Оступившись, я упаду - Лагуна Софи

— Что мы собираемся делать? — спросила я.

— Я научу тебя стрелять, — ответил он.

Это Кирк хотел научиться стрелять. Что бы вы ни дали Кирку — карандаш, ложку, линейку, — он все превращал в пистолет. Дядя его друга Дэнни обещал научить их. Он говорил, что собирается вернуться в Викторию, когда в Гимпи закончится сезон стрижки овец, но Дэнни точно не знал, когда он вернется.

Я пошла за отцом обратно к пикапу.

— А как же Кирк и Стив?

— Именно здесь я учился стрелять, когда был еще ребенком, — сказал он, будто совсем не слышал меня. Мои слова ничего не меняли. — Старик мне показал, как это делается. Разумеется, маме никто из нас ничего не сказал. — Каждый раз, когда папа говорил о своей маме, голос его смягчался, будто он произносил молитву. Лиззи умерла раньше, чем он был к этому готов.

«До того, — рассказывал дед курочкам, — Рэй был очень послушным. Чудо, а не ребенок. Но потом, после больницы, часть его будто похоронили вместе с матерью. И это была самая лучшая его часть, вот что я вам скажу, цып-цып-цып. Самая лучшая часть Рэя в тот день упокоилась в могиле».

Папа открыл пассажирскую дверь и взял что-то из бардачка.

— Иди сюда, — сказал он.

Я подошла к нему, и он развернул кусок мешковины, который держал в руках. Под ней был пистолет. Папа медленно повертел им в воздухе, будто это был его старый друг, которого он очень любил и по которому скучал.

— Познакомься со «Смитом», — сказал он. Он разговаривал не со мной — но одновременно и со мной тоже.

— А как же Кирк? — еще раз спросила я.

— Давай сюда руки, — сказал папа.

Он вложил мне в ладони «смит». Они опустились под его тяжестью.

— Тяжелее, чем ты думала, правда?

— Ага.

— Потрогай ствол.

Я дотронулась до пистолета.

— Не барабан. Ствол. Он здесь. — Папа положил мои пальцы на ствол оружия, гладкий и холодный.

— Нажми на спусковой крючок, — сказал он. — Почувствуй, сколько силы на это нужно.

Я нажала на спусковой крючок. Это оказалось нелегко. «Смит» был меньше, чем пистолеты деда, но толще. Кирк и Стив с радостью познакомились бы со «смитом». Кирк спросил бы, как он попал к папе и во что он из него стрелял, как его заряжать, когда он у него появился и какие для него нужны пули. Папа, может, и не стал бы ему отвечать, но Кирк продолжал бы спрашивать, пока папа не ответил бы ему что-нибудь, самую малость, но Кирк и дальше бы спрашивал, он бы не сдался. А Стив ждал бы у него за спиной, достанутся ли ему хотя бы крохи.

— Поверни пистолет и посмотри на него с другого конца, Джастин, — велел папа.

Я повернула «смит», чтобы он смотрел на меня дулом ствола.

— И как ощущения?

Я пожала плечами.

— Никто не захочет увидеть дуло пистолета с другого конца. — Папа взял у меня из рук пистолет. — Шансы велики, что это окажется последнее, что ты увидишь в жизни.

Он потянул за небольшой рычаг сверху.

— Вот здесь курок, — объяснил он. — Вот как поджигается порох. Как только ты освоишься с оружием, все становится просто: наводишь его на цель и нажимаешь спусковой крючок. «Смит» нужно держать обеими руками. У него большая отдача — так он сообщает тебе, что сделал то, о чем ты его просил.

Папа снова отдал мне пистолет.

Он пошел к машине и вернулся с небольшой коробкой.

— Пули, — пояснил он, взял у меня пистолет и открыл барабан. — Пули заходят сюда, — сказал он и засунул в каждый паз цилиндра по одной пуле. — И пока ты умеешь считать до шести — ты будешь в порядке. Ты же умеешь, правда?

Вроде бы здесь не было больше никого, кроме меня и папы, и все же я чувствовала, что и меня тут тоже не было. С таким же успехом папа мог разговаривать сам с собой или перед толпой в тысячу человек — но он говорил не со мной. Он закрыл барабан и поставил его на место. Затем поднял пистолет, взвел курок и прицелился.

— Как только зарядишь его, тебе остается только прицелиться в того, кого хочешь убить.

Я видела, как он на спине у Сильвер скачет по Хенли-трейл, высоко подняв пистолет, как Джон Уэйн в роли Рустера Когберна. «Целься только в того, кого хочешь убить!» — кричал он и на полном скаку проносился мимо зрителей.

Папа взял меня за плечи, встал рядом и повернул меня лицом к бутылкам и банкам.

— Тебе покажется, что от звука у тебя разорвется голова, но ничего с ней не будет, поверь мне. Сначала бутылки.

Он поднял вверх пистолет и вытянул его вперед на длинных и прямых руках, навел ствол оружия на бутылки и банки и прищурился.

Затем он нажал на спусковой крючок. Выстрел был таким громким, что у меня чуть голова не лопнула. Раздался звук разбивающегося стекла. Я шагнула в сторону от папы, зажимая уши руками, а он выстрелил еще несколько раз.

Бах-бах-бах-бах-бах!

Кусты наполнились звуками бьющегося стекла. Голова у меня гудела.

Папа опустил руки.

— Что думаешь, Джастин? Метко я стреляю? — Он посмотрел на острые осколки бутылок и покачал головой, будто они попытались сбежать, но он это заметил.

Бах-бах-бах-бах!

Я разглядывала ряд разбитых бутылок.

— Очень метко.

— Это был твой первый урок.

— Спасибо, папа.

Мы дошли до пикапа, и он опустил поддон кузова, отложил пистолет, сел на поддон и достал из заднего кармана джинсов кисет с табаком. На боку кожаного кисета виднелись буквы «Р. Э. Л.» с двумя змеями, которые их обвивали. «Рэймонд Эндрю Ли». Он вытащил щепоть табаку, высыпал его на папиросную бумагу и свернул самокрутку.

— Позже умение стрелять сослужит тебе хорошую службу, — сказал он. — Когда ты станешь немного старше. — Свисавшая с его губы папироса качалась вверх и вниз, будто соглашаясь с его словами.

— Такой же, как Кирк? — спросила я.

— А сколько ему лет?

— Тринадцать.

— Да, где-то так, — подтвердил он. — Вот когда все начинается. Может, немного позже. А теперь иди и собери разбитые бутылки в кучу, чтобы они не мешались. Наступил черед банок.

— Хорошо, — сказала я и пошла к бутылкам. Ноги у меня подкашивались. Только туфли, которые стали слишком тесными, держали меня. Я сложила разбитые бутылки в конце ряда, так что там остались только банки, и пошла назад к папе. Он докурил, затушил папиросу о камень и сказал:

— Пора его перезарядить. Достань мне шесть пуль из коробки, Джастин.

Я сделала так, как он велел, и передала ему первую пулю. Он тщательно осмотрел ее, держа близко к глазам, потом на расстоянии от них.

— Ты должна знать, как позаботиться о себе, — сказал он. — Чтобы, когда ты говоришь «отвали», ублюдки сразу понимали, что ты имеешь в виду. Им всем нужно только одно. — Папа разговаривал со мной или с пулей? Он вставил пулю в барабан. Я передала ему следующую.

— Не позволяй им, Джастин. Они все одинаковы. Всем им, богатым и бедным, черным и белым, старым и молодым, — всем нужно только одно. — Он засунул в барабан следующую пулю. — По большому счету это все, что им от тебя нужно. Не давай им этого. — Папа провернул пулю между пальцами, рассмотрел со всех сторон, потом, будто решив, что она ничем не отличается от остальных, тоже запихнул в барабан. — Пусть ублюдки подождут, — закончил он.

— Поднимайся и становись напротив меня, — велел он, когда полностью зарядил пистолет, и передал его мне. — Целься только в того, кого хочешь убить.

Папа положил свои ладони на мои, встал позади меня, и я почувствовала жар, который исходит от его тела.

— Смотри на свою цель, — сказал он. — Первая банка. — Я посмотрела на банку из-под белой краски. — Не отрывай взгляда от цели. Не думай больше ни о чем. Даже о том, чтобы нажать на спусковой крючок. Не спускай глаз с банки. Помни только одно — или ты, или твоя цель. Кто из вас умрет сегодня?

Я посмотрела на белую банку: в середине она была погнута, будто ее пнули. Кто из нас умрет сегодня? Я чувствовала на своих пальцах пальцы папы, когда он нажал на спусковой крючок. Звук швырнул меня на него. Банка упала с камня. Внутри головы, словно при пожарной тревоге, звенел колокол.