Оступившись, я упаду - Лагуна Софи

17

После полудня было тепло и пасмурно, небо покрывали ровные тонкие облака. Над головой переплетались и изгибались деревья.

— Тебе нравится у деда, Джастин? — спросила тетя Рита.

— Ага, — ответила я, не отрывая взгляда от дорожки.

Кроме участка деда, я жила только в Моаме, когда папа и мама еще были вместе. Папа готовил барбекю у стены рядом с окном. Он пил пиво из банки и ждал, пока на решетку можно будет положить сосиски. Но неожиданно стекло в окне рядом с огнем раскололось. Я видела, как сетка трещин побежала по нему, расходясь от центра. Мама закричала. Я побежала к ней, испугавшись разбитого стекла. Она все кричала и кричала и не останавливалась.

«Смотрю, тебе полегчало», — сказал отец.

Вскоре после этого она исчезла.

— Он хорошо заботится о тебе? — спросила тетя Рита.

— Кто?

— Папа. То есть дед. Твой дедушка.

— Ага.

— Еда в холодильнике? — спросила она.

— Ага.

— И пиво там же, верно?

— Он хранит пиво в прачечной, — объяснила я тете. — Рядом со стиральной машиной.

— Понятно…

Мы двигались по узкой тропе. Она шла позади меня, и мне казалось, что это идет папа, но не совсем папа — его сестра.

Мы вышли к деревьям с толстыми стволами, напоминающими пузыри; над землей у них вздымались, расползаясь во все стороны, корни. Ветви медленно колыхались. Кора, красная, розовая и кремовая, отслаивалась, обнажая древесные кости. В неярком свете листья казались серебристо-зелеными.

— Я уже забыла это место, — сказала тетя Рита. Она подняла руку и посмотрела наверх. Деревья образовывали коридор, ведущий к небу. Тетя взяла меня за руку. — У меня даже голова кружится — так красиво!

Мы шли все дальше, а вокруг стрекотали сверчки. Вскоре мы увидели реку. Она текла мимо нас, широкая и коричневая, на поверхности вздымались мелкие волны.

— Я любила приходить сюда, когда жила здесь, — сказала тетя Рита. — Я постоянно сюда приходила.

Мы пошли по тропинке вдоль берега.

— Ты часто здесь бываешь? — спросила она.

— Дед отпускает меня сюда только вместе с Кирком и Стивом.

— Думаю, вместе с ними тебе намного опасней, — заметила тетя Рита. — Релл все еще не дает деду житья?

— Да, — подтвердила я. — Она не дает ему житья. Особенно когда возвращается папа. Она не любит папу, но потом неожиданно снова любит. Очень-очень любит.

Тетя Рита рассмеялась.

— Ты все молчишь, Джастин, но тебе есть что сказать, правда? Как только ты разойдешься. — Затем она добавила: — Я тоже такой была. Но никогда не успевала разойтись, пока не покинула дом. Даже после этого было тяжело начать говорить. — Она будто рассуждала сама с собой. — Пока я не встретила Наоми.

— Кто это — Наоми?

Тетя Рита положила руку на ствол дерева.

— Моя подруга, — сказала она. — Моя очень хорошая подруга.

Мы еще немного прошли в тишине.

— У меня тоже есть друг, — сказала я.

— Правда? Кто это?

— Майкл Хупер.

— Хорошее имя, — заметила тетя. — Какой он?

— У него есть книга с картами, — сказала я. — Он знает все страны. И может читать. Может считать. Он сильный, — сказала я. — Очень сильный. И он может петь. Он ничего не боится. Он мог бы испугаться, но он не боится.

— Мне нравится, как ты его описываешь. Вы уже долго дружите?

— Не очень долго. Мы подружились только в этом году.

— Хорошо, что ты его нашла. Чем вы занимаетесь вместе?

— Э… мы разговариваем, едим его обед. Ну, не знаю… он мне помогает.

— Это хорошо, Джастин. Это очень хорошо.

Мы перелезли через бревно, лежащее поперек тропинки.

— Он не всегда приходит в школу, — продолжила я.

— Да? И почему же?

— Ему нужно ходить в больницу.

— Зачем?

— К медсестрам. Они заставляют его растягивать ноги.

— Почему они его заставляют?

— Он не получил достаточно кислорода. Его тело… оно не всегда его слушается.

— Должно быть, ему тяжело, — сказала тетя Рита. — И не только ему. Тебе тоже, когда его нет рядом.

— Да, — согласилась я. — Гораздо лучше, когда он тоже ходит в школу.

— Хорошо, — проговорила тетя Рита. — Я рада, что он у тебя есть. И готова поспорить, он тоже рад, что у него есть ты. Друзья могут изменить всю жизнь.

— Да, — кивнула я. — И правда, могут.

Мы остановились рядом с качелями — привязанной к веревке покрышкой. Длинная веревка была примотана к ветке, растущей прямо над рекой. Тетя Рита толкнула качели, и покрышка отскочила от нее.

— Хочешь искупаться? — спросила она.

— Да, — сказала я. Несмотря на пасмурную погоду, сквозь облака пригревало солнце.

— Я не могу просто так смотреть на эту реку и не искупаться, — призналась тетя Рита, расстегивая рубашку. — Даже чертовой зимой.

Она стянула ботинки и джинсы и осталась стоять на берегу только в трусах и лифчике. Тетя Рита была как папа и в то же время не как папа. Она повернулась ко мне:

— Кто последний, тот дурак!

Я сняла платье и стала спускаться к реке. Тетя Рита уже прыгнула на покрышку, уцепилась за нее и встала во весь рост. Она толкала ее ногами, наклонилась назад, запрокинув лицо к облакам. Покрышка взлетала все выше, затем летела вниз; спина тети Риты была такая прямая и напряженная, как у статуи солдата в Нуллабри, плечи широкие и гладкие, тело насыщено электричеством, которое она выпускает на волю в Тарбан-Крик. Она раскачивалась вверх и вниз на покрышке, все выше и выше. Когда покрышка взлетела достаточно далеко в сторону реки, тетя Рита отпустила ее и с громким криком упала в воду.

Я рассмеялась.

Тетя Рита выбралась на берег, с ее кожи обегали капли воды.

— Теперь твоя очередь, — сказала она.

Я села на качели, обхватив покрышку ногами, и крепко держалась за веревку, пока тетя Рита раскачивала меня все выше и выше. Я чувствовала, как раскрывается у меня рот, широко-широко, шире, чем дырка в зубах, и я сквозь смех закричала: «Не-е-е-ет!» — а тетя Рита раскачивала меня все выше.

— Отпускай! — кричала она. — Отпускай, Джастин!

Я отпустила веревку и взлетела к свету — выше, выше, выше! — а затем упала в холодные воды Муррея. Когда я вынырнула на поверхность, загребая по-лягушачьи руками и ногами, там уже была тетя Рита, она улыбнулась мне и окатила меня водой, брызги разлетелись во все стороны.

— Получай! Вот тебе! — Я тоже плеснула в нее водой. — Вот тебе!

— Вот тебе! Получай!

Мы вместе выбрались на берег и сели рядышком, вокруг нас и по нашим ногам ползали муравьи. Я палкой нарисовала на земле сердце. Медленно, держа палочку будто карандаш, я написала букву «д», затем нарисовала стрелочку, затем написала букву «р». Я писала очень медленно. Мне хотелось, чтобы буквы стояли в правильном порядке: «д», потом «р».

— О, Джастин! — сказала тетя Рита. Она обняла меня одной рукой и обложила нарисованное сердце камушками.

Я подняла взгляд и увидела сквозь деревья, что кто-то приближается к нам.

— Это Рэй, — сказала тетя Рита. — Это твой папа, Джастин.

— Йо, йо, йо! — вдруг заголосила она, приложив ладонь ко рту, словно вождь Пума из фильма «Маклинток».

— Йо, йо, йо! — отозвался папа и вышел из-за деревьев, похлопывая ладонью по рту.

Тетя Рита запрокинула голову:

— Йо, йо, йо!

Он подбежал ближе и на бегу стянул через голову рубашку, а совсем возле реки сбросил с себя джинсы и ботинки, такой широкоплечий, с тугими мускулами, переливающимися под кожей. Тетя Рита вскочила на ноги, все еще в трусах и лифчике, и они помчались к реке. Брат и сестра, они перекрикивались между собой, снова и снова, они кричали: «Йо-йо-йо!», похлопывая ладонью по рту, высокие и сияющие. Папа прыгнул на шину, сильно оттолкнулся и взмыл над рекой. Обхватив руками ноги, он с шумом упал в реку, и вокруг него кругами разошлась вода. Тетя Рита прыгнула следующей. Я смотрела, как они борются в воде, ныряют и выныривают, снова ныряют и плещут друг в друга водой. Каждая капля воды между ними искрилась от света и электричества.