Пропавшее кольцо императора. IV. Нашествие орды - Роман Булгар

Монгольский лук по своим размерам был сравнительно небольшим, но исключительно мощным и дальнобойным. Относительно малые его размеры диктовались особенностью его применения. Стрелять с коня из длинного лука, подобного английскому, через сотню лет погубившему французскую рыцарскую конницу в битве при Креси, невозможно.

Легкая конница играла в бою далеко не второстепенную роль. Бой всегда начинали лучники. Они атаковали противника несколькими разомкнутыми линиями-цепями, накатываясь волнами, непрерывно обстреливая его из луков. Всадники первых рядов, выбывшие из строя или к тому времени израсходовавшие весь запас стрел, мгновенно заменялись воинами из задних шеренг. Если враг не выдерживал этого массированного обстрела и поворачивал к ним свой тыл, то легкая конница, кроме луков, имевшая на вооружение и сабли, сама же и довершала разгром. Если же противник, выстояв, сам контратаковал, то монголы ускользали, не принимая ближнего боя, притворно отступали, заманивая врага под неожиданный удар из засады.

Ложное отступление – главная, но далеко не единственная новинка в тактике действий монголов. Исключительная маневренность их легкой конницы позволяла ей почти мгновенно перестраиваться по ходу боя и наносить разящие удары в самых неожиданных местах.

Противник же зачастую попросту не успевал перестроиться, а если даже успевал это сделать и встречал один отряд, то тут же получал удар в неприкрытый фланг от другого отряда.

Выполняли лучники и не менее важную в бою разведывательную функцию. Иногда они наносили, казалось бы, совершенно бессистемные удары то по одному, то по другому месту. На самом деле они проверяли готовность обороны противника, нащупывали его наиболее слабые и самые уязвимые места. А от этого затем не в малой степени зависело и направление главного удара, наносимого кешиктенами, багатурами и тяжеловооруженной конницей…

Взяв в руки лук, Субэдэй осмотрел его и неодобрительно покачал головой. В некоторых местах лак потемнел, по нему побежали светлые паутинки почти невидимых глазу трещин.

– Всыпать ему пять палок! – коротко бросил темник.

Наказание автоматически распространялось и на командира десятка, допустившего недосмотр. Если такие найдутся и в другом десятке, то свое наказание получит и сотник. Одна из статей великой Ясы гласила, что за проступки своих солдат – расхлябанность, плохую готовность, тем более тяжкое воинское преступление – командир наказывался одной мерой с ними. Если же нукер подлежал смертной казни, то и командир мог быть казнен вместе с ним. Об этом ни десятники, ни сотники, ни сам тысячник ни на одно мгновение не забывали, помнили.

– Лак плохой… – коротко буркнул тысячник, нервно поеживаясь и поводя плечами, ибо ему не раз докладывали, что тот состав, который им выдали интенданты, оказался непонятным суррогатом.

Сколько его ни наноси, все равно трескается. Хорошо нажились на поставках армии. Может, всему виной был слишком влажный климат.

– У тебя одного? – глаз Субэдэя стал наливаться кровью.

– Я отвечаю лишь за своих людей, – пряча взгляд, ответил тысячник. – Что дают другим, не смотрю.

– Ответишь! – пригрозил ему темник. – Лук – твое главное оружие!

В надежных руках лук один обеспечивал неуязвимость конника без надежных доспехов. Далеко летящие стрелы монголов уже косили врага, в то время как стрелы их противников еще не долетали до цели или достигали ее на излете, не пробивая и плотной шерстяной одежды.

Но если возникала острая необходимость сблизиться, то лучники компенсировали остро возрастающую уязвимость усилением темпа и плотности своей стрельбы, да так, что враг боялся голову из-под щита высунуть. В бою монгол успевал за одну минуту выпустить шесть-восемь стрел. А сколько их мог выпустить атакующий лавой тумен…

А потому каждый нукер должен был представить своему командиру три больших колчана, наполненных по шестьдесят стрел.

Сами по себе монгольские стрелы представляли нечто особенное. Существовали особые бронебойные наконечники: под кольчужный, под пластинчатый и под кожаный доспехи. Были стрелы с очень широкими и острыми наконечниками. Иначе их называли «срезень». Способны были они отрезать руку, а то и всю голову. У командиров всегда под рукой имелось несколько свистящих сигнальных стрел.

– Покажи мне свою саблю! – приказал Субэдэй нукеру, стоявшему в самом последнем ряду.

Знал темник, что обычно нерадивые командиры ставили назад своих самых худых солдат в надежде, что проверяющий до них не дойдет.

На таких у старого барса был особый нюх. Он безошибочно находил нерадивцев среди сотен исправных нукеров. По одному их прячущемуся взгляду, по понурому виду, по мелкому подергиванью пальцев.

– У-у-у! – зашипел он, низко подвывая. – Тупой палкой ты и тыкву не перерубишь! Чем будешь рубить врага?

После лука самое важное оружие легкого конника его сабля. Клинки очень легкие, слабоизогнутые и рубящие с одной стороны. Такая сабля была орудием боя по отступающему противнику, когда бегущего врага рубили со спины, не ожидая встретить серьезного сопротивления.

Именно в таких условиях оружия лучше, чем легкая сабля, не было: она не утруждала руку и, между прочим, что являлось немаловажным, выводя врага на определенное время из строя, как правило, не лишала его самой жизни – и побежденные потом становились пленниками.

Для ведения массированного наступательного или встречного боя сабли были малоэффективны, и тогда главную роль играла тяжелая конница с массивными палашами и мечами, также слегка изогнутыми…

Лишь вскользь Субэдэй, возвращаясь после обхода, посмотрел на стройные ряды своей охранной первой тысячи. Как и все кешиктены Чингисхана, его багатуры вооружены были намного разнообразнее, чем легкие конники. Они держали в своих руках мощные копья – пики, мастерами во владении которыми были уруты и мангуты, в недавнем прошлом едва не разнесшие в отчаянной копейной атаке во много раз их превосходившую армию кераитов. У многих копья были с крюком, предназначенным для стаскивания врага с лошади. Кроме того, каждый имел аркан из конского волоса – легкий, прочный и длинный.

Багатуры, такие, как кешиктены и нойоны – владельцы доспехов, все чаще употребляли тяжелое ручное оружие, дающее преимущество в тесном бою: боевые топоры и палицы, копья с длинным и широким лезвием, которые применяли и как колющее, и как рубящее оружие…

Ближе к полудню устроили общие скачки. Победитель должен был получить в виде премии коня, а пришедший последним – до следующих скачек лишался права сесть на лошадь. Субэдэй сам, сидя верхом на коне, окруженный своими верными нукерами, в числе которых в тот день был и Угхах, присутствовал на этих состязаниях.

Втайне от всех десятник в душе переживал о том, что он не сможет принять участия в скачках. Ему хотелось показать свою удаль. Но, в большей степени, ему хотелось развеять тень тоскливой печали все чаще и чаще не сходившей с его похудевшего в последнее время лица.

Ему казалось, что лишь на скачках он сможет встряхнуться, собрать в кулак всю свою размягчившуюся волю. Вся жизнь каждого воина, кто принимал участие в состязаниях, сосредотачивалась на том, чтобы не оплошать. Ибо тут одинаково легко можно было стяжать как щедрую награду и повышение по службе, так и гнев темника. Со всеми отсюда вытекающими последствиями. В это утро Угхах уже видел, как лучника, что из шести стрел ни разу не попал в цель, Субэдэй тут же приказал вырядить в женское платье и с позором прогнал с майдана.

Однажды разгневанный военачальник отстранил от командования пожилого сотника, который явно по вине своего споткнувшегося коня пришел на скачках последним. На его место назначили молодого нукера, особо отличившегося на последних состязаниях. И это была не просто честь, а много больше. Ибо при назначении сотником каждый получал двенадцать коней, а при распределении воинской добычи доля сотника в девять раз превышала долю простого воина.

Несмотря ни на что, Угхах частенько принимал участие в подобных скачках. Его искусство в верховой езде и прекрасный конь, подаренный ему по приказу самого Чингисхана, обычно позволяли ему быть в числе первых. А как-то он даже пришел первым.

После полудня устроили состязание в борьбе. В нем принимали участие только испытанные и в деле проверенные силачи. По одному от каждой сотни. Борьба велась без определенных правил – следовало, не нанося противнику ударов руками, ногами и головой, любым способом повалить его на землю, прижать весом всего своего тела или же, оторвав от земли, продержать, пока судья не хлопнет в ладоши три раза.

Победителем в этом состязании вышел десятник из второй тысячи – огромный, как скала, по своему происхождению из татар, своевременно перешедших на сторону монголов до полного истребления этого народа по приказу великого кагана, с воловьей шеей и стальными мускулами.