Пропавшее кольцо императора. IV. Нашествие орды - Роман Булгар

– Тебе нравится наша туркменка?

Неглупая монголка заметила, какими глазами смотрит служанка на ее мужа, смекнула, что юная туркменка по имени Юлдуз влюбилась в Угхаха, как можно влюбиться в ее годы. До одури, до беспамятства, безрассудно и самозабвенно, всем своим еще неискушенным сердечком.

Хотя, она и сама все заводила разговор о том, что ее мужу следовало бы взять еще одну жену. Но жаркое чувство юной рабыни ее несколько пугало. Она боялась, что новая любовь может затмить старую.

– Как может нравиться или не нравиться вещь, которая принадлежит тебе по праву? – шутливым вопросом ушел он ответа, не желая даже думать об этом. – Вещь, она и есть вещь…

– Ну… вещи бывают разные, – задумчиво произнесла Борте, а потом резко сменила тему разговора и больше об этом она и не заикалась.

Со стороны наблюдала Борте, как Юлдуз пожирает влюбленными глазами ее мужа, а тот, простачок, словно ничего и не замечает…

– Хозяйка… – девушка печально вздохнула, – наказала мне, чтобы я дождалась твоего возвращения и всегда была при тебе. Она взяла с меня страшную клятву. Я пообещала ей…

Но никак не ожидала она, Юлдуз, что после смерти своей хозяйки, странным образом вдруг окажется в обозе темника Субэдэя. Потом кто-то шепотом объяснил ей, что так поступили, думая, что посланный гонцом к Чингисхану Угхах никогда не вернется. А когда он вернулся, то и не вспомнил о прошлом имуществе, щедро одаренный Субэдэем.

– Если я не захочу тебя в жены? – усмехнулся уязвленный Угхах.

– Тогда я стану твоей верной тенью…

Коротко и резко вздохнула Юлдуз, когда он резко качнулся к ней, схватил руками. Все ее тело так и встрепенулось, ощутив проникающие прикосновения мужских пальцев, и подалось навстречу им.

Дева вздрогнула, тихонько простонала, что неимоверно подстегнуло мужчину, в душе которого еще боролось сомнение. Угхах каким-то подсознательным чувством определил, что девчонка уже не осознает окружающего, что она уже вся там, в томящем мареве зова собственной плоти. Он отринул все другие мысли, подхватил на руки безвольно поникшее тело, высоко поднял и закружил, вдыхая в себя упоительные запахи ее нетронутой чистоты и молодости.

– Хатын, хатын, – прошептал он, закрывая глаза.

И вдруг вспомнились ему те счастливые дни, когда он только привел в свою юрту смущающуюся и не поднимающую на него свои глазки Борте. Он как будто снова вернулся в свою молодость…

– Я люблю тебя! – донесся до него счастливый девичий шепот.

Обмякшая в его руках, она дышала страстным желанием, учащенно вздымались юные грудки, бурное дыхание рвалось из приоткрытого рта.

Уложив девчонку на мягкую подстилку, десятник наклонился к ней и, не сдержав своего желания, поцеловал озорно выглянувший и остро торчавший сосок. Протяжно вскрикнув, Юлдуз крепко обхватила его, судорожно обняла, завалила на себя, суетясь широко раздвинутыми ножками, покорно подкладываясь под его крепкое тело.

Ощутив его прикосновение, девчушка резко забилась, торопливо и бестолково вскидываясь, подставляя свое жаждущее лоно.

– Ох! – тихий вскрик, и она, обмякнув, превратилась из нескладной девчонки в женщину, ладную и неотразимо притягательную.

И черты ее лица изменились. Мягче стало его выражение. Исчезла напряженность вожделения. Под мужчиной, распахнувшись вся, лежала женщина – возбужденная до предела, изнывающая в неутоленной пока еще жажде соития и полностью готовая к нему – но уже не скромная дева, а женщина. И он, пораженный этим мгновенным превращением, подался к ней, снова задвигался. Его движения крупно встряхивали юное тело. Трепыхались, вскидываясь и на мгновения замирая в своем восторженном полете, упругие грудки. Легонько обнимая Угхаха за плечи, Юлдуз вся отдалась своему любимому и ненаглядному мужчине, растворившись в долгожданном счастье, став частицей мужчины…

Глава V. Ловушка захлопнулась, но мышь ускользнула

Караульный, выставленный на глиняной круче, с которой весь глубокий и извилистый овраг, вернее, та его часть, что прилегала к лесу, хорошенько просматривалась, заметил, как по направлению к ним плывут, покачиваясь с бока на бок, две арбы, соскочил с толстой ветки и засеменил к сотнику.

– Едут, едут! – свистящим голосом возвестил монгол и протянул руку, указывая: – Там… там…

– Чего ты разорался, а? – недовольно зашипел Угхах, передергивая плечами. – Тише, не в родной степи! – попенял он.

Ибо тут каждый звук разносится далеко, проносится по высоким верхушкам, пугая птиц и сгоняя их в огромные каркающие стаи. Любому станет понятно, что в лесу обретает кто-то чужой.

– Две повозки, – перешел на шепот дозорный, – и четверо конных.

Вскочив на коня, Угхах в сопровождении двух нукеров поскакал навстречу повозкам. Сомнений в том, что это ехали именно те, кого они ждали, у него не было. Добрые люди с благими намерениями по дну оврага по направлению к дремучему лесу не разъезжают. И на передней арбе выставили условленный знак – к правой оглобле они привязали длинную пеструю ленточку, которая порывисто развевалась на ветру.

– Вас ждут… – сотник вынул и показал кусок кожи с выжженным на ней тавром-печатью.

– Слава Аллаху! – облегченно вздохнул приказчик купца Махмуда аль-Гурганджи, вытаскивая из-за пазухи такую же кожаную пайцзу. – Я боялся, что вы заблудитесь, не найдете дороги.

– Мы-то ее нашли, – заскрежетал зубами Угхах. – А вот кое-кто, видно, еще блуждает… – в сердцах сплюнул он.

Позор им всем, несмываемый и на всю их оставшуюся жизнь, если из-за этого наглеца и хвастуна Кокчу они провалят все задание. Если в ближайшее время любимец Субэдэя не появится, ему придется самому отправиться с частью своих людей в город. Подобная возможность не исключалась. Возможно, так будет даже лучше и намного безопасней. Он тут вторые сутки, и все вокруг спокойно. А если этот Кокчу тащит за собой погоню, то всем им грозит смертельная опасность.

К дрянному и никудышному, сильно подавленному настроению, что не покидало его последнее время, добавилось все более остро ощутимое предчувствие грозно надвигающейся опасности. Так в очередной раз срабатывало у него предвидение, выработанное с годами, пришедшее с накопленным опытом. Любой, даже самый тщательно продуманный план, бывало, не срабатывал из-за какой-то мелочной случайности. Не говоря уже о том, что все летело в тартарары, если кто-то начинал вести себя глупо, переставал следовать всем полученным предписаниям, бравируя и наплевательски пренебрегая неписаными правилами войны.

Вот именно пренебрежение своим долгом и было где-то свойственно десятнику Кокчу. По всем расчетам он уже должен был быть на месте.

В том случае, если его отряд нигде не задержался, не устроил себе незапланированный отдых. Не дай того Небесные Боги, чтобы они где-то по пути наткнулись на одинокое жилье и там устроили, по своему обыкновению, жестокий разбой.

Перед болезненно прищуренными глазами Угхаха, как наяву, вдруг появились дерзкие нукеры Кокчу, весело хохочущие, с наслаждением уписывающие жирные куски баранины с блестящими капельками желтого жира, жадно разрывая их грязными скрюченными пальцами. В ушах, отдаваясь, зазвенели отчаянные крики о помощи.

– У, мангусы! – выругался сотник. – Зарежу! Собственными руками!

Ничего не понявший приказчик шарахнулся в сторону, испуганно захлопал глазами. Застыли его помощники. Им всем показалось, что угроза монгола относится именно к ним.

– Не бойся! – Угхах презрительно покривился. – Это я не тебе…

К стоявшим перед ним людям он особых симпатий не испытывал. Он презирал предателей, считал их самыми последними отбросами.

Конечно, он понимал, что приходится время от времени прибегать к услугам перевертышей, особенно на вражеской земле. Но никогда он полностью им не доверял. Тот, кто предал один раз, не преминет потом обмануть и во второй, и в третий раз. Смотря, в какую сторону задует ветер, туда и потянут они свои предательские носы, ища себе надежную защиту и богатую наживу. Только не ведают они пока, что обычно век предателей недолог. Кому нужен слуга, предавший своего прежнего хозяина. Это самый большой и смертный грех…

– Ты там… по дороге… – настороженно прищурившись, спросил он, – подозрительного ничего не видел, не слышал? Как там у вас, в городе, все спокойно?

– Мы проехали ворота, – обстоятельно начал говорить приказчик, – все, как обычно, на дороге тихо, на бугре два конных булгарина стояли.

– Они всегда там стоят, на том самом бугре? – резко развернув голову в его сторону, Угхах вперил в него тяжелый испытывающий взгляд. – Или их послали сторожить только сегодня?..

Или же он сам себя попросту накручивает… Или, может, булгары учуяли что-то неладное, успели приготовиться и устроить им ловушку?