Однажды в СССР - Андрей Михайлович Марченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На вошедших старуха зыркнула зло.
– Знаешь, что за станок? – спросил инженер, указав рукой на ДИП-200. – Починить можете?..
– Ух ты, не все на металлолом сдали, выходит… – ответил Аркадий. – Это 1А62, предтеча к 1К62, – стал пояснять Аркадий. – Выпускался в Москве, на «Красном Пролетарии». Не «Саймон-Найлз», конечно, но вполне неплохой станочек. Только вот беда – направляющие несимметричные, но дальнее полотно не пологое, как у немцев, а крутое. Потому давление больше, износ быстрее. У вас, поди, миллиметров пять выработки уже набралось. Что еще?
Аркадий стал за станок, покрутил шпиндель рукой, продолжил говорить:
– Не помню в каком году его сняли с производства, но всяко раньше шестидесятого. Потом, когда стали выпускать 1К62, документацию передали на липецкий завод. Станок назывался 1Л62, детали подходят один в один, только делали его недолго. Во всяком случае, я встречал его только раз…
Затем откинул крышку, заглянул в картер.
– У вас тут фрикцион горел – масло, наверное, забыли долить. Надо или пластины добавлять, или зачищать их. Ведь не тянет же станок на обдирке или если много снимаешь?..
Бабушка молчала словно партизан, не желая давать пришлым ни малейшей подсказки. Но инженер уже сложил свое мнение.
– Пойдем-ка на свежий воздух, покурим.
Воздух здесь действительно был свежим. Гарь с заводов сюда не долетала, хотя роза ветров тому и способствовала. От реки и озер в глубине карьеров тянуло влагой. Поселковые сады и огороды тоже добавляли фруктовую нотку в запах трав, что щедро росли на окрестных пустырях.
Аркадий считал, что такой воздух грех портить табачным дымом. Пашка и Степан Петрович считали иначе. Последний принялся сворачивать самокрутку из злого табака-самосада, Пашка достал «Яву».
– Сто рублей каждому, – не затягивая беседу, сообщил Аркадий.
Инженер чуть не рассыпал табак.
– Да вы рехнулись!
– Это только работа. Если что-то поменять – еще придется доплатить.
– Грабеж!
– Ну, подумайте сами. Шефской помощи не будет – тут сколько на сознательность не жми, а на заводах хоть бы свою технику отремонтировать. Можно отправить на станкоремонтный завод. Ближайший – в Снежном. Это километров под двести. Туда отвезти, сюда вернуть, да и на месте за кочан капусты не будут делать. А еще неизвестно как сделают.
На карьере, безусловно, имелась черная касса. Ведь рядом был поселок преимущественно населенный хозяйственными и предприимчивыми греками, кои постоянно строились. И некоторая часть гравия продавалась прямо за воротами карьера. Однако же, имел ли главный инженер доступ к этой кассе – было неизвестно. И уж лучше бы, полагал Аркадий, чтоб не имел. Или предпочитал зажать деньги.
– Четвертной – тоже деньги, – предположил инженер.
– Да за такие деньги мы не то что не должны ремонтировать, мы немного будем вредить. Из Жданова мы на велосипедах приехали, если что.
Аркадий изображал умеренное возмущение, но был рад. Главный инженер начал торговаться. Оставалось только согласовать цену и способ оплаты.
Столковались на ста восьмидесяти рублях и запчастях за счет ремонтников.
–
Возвращаясь со службы, Карпеко купил себе на ужин в кафетерии рогалик с начинкой из чего-то, напоминающего сладкую резину. Но пока шел по кварталам и поселку, задумался и стал кусать рогалик. К тому времени, как дошел до своей улицы – практически его и съел.
Сергей застала дядю Колю на привычном его месте – сидящим на камне под вишней. Но сегодня он был не один. Напротив него на корточках сидел другой старик – маленький и почти прозрачный.
Такой позы для сидения Карпеко не понимал наглухо. Сам пытался так сидеть – но в момент затекали ноги. Возможно, дело было в привычке, в том, что кто-то за неимением приспособлений для сидения практиковался в этой позе. Хотя, почему «кто-то»? Так обычно сидели арестанты или те, кто им подражал.
В другой бы день Карпеко только бы поздоровался с дядей Колей, даже не сбавляя шаг. Но в этот раз Сергей не срезал дорогу по тропинке мимо трансформаторной подстанции, а пошел по асфальту.
– А, Серега! – пояснил дядя Коля, указывая на гостя – А ко мне дружок приехал! Вместе на Соловках тарахтели. Фрол Филиппович!
Фрол Филиппович тут же опознал в молодом человеке следователя. Блатному мента проще пареной репы определить – скажем, по начищенным ботинкам и стрелкам на брюках. Ибо военные и менти, когда делать нечего, обувь полируют. Среди воров тоже еще те модники встречаются, но там иной коленкор.
Следователь, конечно, может туфли и не чистить, но не перестанет ли он при этом быть ментом? Ибо блатной знает, что перед ними мент. Но и мент знает, что блатному известно, кто перед ним.
– Доброго вечера, гражданин начальник.
– Надолго к нам?.. – спросил Карпеко, нахмурив бровь.
– На неделю. Да вы в голову не берите. Я завязал. Вот себе устроил вроде паломничества – друзей старых повидать. Года такие, что можем и не свидеться более.
– А когда прибыли?..
– Три дня назад. Плацкарту, если что, я сохранил.
Билет у вора, конечно, имелся. Но это едва ли что-то не значило. Ничего Карпеко не мог сделать старику, а тому сие было известно. Быть может, потому на лице Фрола Филипповича играла улыбка.
Дунул ветер. Судя по донесшемуся запаху, кто-то вкуснейшим образом гнал самогон. Но на поселке ветер переменчив, дует порывами. И понять с какого двора пахнет – затруднительно. Да и не намеревался Серега то понять. Явных самогонщиков на улице не было, но всяк для своего удовольствия гнал, стараясь перещеголять соседей и кума в чистоте продукта.
Сергей мысленно составил словесный портрет старика. Мир воров не так уж и велик. В Стране Советов в тюрьмах сидит или сидело – миллионы, но тех, кто избрал ремеслом воровство – не так уж и много. А места лишения свободы своей теснотой способствуют общению и знакомствам.
Милиции узнать имя какого-то вора немного сложнее, но отнюдь не невозможно.
Потому Карпеко улыбнулся, и, достав блокнот из кармана, сделал несколько росчерков шариковой авторучкой. Затем, не прощаясь, отправился домой, на ходу доедая рогалик. И старикам лишь оставалось гадать, что же было в той записной отмечено.
А Серега всего лишь
