Кот олигарха. РОМАН - Петр Карцев

– Черная магия, – сказала Лена.

– Семантическая параллель между нуаром и черным кофе очевидна, – кивнул Феофраст. – Но как смело оформлена заявка на ревизионизм. Метафора настолько осязаема, что оставляет налет на языке. – Он говорил очень быстро, но внимательно следил исподлобья за реакцией слушателей, переводя глаза с Лены на Степана. – Наш герой даже не Мишель Пуаккар, которому на все насрать, но который пьет эспрессо за стойкой, а Лу Харпер, которому на все насрать, и точка.

Лена совершенно случайно знала, кто такой Мишель Пуаккар, благодаря телеканалу «Культура» и дождливому летнему воскресенью.

– Но… – некстати начала она.

– Я знаю, что вы скажете, – без секундной паузы продолжал Феофраст. – Да, некстер покупает кофе в магазине экологически чистых продуктов, а чашки заказывает по интернету из Японии. Но суть не в этом. Суть в том, что сегодняшний кофе есть только испражнение от вчерашнего.

– Тогда, – немного ядовито сказала Лена, – пейте вино из любого бокала, оно все равно прокисло.

– Ха! – громко сказал Степан, взял невостребованную Леной рюмку водки и лихим движением выпил. – Не обращай на него внимания, – посоветовал он после этого Лене, кивая на Феню. – Если он заведется про кино, его до утра не остановить.

И действительно, под поток быстрой и немного заговаривающейся речи время исчезало в релятивистскую воронку. В какой-то момент Лена обнаружила перед собой два пустых бокала, и в руке – еще один, уже початый.

– Я хочу распространить семь типов двойственности Эмпсона на кинематограф, – вливался ей в уши речитативный голос Феофраста. – Странно, что никто еще этого не сделал. Я поставлю на колени Офюльса и вознесу на пьедестал Одзу. Эстетика кино – это эстетика монтажного перехода и ракурса, поэтому все разговоры о длинных планах и интересных движениях камеры только навевают на меня тоску.

– Зинченко говорит, что камера – это вагина, которая пытается поглотить мир, – вставил Степан не без гордости за свою способность поддержать интеллектуальный разговор.

– В одном Решетинский прав, – игнорируя Степана, сказал Феофраст, острыми глазками вглядываясь в Лену. – Кино – это подсознание общества.

Бармен поставил на стойку три рюмки водки, заказанные неизвестно кем и когда.

– Общества – или режиссера? – решила уточнить Лена, со светским видом поднимая рюмку к губам.

– Режиссера тоже. – Феофраст говорил уверенно и гладко, без всяких пауз, как будто ответы на все вопросы были у него заранее заготовлены. – Вы знаете, когда появилось кино?

– Это все знают, – скромно сказала Лена.

– Когда Фрейд открыл бессознательное, – не дожидаясь уточнения, отрезал Феня. – Первым фильмом Люмьеров было Прибытие поезда, а поезд – самый известный фаллический символ в психоанализе. Первый киносеанс сразу, с порога, показал зрителям, что тайно движет всеми их помыслами.

– Еще Политый поливальщик, – вспомнил Степан с гордостью двоечника, неожиданно находящего ответ на коварный вопрос учителя. – Мы во ВГИКе смотрели.

– Эякуляция, – подняв брови, разъяснил Феофраст, присовокупляя жест открытой ладони, подчеркивающий элементарность сказанного. – Метафорическое семяизвержение. Раннее кино оперировало самыми прямолинейными образами. Которые со временем стали все более усложняться, подобно тому, как психоанализ, все глубже и глубже проникая в подсознание пациента, обнаруживает там все более и более сложно организованные слои. Пока не доходит до самого глубокого слоя – коллективного бессознательного.

– Глубже ничего нет? – коварно спросила Лена.

– Ничего, – подтвердил Феофраст.

– Откуда вы знаете?

– Как нет ступени организации выше общественной, так не может быть и уровня подсознания ниже коллективного. Одно зеркально отражает другое. Как в герметическом кодексе: что внизу, то и наверху.

– Э-э, брат, погоди, – сурово сказал Степан, который обиженно хмурился с тех пор, как его вклад в беседу оставили без комментариев. – Оставь эту философию для премьеры фильма с субтитрами. А мы тут люди простые. Нам, во-первых, надо выпить. – Он, не оборачиваясь, защелкал пальцами в сторону бармена. – А во-вторых, я тебя правильно понял, что Решетинский снимает кино про член? Только так хитро, чтобы никто не догадался? Вот, например, звездолет – это член, верно? А когда космонавты выходят в открытый космос – это…

К облегчению Лены, его отвлек приблизившийся бармен и тут же возникший спор о выборе напитков: Степан настаивал на заказе еще трех рюмок водки, тогда как Лена решительно заявила, что все-таки предпочитает вино, а Феофраст потребовал текилы. Сошлись на том, что каждый имеет право заказать что хочет.

Пока бармен разливал напитки под пристальным наблюдением Степана, Лена попробовала направить разговор в менее эксцентрическое русло:

– Вам понравились Изгнанники? – спросила она Феню.

Он скривил лицо.

– Ну, понимаете, Солярис трудно переплюнуть. Или Космическую одиссею. По сравнению с ними, Решетинский снял полный отстой.

– Полный эякулят, – поправил его Степан.

Феофраст проигнорировал замечание.

– Я не знаю, зачем он вступил в конкуренцию с такими режиссерами…

– Может быть, это его подсознание? – предположила Лена. – Какой-нибудь комплекс или невроз…

– Безусловно, – снисходительно кивнул Феня. – Латентная агрессия, проявляющаяся в стремлении отредактировать классику под видом собственного творчества. На этом построен весь современный Голливуд. Впрочем, в более широком масштабе, все современное общество агрессивно отрицает ценности прошлого…

– Почему? – спросила Лена.

– Я прошу прощения, что прерываю вашу ученую беседу, – вмешался Степан, – но давайте все-таки не будем забывать, для чего мы здесь. – Он подал Фене его текилу и подвинул Лене бокал вина. – И давайте уже отпустим молодого человека, – он кивнул на маячившего за стойкой бармена, тут же назвавшего сумму заказа. Вино, конечно, было бесплатным для всех гостей.

Лена опять потянулась к кошельку и, поскольку Феня не проявил никакого интереса к происходящему, ей пришлось заплатить за обоих собеседников.

Степан приглашающим жестом поднял рюмку, словно призывая к порядку. Феофраст флегматично чокнулся и выпил, не дожидаясь остальных. Лена, по крайней мере, в этом раунде получила сдачу, так как у нее кончились мелкие купюры. Степан галантно ждал, пока она поднимет бокал, и жизнерадостно двинул рюмку ему навстречу. Столкновение получилось довольно громким – Лене на мгновение показалось, что сейчас посыпется битое стекло и кровавого цвета жидкость польется ей на платье. Непоправимого, однако, удалось избежать: лишь несколько капель из ее бокала через край плеснули на стойку. В ушах пульсировала музыка, голова начинала болеть. Во рту пересохло; Лена вспомнила, что закуски были слишком солеными. Она выпила бокал залпом, лишь немного отстав от Степана.

– Вы решительная девушка, – сказал ей Феофраст, все это время, как и прежде, наблюдавший за ней острыми глазками.

– Нормальная девушка, – отозвался Степан, как будто Лену нужно было защитить от сомнительной инсинуации. – Наш человек.

– Надеюсь, вы не за рулем.

– Нет.

– Все равно, будьте осторожны. Вы знаете, где мы находимся.

Лене вдруг показалось, что его равнодушие и даже пренебрежительная грубость – напускные. Бегающие глаза скрывали лихорадочный интерес, пусть и совсем не интеллектуального свойства. Вполне возможно, непрошенная словоохотливость была свойственна Фене всегда и в любых обстоятельствах, но еще более уверена Лена была в том, что здесь и сейчас она является попыткой произвести впечатление лично на нее. Более того, она почувствовала, что Феня воспринимает присутствие Степана как острую конкуренцию, победить в которой для него по какой-то причине – дело чести. Лена не знала, чему удивиться больше: тому, как отчетливо вдруг вырисовался для нее скрытый смысл их довольно сумбурного разговора, или самому смыслу, столь неожиданно поместившему ее в тайный центр происходящего. Она с удивлением посмотрела на свой пустой бокал.

– А где мы находимся? – спросила она с некоторым интересом, но прежде всего для того, чтобы выиграть время на раздумье.

– В Козьей слободе, – с готовностью ответил Феофраст. – Где в полнолуние ведьмы крутят шабаш, и раз в год Сатана правит бал. Забредешь сюда вечером, и не знаешь, кем выйдешь утром.

– И с кем выйдешь, – сказал Степан, то ли упуская суть дела, то ли, наоборот, демонстрируя неожиданную глубину интуиции.

– Я не знала про это название, – сказала Лена. – Помню только, что раньше здесь были болота.

– Скрывающие вход в нижний мир.