Звуки родного двора - Маргарита Минасовна Закарьян

– 307-я комната, у вас все в порядке? – в дверях появилась Тамара Сергеевна. Вахтерша была в новой для нее ипостаси – дежурной на всех семи этажах общежития. Рядом с ней стоял молодой сержант милиции. Они проводили вечерний обход.

– А когда у нас было ненормально? – спросила Зина.

– Жалоба на вас. Радио сутками орет, – сердито отпарировала Тамара Сергеевна.

– Неправда. Оно уже месяц как молчит, рупор на ремонте, – хором все четверо выразили протест.

– Ей бы кокарду да портупею, она бы и за сержанта сошла, – ехидно заметила Лена, когда за блюстителями порядка закрылась дверь.

– И кто-то же настучал, причем необоснованно, – возмутилась Наташа.

– Без сплетен было бы скучно жить, во-первых, а во-вторых, сплетня выбирает только избранных, – неожиданно заявила Лена. – Уверена, нам завидуют, а раз завидуют – могут сглазить.

– Да кому ты нужна? – с иронией прошептала Зина.

– А хотя бы тому сержанту, – кокетливо ответила Лена.

– Не смеши! – фыркнула Зина.

Но самое смешное произошло на следующий день. Весь вечер Лена куда-то готовилась и кого-то ждала. А в девятом часу в дверь постучали. До чего же были удивлены девчонки, когда в комнату вошел тот самый сержант с шампанским, тортом и фруктами.

– Девицы-красавицы, вернусь не скоро, укладывайтесь без меня. А это вам, – Лена подхватила из рук сержантика покупки, выложила на стол, взяла под руку гостя и с сияющей улыбкой скрылась за дверью.

Аня прекрасно понимала, что счастье не заходит в гости к тем, кто ждет беду. Лена всегда жила легко, свободно, радовалась пустякам, не огорчалась неприятностям. Философия ее жизни сводилась к песне, в которой она слышала лишь то, что читала в собственном сердце. К мнению других она не прислушивалась. Аня не всегда мирилась с такой позицией, но где-то в глубине души завидовала Ленке, ее умению брать от жизни все и сейчас, не откладывая на потом, не копаясь в себе: правильно поступаю или нет. Вскоре все узнали ужасную правду. Сержантик оказался женатым мужичком с двумя детьми, но Лену это не остановило. Она родила от него симпатичного мальчика и уехала подальше от людской молвы, потому как рождение Федьки для «папы» могло бы закончиться лишением сержантских погон. Лена мечтала о карьере, сделать ее без партийного билета было немыслимо, а дорога в партию для нее закрылась. Аморальность, безнравственность в ее рядах не допускались. Оставалось одно – уехать. К сожалению, она так и не получила от общественности достойного ответа на вопрос: «Почему и с каких это пор материнство стало позором?». Родила-то она Федьку для себя и никаких претензий ни к сержанту, ни к его семье предъявлять не собиралась. Исключение из вуза Ленке не грозило: срок беременности был невелик, распутство незаметно. Но когда на защите диплома она четко формулировала основные преимущества социализма над капитализмом, внизу живота неожиданно ощутила серьезные толчки. Видимо, Федька не соглашался с марксистско-ленинской аргументацией.

История Лены не оставила равнодушной ни Аню, ни Зину, ни Наташу. Они искренне радовались ее поступку. Ведь одна мечта у Лены уже осуществилась – у нее появился Федька. У Ани, как и у всех молодых девушек, тоже была мечта. У мечты был свой запах, цвет, четкие очертания. И называлось все это – Прутиков. Но чувствительная и бесконечно благородная Анечка Видова даже в мыслях не допускала обидеть Вику Шатохину, хотя любила Прутикова не меньше последней. Ане казалось, что она знала Прутикова всю жизнь, она знала его больше, чем он сам о себе знает, но это нисколько не помогло ей сблизиться с ним, стать любимой. Прутиков по-прежнему оставался до боли знакомым… незнакомцем. Время бежало… Нет, оно летело с космической скоростью. Весна прошла в бесконечных хлопотах и поисках материалов для защиты дипломной работы. Еще одно лучшее время года было потрачено на библиотеки, архивы, читальные залы. Поездки домой особой радости уже не доставляли, а напротив, раздражали. Чувствовались усталость и напряжение во всем. Основной причиной упадка сил Аня считала витаминоз и хроническое недосыпание из-за дюжины зачетов и экзаменов. На самом деле все было гораздо сложнее… За пять лет учебы она так и не смогла завоевать Прутикова. А когда за несколько дней до распределения увидела округлившийся животик Вики, впала в полную депрессию. Аня смутно помнила защиту диплома, хотя оценен он был по достоинству. Ей предложили продолжить работу над актуальной темой для диссертации. А вот долгожданный выпускной вечер она запомнила на всю жизнь. Красивый, уверенный в себе Прутиков подошел к ней сразу же после вручения дипломов и предложил… свою любовь. Так и сказал:

– Ведь сохнешь по мне, а я в связи с временными неудобствами на какое-то время свободен.

Викину беременность он обозвал «временными неудобствами» и «какое-то время» решил потратить на Аню, дабы ее осчастливить!

– Ну и подлец ты, Прутиков, – бросила она ему и, лихорадочно перебирая сиреневый газовый шарфик, ушла из ресторана. В тот вечер Аня подвела черту беззаботным студенческим годам и поставила точку на своих чувствах к Прутикову, потому что понимала: в одну и ту же любовь, как в реку, нельзя войти дважды.

Для нее начался новый отсчет времени, именуемый новой жизнью, в которую Прутиков возвращался призрачным счастьем.

С распределением Ане повезло. В отличие от других, ее оставили в крае. Работу она получила в одной из районных школ, в двадцати километрах от Анапы.

Дружный коллектив встретил Аню доброжелательно, и это придавало ей силы. Удивляя всех своей коммуникабельностью, ответственностью, безупречным отношением к работе, она сделалась любимицей учеников и учителей одновременно.

Аня – вся без остатка – была в работе. Она растворилась в нелегкой, иногда до слез обидной и в то же время счастливой профессии учителя. Школа стала ее спасательным кругом, убежищем от приходящих мыслей о несложившейся судьбе. В ней она чувствовала свою необходимость, значимость, здесь она была востребована. Первые пять лет притирки, приобретения опыта прошли ровно. Аня не останавливалась на достигнутом, понимая, что надо в жизни все время расти. Она могла бы возвести стену, чтобы защитить то, чем уже владела: ее утвердили завучем по внеклассной работе, и она заканчивала работу над диссертацией. Но этого было мало. Анна Николаевна двигалась вперед, пытаясь вырваться из рамок сельской школы, а как это сделать – она не знала. Счастливый день ее, наконец, пришел.

– Видова, после уроков зайдите ко мне, – Аня услышала жесткий голос Игоря Максимовича Христофорова. Она так увлеклась темой урока, что не заметила появление директора