Оступившись, я упаду - Лагуна Софи

Тетя Рита густо намазала хлеб маслом, и я тоже так сделала, а сверху на масло мы положили клубничный джем. Я запила это все молоком, а тетя Рита — чаем. Когда мы уже подчищали остатки еды с тарелок, дед спросил у тети:

— Как поживает «торри»?

— Нормально. Она у меня работает без устали. Не много дребезжит после сорока.

— Хочешь, я посмотрю, что с ней?

— Было бы здорово, папа. Ты спасешь меня от разорения в автосервисе. Можно я прокачусь с Джастин на твоем пикапе, пока ты работаешь? — Она повернулась ко мне. — Хочешь прокатиться, Джастин?

— Куда? — спросил дед.

— Не знаю. В город? Может, в булочную?

— Отлично, — сказал дед и затушил папиросу в раковине. — Заодно купите хлеба.

* * *

Я собиралась поехать в город с тетей Ритой. Мне было так легко, словно все воздушные шарики с пижамы уместились у меня в груди. Я натянула юбку и блузку. Тетя Рита вышла из комнаты в клетчатой куртке и джинсах.

— Ключи? — спросила она у деда.

Дед отстегнул ключи от пояса.

— Когда в пикапе едет кто-нибудь старше сорока, то можно услышать не только дребезжание. — Он взял сумку с инструментами и понес ее к тетиной машине.

Мы пошли к пикапу деда. Во флигеле были задернуты шторы.

— Просыпайся, Рэй, ленивая задница! — крикнула тетя Рита. — Некоторые вещи в жизни никогда не меняются, — сказала она мне.

С верхней перекладины ворот за нами следил Петушок.

— Очень многое вообще никогда не меняется, — заметила я.

— Верная мысль, сестренка.

— Эй, я же тебе не сестренка!

— Ну, племянница. Почти одно и то же.

Мы сели в машину. Она повернула ключ, и двигатель заработал.

— Может, выезжая из ворот, заодно переедем Петушка?

— А что, если он вернется в виде призрака? — спросила я.

— Боже, — поморщилась тетя Рита. — Могу себе это представить.

— Жуть!

— Эй, Джастин, у тебя в желудке осталось место для пирожного?

— Конечно!

— Ты забавная, Джастин. Тебе кто-нибудь говорил об этом?

— Нет, — ответила я. — Ты первая.

Тетя Рита рассмеялась. Она включила радио и стала крутить ручку до тех пор, пока не нашла музыку. Мужской голос запел: «Там ярче небеса синеют, там дружба крепче и сильнее…»

— Идеально, — сказала тетя. — Песни ковбоев.

«Там дует самый свежий ветер… там мир в процессе сотворенья». Мы ехали по дороге прочь от Йоламунди.

Тетя Рита вела машину, а из радио неслась одна песня за другой. «Я снова в седле, где друг — это друг, где стадо пасется на сорной траве, я снова, я снова в седле». Мы подпевали вместе, когда знали слова, а когда не знали, просто мычали в такт мелодии. Между песнями тетя Рита сказала мне:

— Никогда не верь ковбоям, Джастин.

— А что насчет Джона Уэйна? Он тоже ковбой.

— За исключением Джона Уэйна. Ему точно можно доверять.

— Но сперва спросить у деда.

— Ха!

Когда мы доехали до поворота на Нуллабри, тетя Рита проговорила:

— Давай поедем дальше.

— А булочная?

— Забудь про булочную. Что, если там будет Релл?

— Боже… — поежилась я.

— Господи, какая же ты забавная! Поедем до Эчуки?

— До Эчуки, — согласилась я, и мы промчались мимо поворота.

Дед никогда не отвозил меня в Эчуку. «Слишком много всякого дерьма за бешеные деньжищи». И ему не нравилось, когда вокруг много людей.

Вдоль дороги стояли силосные башни, огромные, будто сказочные замки. И на дороге было больше грузовиков, трасса казалась более оживленной, чем в Нуллабри: люди ехали в город, из города или проезжали мимо него, фермеры спешили в город закупить припасы. Дорога стала широкой, вдоль нее появилось больше магазинов с разными товарами в витринах: обувью, одеждой, книгами, креслами, кроватями. Я заметила супермаркет, гораздо крупнее того, что был в Нуллабри. Тетя Рита припарковала пикап на обочине главной дороги.

Я увидела длинный мост через Муррей. На другом его конце находилась Моама, где мы жили в доме с папой и мамой и где гриль для барбекю стоял слишком близко к окну.

— А можем мы через него перейти? — спросила я тетю Риту.

— Через мост?

— Да. Мы можем по нему прогуляться.

— Это длинный мост. Ты хочешь пойти пешком?

— А можно?

— Конечно. Почему бы нет?

Мы вышли из пикапа. Она взяла меня за руку, и мы направились к мосту. Там был тротуар для пешеходов и две полосы для легковых автомобилей и грузовиков. Мост соединял Моаму и Эчуку. Мимо нас проносились машины. На полпути, когда в Моаме уже стала видна стоянка для фургонов, я остановилась и посмотрела на реку. В груди защемило.

— Что такое, Джастин? С тобой все в порядке? — забеспокоилась тетя Рита.

Далеко внизу плескались темно-коричневые воды реки Муррей.

— Ты же некоторое время жила в Моаме, правда? — спросила она.

— Да.

— До того, как ушла Донна, верно?

— Да, — кивнула я.

«Рэ-э-э-й!» — так кричала мама, когда разбилось стекло. «Рэ-э-э-й, нет!» Но папа же не разбивал стекло, правда? Просто гриль для барбекю стоял слишком близко к окну. Почему же она так кричала?

Тетя Рита крепче сжала мне руку. Мимо пророкотала машина, и мост задрожал.

Далеко под нами Муррей несла свои воды все вперед и вперед. Скоро она дойдет до Удавки, протиснется сквозь узкие берега и побежит дальше. Мимо нас все так же проезжали машины, одна за другой, от шума двигателей дребезжали опоры моста. Мы с тетей Ритой долго стояли там, держась за руки.

— Мне жаль, что так вышло с твоей мамой, Джастин, — сказала тетя Рита.

В груди стало легче.

— Давай вернемся.

— Конечно, — ответила тетя.

Мы развернулись и пошли обратно в Эчуку. Мы шли вдоль главной дороги, заглядывая в витрины, где были выставлены чашки и тарелки, платья и книги.

— Хочешь мороженого? — спросила тетя Рита.

Мы перешли через дорогу и направились к магазинчику с мороженым. Там было полно детей с мамами и папами и пожилых парочек возраста деда. За стеклом в коробках лежало мороженое всех сортов: ванильное, лимонное, клубничное, карамельное, шоколадное.

— Выбирай любое — я угощаю, — произнесла тетя Рита.

Мне стало жарко. Так много видов мороженого — даже не знаю, смогу ли я выбрать.

Тетя Рита показала на радужное мороженое.

— Вот это выглядит неплохо, — заметила она. — Давай возьмем по порции вот такого. По двойной порции. Что думаешь, Джастин?

— Хорошо.

Тетя Рита заказала по двойной порции «радуги». Пусть даже живот у меня был набит яичницей с беконом, что мы ели на завтрак, да еще хлебом с джемом, места для двойной порции радужного мороженого в нем хватило.

Мы сели за столик рядом с причалом и стали смотреть, как по реке люди катаются на катамаранах. Если корабли поплывут дальше, они дойдут до Йоламунди — Муррей соединяла города, будто водная дорога. Люди на борту перегибались через ограждения, показывали на птиц и деревья, фотографировали.

— Мне жаль, что я не виделась с тобой чаще, Джастин, — проговорила тетя. — Это… это тяжело… с таким человеком, как папа — то есть дед. Но мне хотелось бы чаще навещать тебя. Давай оставаться на связи, ладно? Что бы ни произошло, ты официально всегда будешь моей самой любимой племянницей.

— Я твоя единственная племянница.

— Ах да, точно, — улыбнулась она. — Но все равно самая любимая.

* * *

Когда мы подъехали к участку деда, он все еще стоял перед домом, склонившись над мотором «торри» тети Риты. Услышав шум машины, он поднял голову и помахал нам гаечным ключом. Лоб у него был перепачкан масляной смазкой.

— Добрый день, папа, — сказала тетя.

— Как вам город?

— Хорошо. Мы доехали до Эчуки.

— Эчука? За каким дьяволом? Слишком много дерьма, — сказал дед, снова ныряя под капот «торри», — за бешеные деньжищи.

Тетя Рита мне подмигнула.

Мы обошли дом и увидели, что папа сидит у костра и пьет пиво.