Оккупанты - Валерий Петков

– И что решил?

– День на день не сходится.

Глава 14. В гостях у Деда

Дед был рад его приходу. Печенье выставил, любимое, «Парное молочко» называется. Чайник вскоре закипел.

– А ты говорил, что свисток не работает, – сказал Зять.

– А вот видишь, заработал!

Чайник был новый. Предыдущий раскалился на плите, пока Дед обувь чинил, увлёкся, не услышал. Чайник стал тёмно-коричневым, эмаль с треском облетела, хрустела на зубах, как его ни мыли, да и вид уж больно туристический, костровой. Пришлось выбросить.

И Зять купил сферический, хромированный, со свистком.

– Совсем плохо у Деда со слухом стало, – подумал Зять и спросил: – Как дела?

– Слава богу, у нас всё в порядке. Ко мне вчера Хозяйка заезжала с Дидзисом. Посидели, кофе попили. Отдал ей фотографии. Те, что ты делал, с закрытия сезона. Очень тебя благодарила. Мы тут с ней однажды зашли в фотоателье, решили для себя сделать портрет, двойной. Чтобы втайне любоваться друг другом.

– А почему втайне?

– Не Дидзису же показывать. Пришли туда, нам говорят – двадцать четыре лата две цветные карточки. Мы развернулись и ушли. Откуда такие деньги.

– Мы когда у неё в гостях были, она встала, поцеловала тебя, и я всё понял! Вы же оба такие заводные, весёлые. Жизнелюбы – вот вы какие. Да ведь она же тебя любит, Дед! Я не мог ошибиться!

– Любовь от возраста не зависит! Я уже думал об этом. Ну, сколько я проживу? Хотя и одним днём жить тоже плохо.

– Как говорил гениальный Моцарт? Даже если осталось полчаса жизни, не поздно её переменить! Ты не подумай, что я – пацан, чему-то тебя учу, Дед. Но вот раньше ты мне рассказывал, а теперь я побывал у неё в гостях, на её поляне. И мне явилось откровение.

– Я когда приезжаю, она всегда накрывает необыкновенный стол и садится рядом. И так, заботится, звонит, спрашивает – как я тут? Она меня прежде на день рождения приглашала. Выпью пятьдесят грамм и домой. Жена тогда уже сильно болела.

– «И время над вами не властно»!

– Так получается. А Дидзис, это так, подстраховаться. Имущественный интерес. Но они мне крепко помогают! Они же мне как дети – по возрасту. Такое не каждый в жизни имеет! Прости меня. От тебя тайн нету. Тут приезжали недавно. Сумка, коробка. Ах, ты! Хозяйка! Люди… любовь! Солнце взошло! Всё уважительно! Ну как не любить – навстречу! Расцеловался, а от неё, как от печки, такой жар изнутри нагнало! Веришь – аж… встал у меня!

– Видишь как – начинается с любви, а всё равно заканчивается имущественными делами, денежными. Может, быть правы те, кто говорит, что с этого надо начинать, чтобы в старости не было споров? А уж любовь и сама придёт к концу жизни. Вот что интересно!

– Она из Риги собралась уезжать, меня пригласила помочь. Уже и фургон подогнан, люди собраны. Я ей говорю – не уезжай. Она вот до сейчас ещё мои слова вспоминает. А Дидзис хотел её посадить в фургон. Она отказалась, поехала с братом Дидзиса в легковой машине. Королева! Дидзис её не любит. И говорит ей, что не любит, да деваться некуда, вот что. Он сильно её домогался. И завлёк. А потом начал измываться. Пить, скандалить. До драки дело доходило.

– Может, ему стыдно, червяк его гложет, и он ушёл, когда мы приехали? Осенью, помнишь? Постеснялся и чеснок выдумал сажать?

– Чёрт его знает! Угрюмый бывает. Я приеду, тепло – стол на улице накрывается, под яблоней, а холодно, так дома. Сядем с ней рядышком, разговариваем. Он уйдёт куда-нибудь. А уж когда мы вместе были, она сердечко своё раскрыла. А налей-ка по полрюмочки!

– Она мне сказала, что Дед не позвал, пришлось за Дидзиса замуж идти!

– Так и сказала?

– Конечно! Я же не сам выдумал.

– Всё упущено! Таких женщин мало на земном шаре. Может, вообще одна. Вот я теперь голову ломаю – промолчать или намекнуть ей при встрече?

– Тут уж я тебе не советчик. Сердце своё послушай.

– Это она же тебе говорила. Скажет потом – Зять у тебя болтун.

– Ты меня-то не сдавай. Разговор заведи, а там дальше по обстановке. Пригласи в гости.

– Женщины ценят внимание. Скажет – вот, ждал меня. Порадуется.

Выпили по рюмке.

– Ты что, расстроился, Дед?

– Немножко расстроился. Получается, что я её обидел. Невнимательно себя повёл. Хоть бы она намекнула, что ли. Мы бы тогда и жизнь по-другому вели и… политику. Семейную. А что она его не любит, это факт. Сколько он ей говна сделал!

– Ты же знал!

– Так и что? Уводить буду?

– Они же были тогда не женаты.

– Так ведь они семьёй жили.

– Мало ли кто сейчас живёт в гражданском браке. Надо было спасать её, увозить от него. Вы же оба всей душой навстречу друг другу! Это же твой человек. Значит, ты должен был взять ситуацию под контроль и сказать – пошли со мной. Принять командование на себя! Остальное не важно!

– И дочка её ко мне хорошо относится, любит меня.

– А может, она и не зря приезжала из Америки? Ближний свет, расходы какие! Ты об этом-то не подумал? Перед тем, как принять окончательное решение, попросила дочку прилететь.

– Вполне возможно. Мы на эту тему никогда не говорили. Когда мы вместе с тобой были в гостях, я что-то почувствовал, а всё не получалось поговорить по душам.

– Может, и зря. Ты бы мигнул, я бы погулял по саду. Или меня раньше из Дублина позвал. Я бы мухой прилетел ради такого дела! Сказал бы – всем стоп! У меня жизненный вопрос! И мы бы поняли правильно!

– Эта глупость от возраста. Был бы моложе, я бы по-другому развернулся! Решительно! А теперь – старик! Астриса! Соседка! Ходит тут…

– О как она тебя пригвоздила! А ты и расслабился! Руки опустил. Может, она тебя тоже любит, только по-своему. Блины-оладьи ей печёшь, за кефиром бегаешь.

– Не знаю. Мы с ней по первости грызлись, как кошка с собакой. Сейчас придёт, сядет у телевизора. Я по дому разное справляю, носки стираю, ещё что-то. Она кричит, что ты там возишься, бросай, иди, посиди рядом. Только сразу её предупредил – про политику ни слова! Чай пей, кипятка не жалко, но про политику мы расходимся! Она националистка, а я другой.

– Ты, Дед, со своими женщинами разберись! Легкомысленный образ жизни ведёшь! Если бы ей было всё равно, чего бы она сюда топталась в день по три раза?

– Я это чувствую, но вида не даю.

– При чём здесь политика, национализм? Ты мужчина, она женщина. И чего ещё надо?

– Да как это? Придёт и зудит на ухо – вот русские пришли, русские такие, русские сякие. Дёргает мне душу. Почему, говорит, ты столько лет живёшь в Латвии и язык не выучил? Насмотрится латышского телевизора, придёт, что твой дракон! Шипит, только что ядом не плюётся, и негодует. Дым коромыслом из носу, как из трубы зимой! Я говорю – когда мог, не надо было, а сейчас уже не смогу. И изучать не буду. Потому что вы русских не любите, почему я должен учить язык людей, которые меня не любят?

– Ну вот они-то, уважают не уважают, а русский знают.

– Это кто постарше. Им без этого нельзя было никак.

Молодые уже и губой не пошевелят на русском ответить.

– А русскоговорящие спокойно на латышском разговаривают.

– У них и закваска другая, и жизнь другая. Это всё сделано правительством. Они друг перед другом выкомариваются, политики, кто из всех латышей самый-самый латыш. Вот они этим самым разделяют и командуют через власть. Гнусное дело!

– Они себя ощущают как в крепости. Со всех сторон окружили, и надо спасать самое дорогое – язык. Только вот хочу напомнить – русская интеллигенция подписала в девятнадцатом веке петицию царю, чтобы здесь ограничили применение немецкого языка, а на первые позиции выдвинули латышский. Спасали язык! И за триста лет царского присутствия ничего с ним не стало. Наоборот!

– Я на это не посягаю, но если меня уважают, и я буду уважать.

– Нас, помню, похватали, кого поймали, в эшелон и на ликвидацию последствий. Пятую графу не уточняли. Мы сразу в Зону поехали, в Чернобыль. И радиологи наши, кто хоть что-то знал, Гунарс, Вайрис, Гунтис… пока ехали трое суток, чему-то научили, с дозиметрическим прибором работать. От этого жизнь зависела. И смерть, между прочим. Выжили слава богу.

– А я всё думаю, как приглашу Хозяйку, как она обрадуется! Я сейчас как в волшебное зеркало смотрю – вот она лезет в подвал, вынимает варенье, соленье, вино. Собирает мне гостинцы в корзинку. Только главный гостинец – она сама. Ты понимаешь!

– Я вот что подумал. Если эта женщина так о тебе печётся, волнуется, гостинцы возит – и как ты не понял, что она к тебе неравнодушна?

– Да, конечно, заметил, но что я могу сделать? Мы вот меняемся продуктами.

– И ты решил – ничего личного! Только обмен. Бартер, так сказать!

– Расцелуемся при встрече-расставании. У неё такая ласка ко мне. И только – вот покушай это, вот покушай то. Я ей говорю – не лошадь же, столько съесть. И сидит рядом, как за ребёнком, следит за мной.

– Ты-то понимаешь, что есть искра между вами? Человеческая.

– Кане-е-е-шна! Как без искры! Тут ко мне одна лезла, вдова знакомого сапожника. И даже открыто об этом говорила. Я ей ответил – у меня есть квартира, у тебя есть квартира, но не в этом дело. Дело в человеке. В любви. Вот я лягу с тобой, и мураши по спине не побегут от радости, я же тебя не люблю, и как нам после этого сладость найти в таком существовании? А зачем это всё тогда? Женщина сильно может обидеться, если мужчина ей пренебрегает, а когда сделает своё мужское дело – она как шёлк!