Поэма о солнце - Полина Борискина

За поворотом приторный запах жареного мяса усилился, мы натянули толстовки на нос. Сложно было разглядеть место аварии из-за дыма – густой поток поднимался над остывающими кучами обугленных кирпичей, затекая в нос, уши и глаза. Идти нужно было очень осторожно, везде валялись обломки металлического каркаса здания.

Я сделал небольшой шаг вперед и наступил на что-то мягкое – сразу же одернул ногу и увидел на земле здоровенный поджаренный шматок мяса. Он был не единственный, куски были повсюду. Я присел, чтобы ткнуть в него чем-нибудь, конечно же… но мои глаза тут же заслезились: помимо едкого дымка, от него страшно воняло. Лу была права, ароматный шлейф действительно напоминал гниение или чего похуже.

Нил заметил, чем я увлечен. Он подошел и пнул этот кусок на метр вперед. К ошметку тут же подбежала собака, схватила зубами и с рычанием утащила за куст.

Цветные лампочки на дежурных машинах и желтые круглые фонари вдоль треугольника крыши создавали тусклое освещение по периметру корпуса. С трудом, но оно помогало примерно рассчитать безопасное расстояние от полицейских и определить точное количество бездомных животных, которые в данную минуту трапезничали, мешаясь под ногами пожарников: 26 собак, 13 кошек и, вроде, 2 крысы, – я насчитал.

– Ну хоть на чьей-то улице сегодня праздник, – сказала Лу.

Я снова присел. Среди кусков стен и разбросанного мяса я смог разглядеть цветные пятна. Повсюду была раскидана одежда: красная куртка, желтые футболки, черный ботинок с правой ноги, что-то похожее на брюки и чьи-то красные трусы возле ступенек.

Нил оперся ногой на обугленную железную бочку, и та с грохотом упала на металлические прутья. Нас заметили.

– Вот блин, – быстро проговорил Нил и дернул за руку Лу. Они побежали к забору.

– Посторонние на территории! – крикнул низкий сиплый голос со стороны патрульной машины. Следом зажглись фары и осветили половину огражденной площадки. Мой взгляд пролетел по всей освещенной территории и застыл на белом пыльном свертке. От ужаса картинка стала совсем четкой, я не смог отвести глаз.

Там лежал человек, голый мужчина. Я не мог понять, почему он там лежит, его никто не поднимает. Совсем рядом стоял врач, он должен был заметить его. Что с ними не так?

– Там же человек… Посмотрите! – крикнул я. Но тут же в меня влетел мужчина в форме и стукнул чем-то тяжелым по лицу, я упал на спину, не успев подставить руки.

В левое и правое ухо лаяли собаки, а возле меня по кругу бегали люди, будто на стадионе. Поднялась пыль и засыпала мне лицо. Сильно начало колоть глаза.

Меня кто-то поднял за локти и потащил в сторону патрульной машины.

– Увози его!

Мужчина продолжал лежать на разбросанном мусоре и грязном мясе. Он был только в черном ботинке на левую ногу.

– Что вы с ним сделаете?! Он же там лежит… Один. Посмотрите!

Меня запихивали в машину, а парня на земле закрывали черной пленкой. На него наконец обратили внимание, его заметили.

– Куда мы едем?

– Вы меня…

Удар. Больно. Темно.

Незнакомое место

Меня кто-то пихнул в плечо. Я проснулся в серой бетонной комнате, понялся с холодной скамьи и вытер слюнявый потек с плеча.

– Выходи, мать приехала.

– Что? – вяло спросил я человека в синей форме.

– Мать приехала, тебя отпускают.

– Чья?

– Моя, придурок. Выходи резче, если не хочешь здесь поселиться.

Полицейский повернулся к матери.

– Он нам нужен буквально на 5 минут. Обсудить кое-что.

– Да, поняла, ладно. Я буду здесь. Или куда мне? Да, да, лучше здесь постою, – сказала моя мама. Она стояла за железными прутьями и очень крепко сжимала свою серую сумку.

– Мам, привет. – тихо произнес я.

Она оглядела меня с ног до головы, не выдав ни единой эмоции.

Меня вывели в коридор и повели в комнату с белой дверью. Мужчина, который шел справа, сильно нажал на мое правое плечо, и я рухнул на стул перед большим деревянным столом. Он весь был исцарапан ручкой и, видимо, другими острыми предметами. На правом отломанном углу я увидел синюю надпись «я был пьян». Над словом «я» был пририсован кривой улыбающийся смайлик.

– Ночью ты нам все рассказал. Повтори еще раз, какого черта ты делал на территории завода?

– Какого завода? – я помнил, что находиться там было нельзя, но совершенно не мог вспомнить ночной допрос.

– Он опять, – на выдохе произнес полицейский и отвернулся в сторону худого напарника.

– Ты че бухой что ли был или обдолбанный? – плюнул в меня вопрос широкий мужчина напротив.

– Я был пьян, – соврал я.

– Ясно. Это бесполезно. Выведи его из моего кабинета, – сказал полицейский худому парню, стоящему слева от меня.

– Стойте, это все? Мы не получили его анализы, пусть хотя бы подпишет все.

– Это все, мать твою, вышвырни его уже! Проблем с ним только.

Я ничего не понимал, но очень хотелось.

– Мам… – сказал я и вопросительно взглянул исподлобья.

– Дома поговорим.

Я этого ее «дома поговорим» боюсь до усрачки с детства.

Мы вышли на улицу. Смеркалось, я не знал, который час. Да и не было смысла разбираться в этом – день и ночь давно слились в одно мутное пятно.

Полицейский участок находился в квартале от площади, на которой взорвался завод. Мама припарковалась где-то рядом – мы шли молча в сторону центрального проспекта.

Я сел в машину и отвернулся в окно. Мать включила радиостанцию «Monte Carlo». Играла песня «The Gift» Storefront Church.

Голова сильно болела, я оперся лбом на холодное боковое стекло. Машина ехала плавно, объезжая все ямы и кочки – мама всегда водит аккуратно.

Очень хотелось спать, но я не мог закрыть глаза, они буквально трескались от сухости и пыли под веками.

Мы повернули на перекрестке и выехали на улицу, которая вела к мосту. Справа началась территория завода. Мы остановились на светофоре, и я начал разглядывать незнакомое место, которое видел тысячу раз. Я долго всматривался, но не мог понять, что изменилось.

– Одни пни остались, – сухо сказала мама и переключила станцию. Я понял, о чем она говорит.

Вокруг фабрики выгорели все деревья, а те, что окружали улицу – почернели от пожара. Они выглядели, как чугунные мемориалы – уродливые черные руки, торчащие из-под земли.

Загорелся зеленый, и мы поехали вниз по улице. Я продолжал охлаждать свой горячий лоб и провожать зудящими глазами силуэт разрушенной фабрики. Мне было любопытно посмотреть, что случилось с кучами разбросанного повсюду мяса.

Забор, забор, старый шлагбаум, кирпичная стена, новый шлагбаум, кирпичи, мертвые собаки, забор, мусор.

– Стоп, что? – вслух произнес я и резко развернулся на сиденье.

Мне не показалось.

– Мам, притормози!

– Чего?! – Мама резко сбавила ход.

– Остановись, пожалуйста! Мама, тормози!

Мать почти остановила машину, я выскочил на ходу и побежал в сторону корпуса со складом.

Я остановился через дорогу от завода. Поток проезжающих машин между мной и фабрикой образовал пыльный тоннель с