Грехи маленького городка - Кен Джаворовски

Киммел совершенно отсутствовала привычка к очковтирательству. Раз она говорит, что думала, значит, так оно и есть. Интересно, зачем ей это понадобилось. Она продолжила:

– Ваша дочка… Анджела.

– Мы звали ее Энджи.

– Да. Энджи. Вы приходили сюда два-три раза в неделю и… задним числом я понимаю, что должна была вести себя… не так строго. Более… терпеливо. Мне делается больно от таких мыслей. Но в данном случае моя боль ничего не значит. Я хочу попросить прощения, если была слишком сурова с вашей девочкой. А также с вами и вашей женой. Хочу выразить вам мои соболезнования. И принести извинения. Надеюсь, вы сможете их принять, но если нет, я пойму. Возможно, я сама не смогла бы.

Эта была самая длинная речь, которую я когда-либо слышал из уст этой женщины. Ей ведь достаточно было сказать всего лишь «тише, пожалуйста», чтобы утихомирить компанию буйных старшеклассников, или «вы просрочили сдачу», чтобы ничего подобного больше не повторялось.

Я обратился к ней со словами:

– Когда мы выходили из дома и шли гулять, Энджи спрашивала: «Мы можем повидать мисс Киммел?» А когда Кейт укладывала дочку и спрашивала: «Что самое хорошее сегодня с тобой случилось?», Энджи иногда отвечала: «Я встретилась в библиотеке с мисс Киммел!» Должен признаться, мы с Кейт долго гадали, в чем тут дело. Почему она рада вас видеть больше всех прочих. И знаете, что до меня в конце концов дошло? Я думаю, вы так нравились ей, потому что… потому что обращались с ней так же, как со всеми остальными. Как с обычным человеком, не больше и не меньше. И она чувствовала это, даже будучи ребенком с синдромом Дауна.

Джейн Киммел сказала:

– Я… возможно, я могла бы…

– Вы такая, какая есть, Джейн Киммел. Такой вы и должны быть. Не разрешайте никому гнобить вас за это.

– Не буду, – пообещала она.

– Да, я знаю.

– Надеюсь, вы тоже не дадите себя в обиду, мистер Девон. И надеюсь, вы будете и дальше приходить в библиотеку.

– Спасибо вам еще раз. Спасибо, что вы были собой с Энджи.

Мы немного поулыбались друг дружке. У меня возникло искушение чисто по приколу обнять ее и посмотреть, как она отреагирует. Но я не любитель обнимашек, и Джейн Киммел тоже не производила впечатления таковой, поэтому мы просто покивали один другому.

Потом библиотекарша вернулась на работу.

А я вернулся к своим поискам.

* * *

Часа в три с холмов задул приятный ветерок, а к четырем я обошел все улицы к западу от Квин-стрит. На это ушло несколько часов. Я ничего не нашел, и никакой ясности относительно того, куда меня занесло накануне, тоже не появилось.

В районе пяти я проголодался и сорок пять минут топал до дома. В глубине кухонного шкафа, у дальней стенки, обнаружилось несколько консервных банок, и их содержимое (спагетти и какие-то овощи; этикетки отклеились, но, судя по виду, это были зеленая фасоль и батат) с влажным хлюпом отправилось в кастрюлю. Я перемешал варево, подержал минут пять на сильном огне и стал есть пластмассовой вилкой прямо из кастрюли.

Потом я унюхал собственный запах и чуть не подавился. Незачем было и в зеркало смотреться, чтобы понять, что волосы у меня пропитались потом, а лицо обгорело на солнце. Я скинул обувь и скривился от боли: ноги покрылись кровавыми мозолями, поскольку мне пришлось несколько часов ходить по улицам в попытке разрулить свой тотальный косяк.

Внутренний голос произнес: «Ты дерьмово себя чувствуешь. Жрешь какие-то помои. Потерял все, что любил. Может, лучше включить духовку и покончить со всем этим раз и навсегда? Пусть кухня наполнится газом, а ты спи себе. Сможешь все забыть».

Но как быть с Кейт и Энджи? Пусть я не верю в загробную жизнь, но вдруг мы все-таки снова с ними увидимся? Как мне смотреть им в глаза, зная, что тот негодяй по-прежнему жив и продолжает издевательства над ребятишками?

Я бросился к раковине и изверг туда все, что успел проглотить. Вкус еды на выходе мало чем отличался от того, каким был на входе, и я немного посмеялся над этим, не зря ж мне присуще остроумие.

Больше всего на свете мне хотелось бы еще разок вмазаться героином. Это было бы райское ощущение. Но меня останавливали, хотя бы на время, мысли про извращенца, которому принадлежал дипломат. Про извращенца, который наверняка мечтал, чтобы его фотографии выбросили, или лелеял надежду, что альбомы найдутся, или был убежден, что никто не узнает, кому они принадлежат.

Воображая этого типа, я сплюнул все, что еще оставалось во рту.

А потом злобно расхохотался.

Если он надеется, что никто его не ищет, он не просто ошибается. Ему, на хер, кранты.

Ради моей дочери и ради таких же, как она, я не сдамся.

Возьму и сделаю.

Нейтан

Было время, когда я надеялся стать владельцем компании, в которой работаю. Конечно, это всего лишь мастерская по производству и сборке металлоконструкций, но я считал, что буду упорно трудиться, получать повышения и постепенно дойду до самого верха или даже начну собственный бизнес. И, может, таким образом выберусь из Локсбурга, раз уж остальные планы по эвакуации из этого города у меня не сработали.

До чего же глупыми бываем мы в юности!

Когда я впервые пришел с идеей, как снизить расходы, менеджер сказал: «Да, отлично придумано». Несколько месяцев спустя ничего не изменилось, и я упомянул свое предложение еще раз, а менеджер пробормотал: «Вы уже говорили» – и велел вернуться к работе, поскольку мы отставали от графика. Вскоре после этого мастерская стала переходить из рук в руки, и в результате сокращения штата число работников снизилось со ста пятидесяти до девяноста. С тех пор я сижу тише воды ниже травы, чтобы не давать повода сократить и меня.

В то утро я тоже работал, замкнувшись в добровольном молчании, когда меня окликнул начальник цеха. Он помахал мне и показал на двери кабинета.

– К тебе пришли.

– Кто?

– Из полиции.

У меня скрутило внутренности.

Помещение, куда меня направили, напоминало конференц-зал без окон, только никаких конференций там не проводили, для обеденных перерывов оно тоже не годилось: слишком маленькое, всех не разместишь. Поэтому мы называли его кабинетом и уединялись в нем, если нужно было позвонить врачу или жена начинала слишком громко орать по телефону, а вам не хотелось, чтобы все остальные тоже ее слышали. Когда я вошел, мне навстречу, протягивая для пожатия руку, поднялся какой-то мужчина.