Поэма о солнце - Полина Борискина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если бы мне поручили подобрать иллюстрацию к трагедии Пушкина «Пир во время чумы», я сфотографировал бы разрушенное крыло мясной фабрики. Там по-прежнему валялись груды с тухлым мясом, но дыма уже не было. Между черных кустов, возле ступенек, рядом с покореженными металлическими прутьями, везде друг на друге лежали мертвые животные: кошки, собаки, – кого смог разглядеть. Я не стал их считать.
В горле образовался ком размером с мячик для тенниса. Я почувствовал, что вообще ничего не могу сделать в этот момент. Да и мог ли когда-нибудь?
Я долго стоял и смотрел. Глазам было очень больно, но закрыть я их тоже не мог. Рядом проходили люди, все куда-то торопились, мчались. Один парень в спешке нечаянно или нарочно – пихнул меня в плечо со словами: «Замер посредине!»
Я оглянулся и понял, что стоял в самом центре потока проходящих женщин, мужчин и иногда зеленых курьеров с квадратными сумками, наполненными теплой пахучей едой. Они все увлечено разговаривали, толкались, кто-то бежал в сторону остановки в попытках догнать уезжающий автобус, другие просто шли, смотря вниз себе под ноги.
– Ну что ты там стоишь?! А?
Меня звала мать, но я не очень хотел возвращаться обратно в машину. Может это тот самый момент, чтобы набрать Дениса? В его компании было куда приятнее находиться. Но куда мы с ним поедем? Куда я вообще хотел бы поехать в этот момент?
«В Париж? Лондон? А может в вену?»
«В Париж? Лондон? …а может в вену?»
Стало весело и одновременно грустно. Эмоциональные качели – мой любимый вид транспорта. Самый родной из всех.
– Меня сейчас эвакуируют… Слышишь!
Я опять услышал голос мамы и почувствовал сильный трупный запах.
Огляделся во круг.
«Есть».
Под моими ногами возле сточной канавы валялась дохлая крыса. Она странно лежала на боку со вздутым брюхом, а вся морда была в чем-то желтом. Наелась и спит.
Я вернулся в машину. Мы ехали в полной тишине еще минут 10.
– Скажешь отцу «спасибо». Если бы не он, ты бы в этом обезьяннике на 15 суток застрял, а может и дольше, – сухо проговорила мама, продолжая смотреть вперед на дорогу.
– Да за что?! Мы с ребятами…
– Вы с ребятами! – перебила мама. – Где твои ребята, а?! Они тебя кинули, одного оставили. Общаешься, черт знает с кем… Я запрещаю тебе с ними шататься.
– Мам, успокойся, они ни при чем. Мы стояли возле завода. Там вообще очень темно было, Нил с Лу думали, что я с ними побежал. Но я… – в голове всплыл образ белого мужчины, которой лежал на земле, точно грязный забытый манекен на складе.
– но…я, мам, не смог.
– Вечно ты ни черта не можешь. Почему они могут, ты нет? Или хотел погеройствовать?
– Причем здесь…
– Притом. Отца ночью выдернули, я не спала, ты весь побитый, грязный – позорище. Где телефон?
Мама достала из бардачка мой телефон с трещиной посредине и начала трясти в руках.
– Вот он!
Кинула мне на колени.
– Спасибо большое, – сказал я, не смотря в ее сторону.
Я облизал сухие губы, и на них выступили две трещины. Защипало.
– Его какой-то наркоман под мостом нашел, в ломбард сдать пытался. Друг твой, наверное, очередной.
Я закрыл глаза и улыбнулся на левую сторону. В ухе послышался глухой треск – снова лопнула губа.
Мама
В коридоре небрежно стянул с себя ботинки, а шапку, куртку и остальную одежду сразу кинул в стирку. Моя обувь была похожа на два сваленных в грязи валенка. Придется выкинуть. Зато в запасе были старенькие, но довольно практичные бежевые кроссовки Nike. Правда, по сравнению с моими родными гавнодавами – светлые тихонечко стояли на полке и трясли в ожидании первой уличной драки, где с меня их скорее всего просто снимут. Да и плевать, стану йогом – буду ходить босиком по стеклу.
Я взглянул на руки, они были полностью разодраны до локтей.
В одних трусах и грязных тряпочках, которые называются «носки», я зашел в комнату и встал перед большим зеркалом, чтобы посмотреть на себя во весь рост – до сих пор не знал, насколько плохо я выгляжу.
Распухшие сливы с красными и фиолетовыми трещинами вместо губ; модный румянец на правой щеке в виде продолговатой ссадины; запутанные пыльные крючковатые волосы возле ушей; синее растянутое по левой стороне ребер пятно до пупка и грязные ладони с запекшейся кровью между линий. Молод и свеж.
Я повернулся боком, из головы точно вверх торчали две шишки, которые делали меня похожего на Хеллбоя. Только вот ростом я был не 2 метра и весил не 230 кг. Но в остальном – вылитый Анунг Ун Рама. Я поднял руку в сторону и напряг бицепс – больше похоже на сломанную вешалку. Жалкое зрелище.
– Кушать! – крикнула мама с кухни.
– Сначала в душ схожу. Я пока не голоден, – крикнул я в ответ.
Отца снова не было дома, он много работает. Скорее всего, продлили смену. Хотя на его месте я бы тоже предпочел задержаться.
– Иди кушать! – она повторила.
Я выдохнул громче, чем обычно, и зашел на кухню. Я встал в дверном проеме в самом непрезентабельном виде – в чем мать родила – ну еще в серых трусах, и дырявом левом носке, который еще не успел снять.
– У тебя со слухом все нормально? – спросила мать, стоя спиной ко мне. Она выкладывала со сковородки мясные шарики мне в тарелку.
– Да, просто с пониманием не очень, – ответил я.
Мама развернулась в мою сторону.
– О господи, сын. Иди отмойся.
– Туда и планировал.
Мама сменилась в лице.
– Язык бы твой поганый…
– Согласен! – улыбнулся я в ответ и похромал в душ.
***Я смотрел на выстреливающее водяными стрелами орудие пыток и не знал, как подступиться к нему, чтобы не умереть от болевого шока.
«Такс, давай как в вальсе: вперед правой, назад левой». – Я занял устойчивую позу, чтобы в случае неудачного погружения под душ, не поскользнуться на кафеле и опять не рассечь затылок. Слышал, если хорошенько повредить эту часть мозга, можно лишиться зрения. Я постоял еще с минуту, но так и не смог придумать подходящую шутку на этот факт – расстроился, но не сильно.
– Первому игроку приготовиться… – проговорил про себя. В носу все еще стоял тот ужасный приторный землистый запах.
Я настроил душ и, сжав глаза, встал под струю теплой воды.
Выдавил на ладонь синий гель для душа и растер по груди – защипало. Потом зажгло по всему тело. Я чувствовал себя первоиспытателем в экзотической процедуре пилинга живыми пираньями. Вода и мыло разъедало все трещинки, ссадины и царапины вдоль тела. Под ногами собралась красно-серая мутная
