Отец и сын, или Мир без границ - Анатолий Симонович Либерман

cреди уличного хлама) и голубой «фордик», самый маленький и самый дешевый из всех, имевшихся в наличии. И вдруг Петя стал обладателем большого красивого автобуса. Увидев его, Женя оцепенел, а потом начал канючить: «Дай мне, дай мне!» Петя, конечно, не дал. И тогда Женя засуетился. Он схватил свой «фордик» и самосвал и принялся пихать Пете, уговаривая его обменять эти утратившие для него ценность игрушки на новое сокровище. Петя на такой дешевый трюк не попался. Тем дело и кончилось, но на Женю стыдно было смотреть: глаза бегают, голос угодливый – попрошайка. О, как скорбела моя душа!

4. Логическое мышление и круг чтения

В нашей двухкомнатной квартире стоял один платяной шкаф (у нас) и один стол (у соседей). Дневник и саморекламные послания я писал на коленях, а ели мы по очереди на кухне. Женя обожал «полдничать» в комнате. Полдник состоял из двух сухариков с фруктами, и, когда у нас в большом количестве шли бананы, я разрешал ему есть в кресле. Однажды между нами произошел такой разговор (здесь, как всегда, в переводе с английского):

– Папа, можно мне пополдничать в комнате?

– Нет, сегодня у нас арбуз, и ты все перепачкаешь.

– А если бы были бананы?

– Тогда можно было бы.

– А сухарик можно съесть в комнате?

– Нет, не надо.

– Но, папа, сухарики ведь не капают! (На это я не нашелся, что возразить, и в обсуждение крошек не вступил.)

Издалека раздается кодовый Никин призыв: «Идите мойте ручки». Женя:

– Обед готов?

– Да.

– И его можно подавать?

– Да.

– Он полностью разогрет?

– Да.

– Тогда скорее возьмем передники и побежим на кухню!

Самая типичная сцена: он несется со всех ног, размахивая передником, и врывается с криком: «Я готов! Это моя тарелка?» С Никой:

– Мама, дай мне кошелек.

– Кошелек не игрушка.

– А в кошельке есть деньги?

– Нет.

– А пустой кошелек тоже не игрушка?

Случилось так, что наше домашнее чтение сузилось до трех книг: «Лиса и заяц», «Заяц и еж» и сказок братьев Гримм, которые когда-то прислали мне по-английски. Чтобы было понятно, о чем идет речь, я должен вкратце пересказать сюжеты, ибо не раз убеждался, что всеобще известных произведений литературы не существует, что сказки в значительной мере выходят из моды (мир все больше занимается ужасом, который в советской педагогике назывался воспитанием через предмет, то есть промыванием мозгов) и что взрослые плохо помнят то, что читали в раннем детстве.

«Лиса и заяц». У лисы была избушка ледяная, а у зайца – лубяная. Весной лубяная избушка растаяла и лиса попросилась пожить к зайцу да и выгнала его из собственного дома. Многие звери пытались помочь зайцу, но безуспешно (никому не хотелось, чтобы от них полетели клочки по закоулочкам); только петуху с косой на плече удалось выселить узурпаторшу.

«Заяц и еж». Заяц насмехается над ежом: у него-де кривые и короткие ноги. Оскорбленный еж предлагает обидчику бежать наперегонки. Он возвращается домой, к борозде, условленному месту соревнования, приходит с женой и ставит ее у одного конца, а у другого становится сам. Промчавшись всю дистанцию, заяц с изумлением обнаруживает, что еж уже там, потому что не в состоянии отличить ежа от ежихи, и предлагает повторить попытку. Так он и бегает из конца в конец, пока не падает не то замертво, не то мертвым. Если ты еж, говорится в заключении, то женись на ежихе. Большинство знакомых мне молодых мужчин этому совету не последовали и, подобно самоуверенному зайцу, пари с жизнью проиграли.

«Бременские музыканты». Ослабевших от старости осла, собаку, кота и петуха неблагодарные хозяева выталкивают за ворота; они решают идти в Бремен, чтобы сделаться городскими музыкантами. В лесу они находят пустой дом и останавливаются в нем переночевать, не подозревая, что попали в логово разбойников. Хозяева возвращаются, видят в окне свет и снаряжают самого смелого из них разузнать, в чем дело, но звери так ловко расправляются с непрошеным гостем, что тот в ужасе убегает, не поняв, кто его лягнул, укусил и засыпал ему глаза золой, а крик петуха с крыши он принял за приказ судьи: «Приведите мошенника ко мне». Разбойники уходят навсегда, а звери остаются в доме, так и не дойдя до Бремена, где уже после смерти братьев Гримм напротив ратуши поставили им памятник.

«Золотой гусь». В семье три сына: любимые старший и средний и всеми презираемый Простак. Старшего посылают в лес нарубить дров и дают ему пирог и бутылку вина. Не дойдя до леса, он встречает седобородого старца, грубит ему и отказывается разделить с ним закуску. С первым же ударом топор выскальзывает у него из рук, и его уносят раненого домой. То же случается со вторым братом. В отличие от них Простак вежливо беседует со стариком и охотно предлагает ему свою скудную трапезу: воду и черствый хлеб, которые неожиданно превращаются в вино и роскошные яства. Старик советует ему срубить близлежащее дерево. Под ним обнаруживается золотой гусь. Простак берет его под мышку и не оглядываясь идет неведомо куда.

Кто бы ни прикоснулся к гусю, прилипает к нему, да и к ним все прилипают. Простак идет вперед, а за ним тянется вереница людей обоего пола. В таком виде он входит в город, где живет принцесса Несмеяна. Ее отец, король, пообещал выдать дочь за того, кто рассмешит ее. Увидев процессию (герой сказки, три полуодетые девицы, пастор и два работника), Несмеяна разражается хохотом, но король не желает, чтобы его зятем стал простолюдин, и задает Простаку невыполнимые задачи: съесть гору хлеба, выпить погреб вина и смастерить такой корабль, чтобы он мог ходить и по воде, и по земле. Перед каждым испытанием Простак натыкается на печального старичка, который, по его словам, в первый раз умирает от голода, во второй иссыхает от жажды (так что от хлеба и вина не остается и следа), а в третий дарит ему вездеход. Неизменно появляющийся помощник сообщает, что именно с ним когда-то произошла встреча в лесу. Царь-король вынужден уступить; принцесса, видимо, согласна. Играют свадьбу, и Простак получает в придачу к несмешливой жене полцарства, а после смерти тестя и вторую половину.

Всем известно, что дети готовы слушать одни и те же сказки бесконечное количество раз и не дают изменить в них ни слова. После некоторых колебаний у нас установилась такая система: перед обедом «Золотой гусь» и «Заяц и еж», а перед ужином «Бременские музыканты» и «Лиса и заяц». Сказки эти я возненавидел всей душой, но о старых Женя почти никогда не вспоминал и слушать их не хотел.

Невозможно установить, что из прочитанного доходит до ребенка и как оно преломляется в его сознании. Перей дя трехлетний рубеж, Женя уже не говорил