Звуки родного двора - Маргарита Минасовна Закарьян

Аня, мечтая о лете, шагала по пустым улицам. Верный впал в глубокий сон, дорога изрядно разморила его, а чистый южный воздух подействовал, как снотворное.

Центральная, Крымская, улица, по которой она шла, в отличие от других, была освещена, и это придавало ей образ улицы городской. На пересекающей ее Гребенской расположился Дворец культуры. Рядом огромный стенд с объявлением: «Танцы, танцы, танцы! Начало в 20.00 24 марта 1976 года».

– А год-то зачем? – подумала Аня. – Да, от комсомольской педантичности никуда не деться. Ну что ж, если Динка не дежурит в ночь, то затанцуем…

Дом Видовых находился в курортной зоне, что означало недалеко от моря. Место расположения дома в курортном городе всегда имеет большое значение. Чем ближе дом к морю, тем ценнее. В летний сезон проще сдать жилье, легче уговорить, найти, заманить курортников. От совокупности простых будничных слагаемых зависит материальное положение многих, практически всех жителей города.

Около раскрытых настежь ворот дома Аню встретила «Скорая помощь». Первое, что бросилось в глаза: бледный отец, бесцельно передвигающийся по двору.

– Что-то случилось? – спросила она отца.

– Сердце прихватило.

– Так почему же ты здесь, во дворе, на ногах?

– Не у меня, у матери.

Аня вбежала в дом.

– Мы сделали все, что надо. Пусть поспит, – спокойно объяснила врач и добавила: – Необходимо тщательное обследование: кровь на билирубин, правый бок чувствителен, явно печень дает сбои; а главное – сердцу нужна ласка.

От такого диагноза Аня вошла в транс. Выйти помог Верный. Он скулил и требовал к себе внимания.

Аня положила щенка на кровать больной, но никаких проявлений эмоций не последовало. Майя Федоровна, женщина пятидесяти восьми лет, под воздействием лекарств лежала с закрытыми глазами. Нервное подергивание тела, собранные в одну общую дугу брови, сжатые в кулаки пальцы рук, характеризовали сон поверхностным и неглубоким. Верный стал карабкаться по простыне и улегся на самом больном месте – печени Майи Федоровны. Больная заметно расслабилась. Затем комочек переместился в зону сердца и заснул. Страдальческое лицо больной разгладилось, приняло выражение умиления и покоя.

– Вот она, ласка сердца, – осенило Аню, – наконец-то, секрет лечения найден!

Аня много видела разных собак у друзей и знакомых, но большинство «дворянской породы». Их звали соответственно Принцами, Лордами, Майками…

Встречались, безусловно, и Шарики, Тузики, Дружки, но такого, как черненький комочек, она встретила впервые. Не дворняга, но и породы особой не разглядеть. Какая-то гремучая помесь.

– Явно знаковый щенок, посланный свыше, – проговорила Аня.

Она где-то вычитала, что собаки со временем становятся похожими на своих хозяев.

– Уж с чем-чем, а с внешностью ему повезет: я, как ни крути-верти, девица не худшего сорта, – улыбнулась Аня. – По крайней мере, имя дала ему правильное, нужное, оно соответствует моему внутреннему состоянию.

Она на секунду подняла комочек и прочитала в его глазах такую преданность, что сомнение по поводу имени отпало навсегда.

Николай Георгиевич, отец Ани, подошел к постели жены. Майя Федоровна не спала. Верный спустился к руке больной и приятно щекотал кончики пальцев. Кроткая и тихая улыбка на ее лице означала, что никаких сомнений, никаких вопросов и возражений не последует, что ползающее по телу существо уже полноправный член семьи.

– Как ты? – в один голос спросили Николай Георгиевич и Аня.

– Все обошлось, слава Богу. Надо же: третий приступ за месяц, – ответила Майя Федоровна, – а ты, Анютка, обещалась на следующей неделе приехать. Что-то случилось? – озабоченно спросила она дочь.

– Соскучилась, – соврала Аня, скрывая главную причину приезда.

– Как диплом? – преодолевая слабость, поинтересовалась Майя Федоровна.

– Пишется, продвигается потихонечку. К защите буду во всеоружии.

– Ты уж, доченька, не шибко перетруждайся, береги здоровье, – посоветовала мама и ласково посмотрела на Аню.

– Живи, дочка, так, будто этот день последний, ведь однажды это окажется правдой, – закончил отец. Его советы, пусть не всегда деликатные, но простые и банальные, Аня ценила потому, что в них присутствовала доля мудрости. Николай Георгиевич производил впечатление грубого железного дровосека, не отличавшегося излишней чувствительностью.

Майя Федоровна, напротив, женщина мягкая, слезливая, была серьезным дополнением супруга. Формула дома, выстроенная и выстраданная ею за четверть века супружеской жизни, сводилась к всепрощающему пониманию. Аня вместила в себя генетику двух сторон: в ней жили и мама, и папа, но свои черты характера она объясняла влиянием звезд. Близнец по гороскопу, разделившая на две части свое внутреннее «Я», она вмещала в себе сразу двух противоположных людей. Они-то и были ее самыми родными человечками.

Видовы жили в доме с небольшим участком земли, засаженным фруктовыми деревьями. Майя Федоровна занимала комнату с видом на сад, где росли яблоня, груша, айва. Ей необходим был шелест листвы. И хотя теперь деревья стояли голыми, она осознавала, что дорога к счастью – не за горизонтом. Скоро появятся почки, расцветет ее любимый сад, заласкает нежной красотой, успокоит не хуже валерьяновых капель. И куда только денутся болячки!

Семейную идиллию нарушила тетя Тая Кныш – соседка по дому и подруга Майи Федоровны. Она обладала внешностью серой моли и манерами светской львицы. С ее приходом комната наполнилась прозрачным шлейфом духов, греховно дорогих.

– Такие губы сейчас не носят, милочка, – огорошила она всех ценным, как сама считала, советом. Замечание тети Таи по поводу ярко-красной помады Аня не приняла всерьез, потому как знала, что губы маминой подруги приобретут именно этот цвет по крайней мере завтра. Если тете Тае что-либо не нравилось из мира моды, это вскоре можно было увидеть на ней. Майя Федоровна уважала соседку за оптимизм, Николай Георгиевич недолюбливал за то, что слишком молодилась:

– По ней давно доски плачут, а она все туда же, – ворчал отец, не скрывая своего консерватизма. А вот мужа ее, Владимира Павловича, уважал за гордый характер и необузданный темперамент. Видимо, в нем себя видел.

– Если у вас ничего не болит, значит, вы мертвы, – улыбаясь произнесла тетя Тая. – Может, что принести, Майечка? – спросила она подругу.

– Подай-ка зеркало.

Увидев свое отражение, Майя Федоровна застыла в недоумении. Ей не хотелось соглашаться с тем, что сделало время. Оно терпеливо поработало над ее лицом, но она не сожалела о былом, напротив, была благодарна за то, что познала жизнь разную: пусть не всегда везучую, но желанную и по-своему счастливую.

Майя Федоровна была второй женой Николая Георгиевича. О его первой семье она никогда не спрашивала, знала только, что где-то у него растет дочь. В их доме об этом говорить было не принято. Аня вообще ничего не знала о первом браке отца и его дочери, но