Агентурная сеть - Игорь Прелин

Пока я размышлял над тем, как мне поступить, в трубке снова раздался умоляющий голос Гладышева:

— Помогите нам, Михаил Иванович. Я знаю, вы все можете. Прошу вас не в службу, а в дружбу.

Я понимал, почему Гладышев изменил свою точку зрения на взаимоотношения с резидентом и стал вместо покровительства, означавшего подчинение, предлагать дружбу, дававшую какой-то шанс на деловое партнерство: шел уже третий день переворота, а он оставался в стороне от руководства посольством, о чем, безусловно, знали в Москве, потому что все телеграммы в МИД уходили за подписью Драгина. Все это неизбежно поднимало рейтинг советника и, соответственно, снижало рейтинг посла, а, учитывая связи Дэ-Пэ-Дэ в ЦК, кто знает, какие из этого могут быть сделаны выводы!

Если бы не это обстоятельство, вряд ли Гладышев стал бы так заискивать передо мной и просить меня о дружеской услуге!

За те неполных два месяца, что я провел в стране, наши отношения, можно сказать, еще не сложились, но, к моему большому и искреннему сожалению, явно стала просматриваться тенденция к тому, что в дальнейшем они не только не сложатся, а могут вообще испортиться. А началось все с пустяка, с мелочи, из которых и состоит наша жизнь и последствия которых порой бывает трудно или даже невозможно предусмотреть.

Через две недели после приезда в страну я помогал Хачикяну проводить ответственную встречу с агентом, работавшим во французском посольстве. Раньше с этим агентом встречался Матвеев, а Хачикян ему ассистировал. Теперь я ассистировал Хачикяну, поскольку хотел посмотреть на этого агента: мне было полезно знать его в лицо на тот случай, если когда-нибудь придется с ним работать. К тому же поручать это дело другому работнику было нецелесообразно, чтобы не расширять круг знающих его лиц. Ну, а мне в любом случае это было положено по должности.

Хачикян встретился с этим агентом в обеденный перерыв, получил несколько важных документов, передал мне, и я поехал в посольство, чтобы сфотографировать их и быстренько привезти обратно, поскольку агент должен был после окончания перерыва положить документы на место.

Времени у меня было в обрез, поэтому, подъехав к посольству, я не стал парковать автомашину на своем обычном месте, а остановился прямо у входа и побежал в резидентуру, где меня уже ожидал Колповский и подготовленная к работе фотоаппаратура.

Я знал, что обычно у входа останавливается машина посла, это было, так сказать, ее штатное место, но пренебрег этим обстоятельством, поскольку был перерыв, посол, как я полагал, уехал к себе в резиденцию обедать, да и вообще мне в этот момент было как-то наплевать на всякие протокольные условности.

Оказалось, что я все же не учел некоторых тонкостей этикета и поступил опрометчиво.

Пока я находился в фотолаборатории, подъехал посол, который вместе с атташе, ответственным за протокол и одновременно выполнявшим функции его личного переводчика, ездил к министру иностранных дел. И вот из-за того, что у калитки стояла моя автомашина, он был вынужден остановиться не на своем «законном» месте, а в сторонке, и пройти до калитки лишний десяток метров.

Когда мы с Колповским закончили фотографирование, и я вышел из резидентуры, чтобы ехать к Хачикяну, меня перехватил атташе и сделал мне замечание:

— Михаил Иванович, убедительно прошу вас никогда больше не ставить свою машину у калитки. Евгений Павлович был очень недоволен!

И тут я допустил вторую оплошность: вместо того, чтобы по-философски отнестись к этому замечанию и промолчать, я, находясь в состоянии легкого возбуждения от проводимой операции, не сдержался.

— Это посол поручил вам сделать мне замечание? — спросил я.

— Да, — ответил атташе, который по молодости лет, видимо, готов был выполнить любое поручение своего шефа.

— Тогда передайте, пожалуйста, Евгению Павловичу, — с холодной вежливостью сказал я, — что замечания советникам следует делать лично, а не перекладывать воспитательную работу на младших дипломатов.

Естественно, атташе немедленно доложил послу о разговоре со мной. Не знаю, насколько он был при этом объективен, но ответная реакция последовала незамедлительно: до конца этого дня я испил всю чашу унижения, поскольку все приближенные к послу лица, включая завхоза и даже некоторых дежурных комендантов, посчитали своим долгом вступиться за его честь и достоинство и тоже сделать мне замечания типа «ай-ай-ай»: как нехорошо вы поступили, нарушив субординацию, да еще при этом позволив себе критиковать действия самого посла!

А еще через несколько дней в посольстве состоялось партийное, то есть (пардон!) профсоюзное собрание, и надо же было так случиться, что на нем отсутствовал Хачикян, который, как я уже говорил, в силу сложившихся обстоятельств работал с повышенной нагрузкой.

Даже у Дэ-Пэ-Дэ, который всегда болезненно относился к отсутствию на собраниях разведчиков, хватило ума не заострять на этом внимания. Открывая собрание, он, как обычно, объявил, что на нем отсутствуют три коммуниста, то есть (опять пардон!) члена профсоюза, из которых двое в отпуске, а Хачикян занят по работе.

И вдруг посол, нисколько не смущаясь тем, что собрание было открытым и на нем присутствовали не только дипломаты, но также технический состав и приглашенные из других организаций, обратился ко мне:

— Михаил Иванович, почему как только у нас какое-то мероприятие, так кто-нибудь из ваших сотрудников обязательно занят по работе?

Это была откровенная бестактность, тем более что я не имел возможности даже ответить на этот вопрос, и посол это знал! Не мог же я в самом деле при всем честном народе объяснять ему, что Хачикян отсутствует потому, что собрания назначаются, как правило, за неделю, а встречи с агентами — за две-три недели, а то и за месяц, и предусмотреть, что именно в этот день в посольстве будет какое-то мероприятие, невозможно. Да и не могли мы подстраивать нашу работу под работу парткома (профкома) и других общественных организаций!

В зале раздались ехидные смешки, все посмотрели в мою сторону, и мне стоило большого труда сдержаться, хотя меня так и подмывало сделать ответный ход.

Однажды в аналогичной ситуации один мой знакомый резидент взял да и раздраконил на собрании политический доклад, сделанный послом, да так грамотно и хлестко, что стенограммой его выступления потом буквально зачитывались в ЦК. Ну и чего он этим добился? А того, что окончательно испортил с послом отношения, и только!

Поэтому я в очередной раз решил промолчать, памятуя, что дипломатия — это искусство навязывать противнику свои условия, и что в этой профессии, как и в разведке, верх одерживает тот, у кого больше выдержки и умения дождаться своего часа…

Взаимоотношения между послами и резидентами КГБ — одна из наиболее примечательных и достойных описания, порой комических, иногда трагических или скандальных сторон жизнедеятельности любого советского посольства!

Хорошо, когда посол и резидент пусть не с первого знакомства, но все же в конце концов находят общий язык, причем, естественно, не на почве взаимных пороков или злоупотреблений, а на почве честного и бескорыстного служения своему Отечеству.

Тогда посольство, а с ним и все остальные учреждения, под «крышей» которых затаились разведчики, работают, как выверенный и хорошо отлаженный часовой механизм, сочетая эффективное выполнение функциональных задач с четким взаимодействием и высокой дисциплиной.

Хуже, когда и посол, и резидент честно служат своему Отечеству, но делают это как-то поврозь, каждый сам по себе, как будто представляют не разные ведомства, а разные государства, потому что у них, при всей их деловитости и порядочности, почему-то не складываются личные отношения. Это сразу замечают их непосредственные подчиненные и остальное окружение, после чего в коллективе посольства происходит сначала скрытое, а потом и явное размежевание на два лагеря, объединившихся по принципу симпатий или антипатий. Затем эти процессы нарастают, углубляются, и мало-помалу посольство начинает лихорадить от местечковых амбиций и несогласованности, а это неизбежно сказывается на результатах работы как по дипломатической, так и по разведывательной линии.

Ну и, конечно, совсем плохо, если посол и резидент находятся в непримиримом противостоянии, независимо от того, что является его причиной и кто из них прав, а кто виноват.

Тогда уже работа отодвигается на задний план, а на передний выходят интриги, взаимное доносительство, всяческие козни, единственной целью которых является стремление доказать, что твой противник является никудышным работником, а то и вообще аморальным типом, позорящим свое ведомство и всю страну.

Если в подобном, зачастую сугубо личном конфликте верх одерживает посол, то это немедленно отражается не только на работе самого резидента, но и на работе всех остальных сотрудников резидентуры: руководители других учреждений прикрытия чутко держат нос по ветру и, заметив превосходство посла, сразу начинают «прижимать» работающих у них разведчиков, загружая их сверх всякой меры работой по линии прикрытия, перекладывая на них массу поручений, от которых под любым предлогом отказываются другие сотрудники, делая их объектом критики за малейшие должностные упущения и вообще всячески сводя пресловутые «личные счеты».