Оккупанты - Валерий Петков

Рельсы подрывали, мосты. Ребята в засаде, у меня сорок килограмм взрывчатки, я под мост. За линию фронта ходили за боеприпасами, взрывчаткой.

«Языка» брали. Про это в газете написали.

А кого схватим? Чёрт его знает. Лотерея. Нам разведка доложила – в Кузнецовке, пять километров от Себежа, будут пьянствовать немцы, деньги получили. Приходите во столько-то часов. И как раз удачно: последний дом, дальше огороды, лес. И спрятаться можно, и подойти скрытно.

И вот мы подошли к пяти, по лесу подошли. И себежские ребята, агентурная разведка, машут рукой – пока нету гостей. Мы затаились, трава высокая, июль. Как и нет войны, такая благость. Смотрим, заходят трое. Все в немецкой форме. Хорошо! Надо подождать, пока подопьют, разгуляются. Через полчаса наш человек вышел, машет – пора. И мы сразу в двери. «Хэнде хох»! Один сидел в углу, другой посередине, возле окна. Потом оказалось, что один из них – чех, мастер на железной дороге. Другой – комендант Кузнецовки. И полицай. Я вышел, встал у окна – мало ли что, прикрыть. Слышу выстрел. Это недаром, думаю, что-то там случилось.

Оказывается, у нашего Кирьякова снято было с предохранителя, и когда они от стола дёрнулись навстречу, сразу коменданта наповал. А полицай и чех руки подняли. Часовой ничего не услыхал. Хозяйке сказали, минут через десять кричи – караул, партизаны. В лес их поволокли, а там уже подвода стояла у нас. И вперёд, выноси, лошадка, не ленись. Сорок километров до бригады.

На второй день вызвали самолёт, чеха в Москву. Полицая допросили – и на берёзу.

Это всё быль.

Так что, могу сказать, какую-то долю в победу внёс. Ниточку в ленточку. Совсем чуть, а мне не стыдно! Медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне» наградили, думаю, за дело.

– Как у меня к тебе душа прикипела, Дед! Родной ты мой человек!

– И ты знай, ещё не родился такой человек, которого бы я так любил, как тебя. И внучку и правнучку! Всю родню. Но вот про Хозяйку ты меня расстроил вообще-то. Она мне никогда такие вещи не говорила. Мы бы с ней жили, как короли. И дача была бы, и квартира. Хотя главное – уважение! Вот что!

– Ты же мужчина, должен был догадаться.

– А Дидзис мне заявил – есть у меня отец, но ты мне дороже отца. Душа если тянется навстречу, при чём здесь национальность? Я не понимал раньше. На свадьбе внучки понял, какие прекрасные люди – родня. Главное, он её любит, а это прекрасно! И она его любит. Что ещё надо? И семья будет счастлива. Без любви счастья нет. Одна видимость и морока. Простые люди вообще должны друг другу помогать.

– А кто правительство выбрал? Эти же люди и выбрали.

– Оболванили и обманули. Вот и всё. Впервой, что ли? Теперь только граждане начали просыпаться. Думали, новый Сейм будет лучше! Ничего подобного! Ещё хуже. Скверная жизнь. Потому что временщики у власти, хапуги. И весь мир покатился в развал. Во многих странах. Отчуждают людей друг от друга, злобу насаждают.

– Только скажи об этом, сразу же тебе предложат «чемодан-вокзал-Россия».

– Свободы хотели, не удалось. Вот и злые.

– На судьбу обижены свою. Поэтому они друг друга ненавидят. Про любовь не вспоминают. Я же люблю всех! И латышей, только хороших. Мы же в партизанах встречались. Воевали против фашиста вместе. Потом они в Латвию ушли. Вот их сейчас ловят, судят. У них же дети, внуки, наверное, есть. А их позорят на весь мир, бесстыдники.

– А ты бывал в Латвии в то время?

– Однажды. Делали попытку подорвать железную дорогу в районе Зилупе. Фашисты уже установили латвийскую границу, охраняли её. Скрытно мы пробрались. Пришли в деревеньку. Группа подрывников наша и отрядная разведка. Нам дали еды, сами принесли. Пока ели, видно, они позвонили – смотрим, полицаи приближаются. Погоня! В районе Себежа оторвались от них, отстрелялись, и в родные леса. Потом была вылазка ещё. В тех же местах. Зимой на сорок третий год. Пост на границе фашистский ликвидировали. На хутор пробрались. Большой, забором обнесённый, хозяйство крепкое. Постучали в окно. Хозяин выходит. Что вам надо, ребята? Мяса надо. Завёл нас в сарай. Там свиней штук десять. Говорит, только жеребца не троньте, а свинью берите любую. Выбрали большую, пристрелили. Как везти? Попросили лошадь, сани. Добром попросили, спокойно. Дал. Кирьяков упёрся – возьму жеребца! А я предвидел, что будет беда. Говорю, на свою голову накличешь! Нет, он сел верхом, радуется. Быстро мы через границу, в отряд. Командир дово-о-о-лен! Молодцы, говорит. А вот жеребца надо кормить – чем, где тут что? Зима, болото, ржёт он на весь лес, слышно далеко! Эхо! Сейчас же убирай, говорит командир! Иначе выдаст нас – фашистам! Что делать? В сторонку, пулю в лоб! Ах ты ж… Красивый жеребец! Конину тогда ещё не ели, позже стали есть, в сорок четвёртом году. А как просил хозяин! Нет, этот дурак упёрся! А того не понимает, что у хозяина заноза на всю жизнь в душе. И детям расскажет. Вот как они все будут относиться к нам? Из поколения в поколение. Единичный случай, а как им можно воспользоваться для раздора!

Обнялись с Дедом, распростились.

Полетел Зять в Дублин на все новогодние праздники.

Глава 15. Беда

Из Дублина Зять прилетел в субботу.

Февраль выдался морозный, снежный. В дорогу Жена с дочерью приодели потеплее. Толстый красный шарф, перчатки в тон, шерстяные гетры до колен под джинсами, кепка на подкладке, куртка с капюшоном.

С собой была лишь ручная кладь. Он быстро вышел на площадь перед аэропортом. Увидел, как съезжает вниз к остановке автобус, поспешил. Успел. Всё произошло быстро, холод лишь коротко почувствовал. Отдышался в салоне, сильно вспотел. Наблюдал, как семенит молодая женщина к остановке, с сумкой в одной руке, второй тянет за руку мальчишку лет пяти. Водитель тоже наблюдал, ждал, не проявляя эмоций.

Автобус плавно тронулся. Женщина долго не могла говорить, отдышалась, несколько раз сказала «спасибо», волосы каштановые под чёрную шапочку, похожую на шлем, подтискивала, поправляла.

Водитель молча отвернулся к окну.

Пассажиры только начали выходить из здания вокзала.

Автобус, почти пустой, ехал медленно мимо высоких снежных отвалов вдоль дороги. Локатор на холме круглой сетчатой антенной кивал вверх-вниз. Словно приветствовал приезжих. Вдалеке тёмно-зелёными, хаотичными штрихами на белоснежном листе поля – густой лес. Потом пошли офисы известных фирм, заправки, выехали на Юрмальскую трассу, и вскоре углубились в город.

Зять вдруг понял, что стало ему сейчас спокойно, он в своём городе. В полёте ощущал некоторое волнение, хотя летал часто и отношение к самолёту стало как к маршрутному трамваю.

Дома его ждал Дед.

Не виделись всего-то два месяца, а были рады друг другу. Перезванивались, обменивались короткой информацией, поздравлениями к Новому году.

– Цветы политы, почта на столике, всю собрал, – доложил Дед.

– Пост сдал, пост принял! – засмеялся Зять. – Спасибо.

Сели пить чай на кухне.

Дед купил сыр, колбасу, масло, белый батон. Огурчики солёные принёс. По три малюсеньких рюмки выпили. Зять выставил, прикупил бутылочку по дороге.

– Морозы нынче в Риге небывалые. Двадцать пять градусов!

– Мне дочка Хозяйки две куртки прислала с Америки. Ты представляешь! – похвастался Дед. – Добротные, к зиме. Хозяйка плачет – дочка далеко, хотя и звонит часто.

– Вот видишь, тебя все любят! Живи нам на радость сто лет! Я тебе свитер привёз тёплый, куртку возьмёшь, пуховик, в шкафу висит без дела, как раз тебе подойдёт, тёплая. Я слегка поправился, на пузе не сойдётся.

– А что ты думаешь, я не плачу. Радуюсь людям. Так и передай доченьке – живу, не бедствую. В войну выжил и сейчас не тужу. Я тут перед твоим прилётом книжечку почитывал. Ошо, «О женщинах». Вот кто украшает землю – женщины. Они же носят девять месяцев, рожают, мучаются, воспитывают, дома всё делают. Мужчинам – только деньги зарабатывать.

– Ещё какой муж, другой и не работает, дома сидит, как чирей на жопе, сигаретки покуривает.

– Мужчины этого не понимают, особенно восточные. Хотя я их веры толком не знаю. Буду читать эту книжку. «В окопах Сталинграда» только что закончил. Как там солдат бомбили-рубили. С ума сходили от войны. Эшелоны раненых увозили. Я когда был в Мытищах, в учёбке, готовили нас на самоходные артиллерийские установки, все госпиталя забиты были, из Сталинграда везли. Какая там была мясорубка! Безумие!

– Книга Виктора Некрасова в Англии сейчас в первой тройке по тиражам.

– Потому что правда. Сам выжил чудом и написал правду.

– За правду и пострадал, власти травили, предателем называли. Ты-то войну видел, тебя не надуришь!

– Самострелы были. В ладошку, чтобы в тыл попасть, в госпиталь. Но надо было знать, через что и как!

– Такие всегда были. У нас что придумали, в Чернобыле. Индивидуальную дозу радиации как учитывали? В лагере известно, сколько и какая, а кто в зону едет, фиксируют, потом эта разница и есть твоя доза за сутки. Датчики давали тем, кто едет в зону. Там знали, какие где уровни, примерно. Нагоняли, как температуру на градуснике, чтобы в школу не идти. Побыстрее чтобы заменили, дозу искусственно увеличивали. Суммарно к двадцати рентгенам, и начинали готовить к замене. Но не больше двадцати пяти рентген, иначе командира под суд. Это вот что – самострел? Я-то этим не занимался, мне и так хватило, чтоб за три месяца нуклидами обожраться. Да и узнал уже много позже про эти опыты.