Жена палача (СИ) - Лакомка Ната

- Что с вами? – спросила я встревожено. – Вам плохо?

- Нет, но теперь - уходите, - сказал он

Наверное, действие глинтвейна закончилось, потому что мне стало холодно. В голове было пусто, как в медном котелке, и я с ужасающей реальностью поняла, что наговорила слишком много лишнего.

- Почему я должна уйти? – спросила я шепотом.

- Потому что вам надо вернуться домой до начала сумерек, - ответил он, не глядя на меня и вороша кочергой в камине, хотя поленья и так горели дружно.

- Только поэтому?

Он замер, потом вздохнул, откладывая кочергу, и обернулся ко мне вполоборота.

- Не только поэтому, форката.

- Какая же еще причина?

- Потому что до этого дня мне никогда не было трудно держаться подальше от женщин, - произнес он негромко, но очень четко.

- А вы держитесь от них подальше?

Тут он посмотрел на меня:

- Вы испытываете мое терпение?

- Нет, - поспешно заверила я его. – Просто интересуюсь.

- Зачем плодить такую кровь, как у меня? – ответил он без обиняков.

На это мне нечего было возразить, но я набралась смелости и спросила еще кое о чем. О том, что мучило меня уже давно:

- Говорят, вы не только берете налог с проституток, но еще и… принимаете уплату натурой…

- Говорят, что я сплю с проститутками? – он впервые усмехнулся. – Чтобы через год-два сдохнуть от заразной болезни? Или прятать отвалившийся нос под серебряной маской, как делают многие господа?

Помимо воли, я уставилась на его маску, и это окончательно его рассмешило.

- Мой нос на месте, - произнес он весело. – Хотите проверить?

- Да, - прошептала я с придыханием.

Он поднялся и подошел ко мне, и я тоже встала ему навстречу. Сейчас он снимет маску, и я увижу…

- Закройте глаза и ни в коем случае не открывайте, - сказал он уже без тени улыбки. - Обещаете?

Я кивнула и послушно закрыла глаза.

Сначала я услышала шорох, потом тихий стук – будто что-то положили на стол, а потом палач взял меня за руку и подвел мою ладонь к своему лицу.

Он, действительно, снял маску. Я коснулась его подбородка, щеки, и нос был на месте – прямой, с крепкими ноздрями. Я не удержалась и погладила мастера Рейнара по щеке.

Как в моем сне, я слышала дыхание палача – прерывистое, тяжелое, и это взволновало меня сильнее любого сновидения.

- Можно я открою глаза? – спросила я тихо.

- Нет, - он сказал, как отрезал, и отошел от меня. – Теперь можно.

Я открыла глаза и увидела, что он уже в маске, завязывает кожаные тесемки на затылке.

- Вам пора, форката, - напомнил палач, и я только покорно кивнула. – Придется вам пройтись пешком, я отдал коня на зиму в деревню, мне нечем кормить его зимой.

- Это не страшно. Именно так я и пришла сюда.

- И я проводил бы вас до ворот города, - продолжал он, - но вас не похвалят за это.

- Не надо провожать, я и сама…

- Провожу вас до поворота и буду смотреть, пока вы не войдете в город, - перебил он. – Так буду спокоен, что с вами ничего не случилось.

Надев шубу, повязав платок и повесив пустую корзину на сгиб руки, я смотрела, как одевается палач, натягивая полушубок, шапку, обувая войлочные сапоги. Движения его были резкими, и он избегал встречаться со мной взглядом.

- Я рассердила вас, - произнесла я с раскаянием.

- Нет, не рассердили, - он покачал головой. – Я счастлив, что вы пришли ко мне, форката Виоль. Но больше не совершайте подобных безумств.

- Все же вы недовольны. Прошу прощения за нескромные вопросы. Мне не следует спрашивать вас о таком личном, но… - я замолчала, закусив губу.

- Вы можете спрашивать меня обо всем, о чем вам захочется узнать, - сказал палач, надевая рукавицы.

- Есть ли у вас, - начала я, подбирая слова, - есть ли кто-то… какая-то женщина, которая…

Палач избавил меня от мучений и сказал:

– Хотите знать, есть ли у меня любовница? Нет.

- Правда?.. – спросила я тоненько, и не узнала своего голоса.

Палач усмехнулся, застегивая кожаный пояс поверх полушубка. К поясу крепился охотничий нож в кожаных ножнах:

- Но вряд ли вы поверите. Вам же, наверняка, рассказали, что Сартенский палач ненасытен в своей животной страсти.

Я невольно покраснела, и мастер Рейнар рассмеялся:

- Значит, угадал.

Только смех его был невеселым.

Мы вышли из дома и пошли вниз по холму. Я проваливалась в сугробы через шаг, и палач забрал у меня корзину и всякий раз предлагал мне руку. Я опиралась на его локоть и думала, что нет крепче и надежнее поддержки.

 - Я не верю тому, что говорят, - сказала я, когда мы почти добрались до подножья холма. – Про животные страсти – тем более. Вы кажетесь мне человеком, который знает, что такое добро, а что зло, и строго придерживается законов.

- Возможно, вам это просто кажется, - ответил он.

Дальше мы шли молча, и палач проводил меня до поворота дороги, откуда были видны городские ворота. Я взяла корзину и пошла дальше одна. Но когда оглядывалась – неизменно видела, что сартенский палач стоит на пороге и смотрит мне вслед. 

10. Королева мая

За зиму я еще несколько раз приносила палачу пироги и хлеб, но сколько ни стучала – двери он не открывал. Я ставила корзину у порога, а на следующее утро находила корзину у крыльца дома тети.

В первый раз корзину нашла Дебора и была страшно этому удивлена, а я ничего не сказала.

Да, я ничего не сказала – и тёте не призналась в том, что совершаю прогулки за город. Потому что это была только моя тайна. Моя и… сартенского палача. То, что он возвращал пустую корзину значило, что он брал мои подарки. Ел пироги и хлеб, что я готовила. Одна мысль об этом наполняла мою душу теплом, и я не желала делиться этим теплом ни с кем.

Но почему он не открывал, когда я приходила? Его не было дома или он не желал меня видеть? Возможно, я шокировала его, когда начала поверять свои сны и расспрашивать о любовницах…

Больше всего мне хотелось снова поговорить с мастером Рейнаром, но мне не удавалось даже увидеть его – он перестал появляться в городе.

Приближался май, и Лилиана заказала нам новые наряды – легкие, светлые, как сама весна. Я радовалась этому, и радовалась первой листве, щебету птиц по утрам, солнцу, которое рано утром золотило крыши Сартена и щедро поливало лучами рябиновый холм, который буйно зазеленел, а потом стал белым – от цветущих рябин.

В первый день мая фьера Монтес устроила пикник в честь древнего праздника. Церковь не приветствовала языческие обычаи, и я забеспокоилась – как отнесется к этому прелат Силестин.

- Мы же не станем приносить кровавые жертвы, - успокоила меня Лилиана. – Просто повеселимся, потанцуем под луной, выберем королеву мая и погадаем. Так, ради забавы. Мы же не верим в гадания!

Но в этом можно было усомниться, посмотрев, с каким усердием форкаты на выданье отыскивали девять разных цветов, чтобы положить букет под подушку и увидеть будущего мужа. Я тоже собрала букет, но рвала цветы, не выбирая – все подряд, и совсем не собиралась гадать. Потом мы плели венки и танцевали вокруг столба, украшенного цветами. Приглашенные музыканты играли что-то нежное на флейтах и скрипках, и наши танцы в сумерках и в самом деле напоминали танцы давно сгинувших фей и эльфов в майскую ночь.

Лилиана ворвалась в круг танцующих, подняв высоко над головой венок, сплетенный из цветов боярышника.

- Самая красивая будет королевой мая! – закричала она на манер королевских герольдов. – Самая красивая! Только самая красивая! И это – моя сестра! – под общий смех она надела венок мне на голову. – Теперь все обязаны поклониться королеве мая и поцеловать ее! – продолжала кричать Лилиана, размахивая веткой боярышника. – Кто хочет быть счастливым в этом году – поторопись поцеловать королеву мая!

Юные форкаты с визгом бросились обнимать и целовать меня, и чуть не повалили с ног.

Когда все успокоились и расселись на подушках, чтобы поесть жаренных на открытом огне шпикачек и выпить охлажденного лимонада, я услышала, как фьера Амелия Алансон довольно громко сказала: