Грехи маленького городка - Кен Джаворовски

Я выбрала последнее, такое простое слово, рассчитывая, что оно сработает. Кому не захочется сделать своего ребенка счастливее?

– Спасибо, – произнесла женщина, хотя я не понимала, за что она меня благодарит. – Мой муж вернется буквально через минуту.

– Что вы об этом думаете? – спросила я, не давая ей уйти от вопроса, и даже шагнула чуть ближе к ней, как бы настаивая на ответе. Я ждала – и хотела – услышать слова покорного согласия, но вместо этого женщина усмехнулась. Вид у нее был как у человека, которого загнали в угол.

– Я же сказала, сестра, что мы подождем моего мужа.

– Габриэлла уже упоминала об этом пляже, – раздалось у меня из-за спины. Это подошел отец семейства. Я постаралась скрыть удивление.

– О, так вы ее отвезете?

– Может, когда-нибудь, – ответил он. – Когда все это останется позади.

– Хорошо-хорошо. Но… она думает, что лучше поехать сейчас. Ради поддержки, чтобы поездка придала ей сил. Пока она борется с болезнью.

– У нее есть вся поддержка, которая только может ей понадобиться. Поддержка от семьи и от Бога.

Я посмотрела на мать пациентки, самодовольная улыбка которой делала ее прямо-таки воплощением столь любимого моим отцом немецкого слова Backpfeifengesicht[2]: по этой физиономии так и хотелось врезать.

Что до ее мужа, мне было бы легче, окажись он опереточным или мультяшным злодеем либо презренным спорщиком, который гневно брызжет слюной. Но вместо этого он держался невозмутимо до снисходительности. Казалось, он готов прервать разговор в любой момент, хоть прямо сейчас. Все равно что играть в мяч с тем, кто не пытается его ловить, или перетягивать канат, выскальзывающий из рук противника.

– Есть надежда, что вы сможете отвезти ее к океану в ближайшее время? – Когда ответа не последовало, я добавила: – Или, возможно, ее свозит кто-то другой? Уверена, кто-нибудь…

– Послушайте, пожалуйста, – сказал пастор, будто отбросив всякое притворство, – мы считаем, что нам самим известно, как позаботиться о собственном ребенке. А вы можете принимать решения относительно своих детей. – Его взгляд скользнул по моему лицу, по шраму. – Если они у вас есть.

* * *

Ближе к концу дежурства я отвела Полу и доктора Уиллиса в пустую палату и показала им на два стула. Сама же закрыла за нами дверь и села на кровать. Раньше я уже репетировала речь, но все равно не понимала, как начать. Поэтому немного помычала, раза три сказала «о’кей» и решила сразу взять быка за рога.

– Мне нужно кое-что вам сказать по секрету, чтобы никуда дальше это не пошло. Что бы я ни говорила, история не должна выйти за стены палаты. Вы согласны?

Они покивали, и я почему-то тоже.

– Речь о Габриэлле. Понимаете… Знаю, нельзя прикипать сердцем к пациентам, и я не прикипела, клянусь. Это не какое-то безумие… хотя, может, и кажется таковым. Боже, как говорить-то по делу…

– Постарайся, пожалуйста, – попросил доктор Уиллис и улыбнулся мне, давая понять, что все в порядке. Потом потянулся и поправил свой слуховой аппарат. Похоже, я говорила не только бессвязно, но и невнятно.

Я заторопилась:

– Эта девочка… мы знаем, что ее ждет. Она тоже знает. И хочет в жизни только одного: увидеть океан. Я собираюсь отвезти ее туда.

– Замечательно с твоей стороны, – сказала Пола. – Ее родители тоже поедут? Если да, путешествие выйдет долгим и нудным.

– Ее родители не знают о моих планах. И никто не знает, кроме меня и Габриэллы. Ну и вас теперь.

– Ты просила отца Габриэллы, чтобы он ее отвез? – спросила Пола.

– Да.

– Что он сказал?

– Тебе коротко или подробно?

– Покороче.

– Он сказал «нет».

– А если подлиннее?

– Он сказал «нет, ни за что».

– Понимаешь, в чем проблема? – Слова Полы прозвучали настолько саркастично, насколько это вообще было возможно для нее в последнее время. Она и в целом стала какой-то тихой, заставляя меня немного о ней тревожиться. В прошлом году Пола призналась, что психотерапевт заметил в ней признаки депрессии после отказа от попыток завести ребенка – такое частенько случается на фоне неудачных ЭКО и ощущения, будто ты подвела своего супруга. С тех пор она посещала психолога в Харрисбурге, а я подменяла ее на те несколько часов, которые для этого требовались. Сеансы Пола держала в тайне. Я пыталась убедить ее признаться хотя бы мужу, Нейтану, но она ответила, что не хочет волновать его и напоминать об их неудаче. Потом улыбнулась и заверила, что все будет хорошо. Я понадеялась, что она не ошибается. И что за этой ее улыбкой не скрывается слишком глубокая печаль.

А сейчас я сообщила:

– Завтра во второй половине дня я собираюсь отвезти Габриэллу на пляж, пусть посмотрит на океан. Потом мы вернемся, и никто ничего не узнает. А вам я сказала только потому, что будет ваше дежурство и вы, конечно, заметите отсутствие пациентки.

– А если ее придут навестить? – спросила Пола.

– Ее родственники приезжали сегодня и уехали к часу дня. Если завтра они поступят так же, мы отправимся в путь в полвторого, доберемся до места к шести, потом поедем обратно и вернемся в больницу еще до полуночи. Габриэлла сказала, что завтра вечером у ее родителей в церкви какое-то особенно долгое молитвенное собрание, поэтому все должно обойтись.

– Думаешь, будет так легко?

– Это просто поездка к океану. Машина у меня в порядке. Чего тут сложного?

– А если ее родители вдруг позвонят или приедут?

– Ну, не знаю… можно сказать, что понадобилось забрать ее на какие-то дополнительные анализы. Или что… нет, не знаю. Надеялась, что вы согласитесь помочь мне с этим.

Доктор Уиллис, который молчал так долго, что я периодически косилась на него, проверяя, не задремал ли он, как за ним водилось, на самом деле слушал очень внимательно. Он подался вперед, сложил домиком кончики пальцев и чуть склонил голову набок, чтобы не упустить ни слова. Убедившись, что мне больше нечего сказать, доктор повернулся к Поле. Та пожала плечами, и он начал:

– Значит, ты собираешься похитить ребенка…

– Это не похищение…

– Вот именно что похищение. Даже если девочка хочет поехать туда, куда ты ее повезешь, все равно это побег из больницы без ведома ее законных представителей…

– Послушайте…

Уиллис погрозил мне пальцем, призывая молчать, и продолжил:

– Если ты это сделаешь, то станешь похитительницей. Ты знаешь эту девочку… сколько? Пару-тройку дней? Ты считаешь, что способна принимать подобные решения лучше ее родителей. А девочка несовершеннолетняя, в терминальной стадии рака и, возможно, уже неспособна четко