Однажды в СССР - Андрей Михайлович Марченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юноше досталось место сидячее, хотя и не у окна.
Скоро автобус тронулся, выехал на проспект Ильича. В народе шутили, что проспект Ильича назван отнюдь не в честь вождя мирового пролетариата, ибо проспект Ленина в городе уже имелся, а в честь другого Ильича, а именно Леонида.
У остановки около проходных «Ждановтяжмаша» автобус чуть не сбил перебегающего в неположенном месте пешехода, затем свернул на Карпинского и пошел дальше.
Все дело было в том, что после перехода в мастера круг общения Аркадия изменился, да и вообще – свелся почти только к другу Пашке. Из старых друзей остался, пожалуй, только Ханин. И на новоселье Аркадия пригласили скорей по привычке.
Квартиру новоселы ждали давно, но к ее заселению оказались не готовы. Стоило бы заранее купить мебель. Только деньги, отлаживаемые на нее, уходили на другие нужды. Да и если купить, скажем, мебельную стенку, где ее хранить без квартиры.
Потому гости несли в подарок какую-то ненужную мебельную ерунду. Аркадий, думая недолго, купил в хозяйственном недорогую настенную лампу.
Автобус проехал Красный мост, стал подниматься по Новоселовке, и вскоре, треща железными потрохами, остановился на проспекте Строителей.
Двор новостройки был неблагоустроен, валялись остатки строительного мусора, по которому с энтузиазмом лазали дети. Около некоторых подъездов разгружали мебель, вносили ее в дом, шумно тащили по лестничным пролетам – в новостройке лифты дружно не работали.
Из окон открывался чудесный вид на поля, однако же, со временем здесь вырастет очередная многоэтажка, и вид сузится.
Владельца квартиры Аркадий знал неплохо – им был Костя Киор из отдела главного механика, в меру пробивной юноша из Старого Крыма.
Земли, на которых нынче стоял город, во времена Екатерины Второй были отданы грекам, вышедшим из Крыма. И, кроме этого народа, долгое время никто здесь не селился. После – инородцам разрешили строить дома на окраине, затем греческая привилегия была вовсе отменена.
После революции, а, особенно, после войны городскую греческую диаспору размыло совершенно. Но с автостанции, что около дворца культуры «Искра» ходили автобусы, как говорили шутники, «в Грецию». Так называли Приморское, или по-старому – Сартану и Старый Крым. Там до сих пор в быту разговаривали на греческом языке, впрочем, не весьма похожем на нынешнюю речь жителей Пелопоннеса. При этом, быт упомянутых поселков как-то отдалялся и друг от друга, обрастая своими традициями, формируя свой мизерный этнос. Если в городе обнаруживался некий Каци или Клафас – был он, скорее, из Приморского, а Старый Крым щедро давал миру Киоров и, скажем, Коссе.
А вот жена Кости была городской, как раз из пришлых позже славян. Глупышка Юля окончила какой-то техникум и нынче трудилась в электроцехе. На ее милое личико заглядывался в свое время и Аркаша, но сперва не решился подойти, а после в его жизни появилась Мария.
Пустая квартира обманчиво казалась просторной, была гулкой и светлой.
Имеющийся мебельный гарнитур хозяев, исключая подаренное гостями, состоял из полуторспальной кровати и полудюжины стульев. Потому для застолья проявили сноровку: с петель была снята дверь в зал, положена на стулья, и на ней были выставлены угощения и выпивка.
– Мы так в общаге выходили из положения, – смеясь, пояснил Костя.
Мужчины пили водку, женщины – «Медвежью кровь».
– А вот был у нас случай еще в общаге. Зашел как-то на кухню, а в кастрюле кто-то бигуди кипятит. Я возвращаюсь в комнату, говорю, мол, люди совсем оголодали, суп варят из бигуди. Ну, мы, почистили картошечки, лучка, петрушки и туда все… В кастрюлю!
Вспомнили студенческий суп, который варился из всех имеющихся продуктов – вплоть до соленой селедки и водорослей из аквариума. А после обеда, так и не помыв кастрюлю, заваривали в ней чай.
…Раздался новый взрыв смеха. Смеялся со всеми и Аркадий. Ему не довелось учиться в другом городе, жить в общаге. Чтоб легче было матери, он закончил заочный.
Пили за здоровье хозяев, за их самостоятельную жизнь, за гипотетическое прибавление в семействе. После, когда захмелели – за мудрую политику партии и лично за товарища Брежнева.
Затем хозяева тостовали гостей. Желали получить квартиры безквартирным, найти пару одиноким.
– А я сегодня в магазине чуть не познакомилась с парнем своей мечты, – сказала дурнушка Света, приходящаяся закадычной подругой хозяйке квартиры.
– "Чуть" в советском спорте не считается, – заметил Ханин.
– Давай, подруга, рассказывай! – попросила Юля.
Рассказ был недолог:
– Да что рассказывать… В магазине передо мной стоял. Такой красивый, стройный, утонченный, ну словно молодой граф или белогвардеец. Думаю, сейчас отовариться, обернется – я и заговорю.
– И?..
– И… Подходит очередь. Он говорит продавщице: бутылку водки и три бутылки пива!
– Как обманчива внешность! – воскликнула Юля.
– Э, девчата! Это, по-вашему, выходит, если красивый, то ему водку не пить? – возмутился Пекарев из техбюро. – Я вот пью и ничего!
Вообще, при сдаче дипломов в институте определяли, кем станет выпускник: инженером-технологом или инженером-конструктором. Отличники и хорошисты становились конструкторами, все остальные воплощали фантазии конструкторов в скучные техпроцессы, расцеховки, то есть становились технологами.
– А может, он водку не для себя брал? – предположил Ханин. – Ну, там приборы протереть или для мамы растирать суставы....
– А пивом что? Сухожилия протирать?
– Ага! – закивал Пекарев. – Изнутри! Вы попробуйте! Сразу такая легкость, в этих самых сухожилиях…
Аркадий смелся со всеми, смотрел в их лица, а внутри клокотала злость. Молодые, перспективные, комсомольцы, а некоторые уже и партийные. А Аркадий из их рядов на правах неудачника исторгнут.
Мир вообще оказался к нему несправедлив. И, конечно, он виноват в том, что не восстал сразу. Хотя чтоб он мог сделать? Но верно и иное: остальные также не возмутились, не поддержали Аркадия.
Уж лучше бы действительно он уволился с завода, а после вернулся. А нынче к нему относились как к неудачнику, избегали, словно чумного.
Компания периодически выходила покурить из квартиры. И хотя Аркадий не курил, выходил с другими. Однажды, когда компания после очередного перекура вернулась на квадратные метры жилплощади, Аркадий, замерший за трубой мусоропровода, спустился вниз. Юноша надеялся, что его окликнут, что позовут назад, но его не окликнули. Это тоже расстраивало.
Глава 21
С детства в гражданах страны Советов воспитывают коллективизм и чувство плеча. Детский садик с общими игрушками, школа, где всяк норовит списать. Но только коллективизм произрастает совсем не так, как партии и государству того хочется.
Скажем, первому руку поднять на голосовании – уже мужество.
