тети Таи к скромным и ничем не приметным Видовым заключалась в их дочери Ане. Втайне тетя Тая мечтала женить своего единственного сына на соседской дочери. И чем не пара! Аня – сама скромность, росла на глазах. Оба без пяти минут с высшим образованием. Сережа Кныш учился в Москве, в институте физкультуры. Парнишка с курносым носом и веснушками, прозванный на улице и в школе Ушастиком за большие уши, был неплохим гимнастом, что и послужило основной причиной при выборе профессии. Уж второй год, как избалованный столичной жизнью паренек не приезжал домой во время студенческих каникул, ссылаясь на всякие турниры и сборы. Все прошлое лето тетя Тая хвасталась фотками, на которых красовался юноша с ярко выраженной печатью современности. Привлекательный парень почти совсем не походил на провинциального Серегу, которого знали и помнили Видовы. Столица отшлифовала его внешне и внутренне. Это было заметно по глазам. Непонятно было: выиграл ли Серега от таких метаморфоз или потерял.

– Главное, чтоб знал, зачем живет на свете, – голосом, не терпящим возражений, заявил тогда Николай Георгиевич соседке.

Тетя Тая очень болезненно реагировала на нечуткое отношение сына к семейному очагу и сокрушалась по поводу его подружек:

– Ох, уж эти москвички столичные… Нам бы местную, свою… – всякий раз отчаянно делилась она сокровенным, когда речь заходила о женитьбе сына.

Грезившая Анной «свекровь» и не подозревала, что все мечты девушки сводились к единственному существу на свете – Прутикову!

Анечка Видова и Дина Азарина шли к Дому культуры. 24 марта 1976 года (как было указано на афише) должны были состояться танцы. Это было единственное место, куда могла податься молодежь в свободное от работы время. Один раз в неделю, вырвавшись из гибельного круга пустоты, почти вся молодежь стекалась сюда, чтобы дать волю своим чувствам, выразить их хотя бы в танце, потому как других развлечений в зимнее время просто не существовало.

И каждый раз, когда Аня подходила ко дворцу, у нее перехватывало дыхание от избытка романтических ощущений. В предвкушении встречи с Ромкой в полуосвещенном зале с тихо льющейся музыкой, у нее учащался пульс: проблескивала надежда