Последний бой - Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов

— Спокойней, суфи-ага. Я же сказал: «если». А потом, надо трезво смотреть на вещи. Возможно, Жиемурату удастся привлечь крестьян на свою сторону. И тогда нам придется примириться с колхозом... Не лезть же на рожон! Теперь так... Скоро вернется и Дарменбай.

Суфи наклонился к Жалмену, чуть не уткнувшись ухом в его подбородок:

— Говори громче — ничего не могу разобрать. Великий аллах, скоро мы жестами начнем объясняться!

— Я говорю: вот-вот Дарменбай приедет из города. Жиемурат почувствует себя уверенней. Еще козырь ему в руки! А до этого он завершит строительство конторы. Что ж, пусть она переживет Жиемурата! Видимо, Сереке был прав, нет смысла ее поджигать. Я было попробовал — вопреки его советам — да чуть не попался...

Он рассказал, как ночью пробрался в контору, как его застали там Темирбек и Жиемурат и от одного еле удалось улизнуть, а перед другим — оправдаться.

— Я слышал, как контора будет готова, так они соберут весь аул и поставят вопрос о колхозе. Каждому коммунисту и комсомольцу поручено подготовить к вступлению в колхоз хотя бы по одному крестьянину.

— Япырмай!.. Вот ловкачи! — воскликнул суфи, но Жалмен оборвал его:

— Дай договорить, суфи-ага! Пусть они хитры, но ведь и мы не лыком шиты. Мы тоже будем готовить людей. Собрание должно пойти за нами! Самим нам выступать против колхоза рискованно. Но представляете, как скорчится Жиемурат, если кто-то заявит о своем желании вступить в колхоз, а наши люди зашумят: хочешь, так вступай один, а нас туда не загонишь! Надо на общем же собрании сорвать замыслы Жиемурата! Теперь дальше... Когда я сейчас зашел к нему, он сказал мне, что дал Айхан комсомольское поручение: вовлечь в комсомол других девушек, и начать с Бибихан.

— А я-то думаю: чего она застряла у шеше! — сказал Серкебай. — А она там, значит, агитацию разводит... Ишь, прыткая, не успела приехать, а уже на побегушках у Жиемурата!

— Ты не горячись. Он ведь не сказал ей: сегодня же приступай к делу. Да и что она вот так, с ходу, может предпринять? Верно, просто никак не наговорится с подружкой после долгой разлуки. Но в дальнейшем, Сереке, ты будь с ней построже, не выпускай вожжей из рук!

— Это можно. Да я ей просто прикажу — не совать нос куда не следует.

— Э, нет, приказами тут толка не добьешься!

В разговор вмешался суфи Калмен:

— Молодые-то девушки завистливы и честолюбивы. Вот ты и скажи дочери: ты, мол, ученая, тебе быть первой в ауле! А если комсомолками станут Бибихан, а за ней и другие, так они тебя в тень оттеснят! Может, она клюнет на это... Хотя... — Он сокрушенно вздохнул. — Ох, нельзя верить нынешней молодежи, особенно — которая с образованием. Айхан, того гляди, почуяв волю, распрыгается, как жеребенок, и спутает все наши карты.

— Это уже от Серкебая-ага зависит, — успокоил его Жалмен. — Да, Сереке, ты вот о чем поговори с дочерью. Если уж, на наше несчастье, Жиемурату удастся создать колхоз, то потребуется сторож. Так пусть Айхан предложит на это место ходжу. Жиемурат, думаю, не станет возражать — он не раз отзывался о ходже с одобрением.

— Когда собрание-то будет?

— Скорей всего, в этом месяце — тянуть они не собираются. Еще Жиемурат говорил, что завтра поедет в район.

— Это еще зачем? Не в ГПУ?

— Нет, он хочет через райком достать обстановку для конторы.

За дверью послышались шаги.

— Намотайте на ус, о чем мы тут говорили и что надо делать, — сказал Жалмен и откинулся на подушку.

Серкебай и суфи тоже привалились к своим подушкам, и когда в комнату вошли Ажар и Айхан, то застали всю компанию за ленивой досужей беседой...

25

Айхан во всех подробностях передала Жиемурату свой разговор со старой Сулухан. Так как это были первые ее шаги в комсомольской работе, то она сомневалась — правильно ли, например, сделала, прибегнув к помощи сказки.

Жиемурат улыбнулся:

— Порой и сказки — действенный агитационный прием! Молодец, молодец, Айхан!

Девушка зарделась от этой похвалы.

А у Жиемурата, когда он увидел на ее щеках румянец и заглянул в ее искрящиеся глаза, отчего-то вдруг сладко защемило сердце.

Айхан опустила взгляд, уставилась в стол, покрытый красным сукном.

Жиемурат, подавив легкое волнение, принялся рассказывать, что произошло в ауле в ее отсутствие. Когда он дошел до ареста Омирбека, Айхан вскинула голову:

— Неужто правда? Ведь он такой старый и слабый!

— Ну, это еще ничего не значит. На преступления способны не только сильные, слабые тоже бывают и жестоки, и мстительны. Иной уж такой овечкой прикинется, а в душе — волк волком! — Жиемурат по-прежнему не считал себя вправе во всеуслышание оспаривать действия следователя. — Я не раз пил чай в доме Омирбека-ага, и, сознаюсь, он казался мне и добрым, и честным. Но ведь кто его знает... Поговаривают, что он был не в ладах с Айтжаном.

— Да, однажды Айтжан-ага нашел у старика хлопок.

— Вот видите. И еще рассказывают — будто поймали в ауле как-то одного вора, а Омирбек-ага вступился за него, и его отпустили...

— У старика доброе сердце, он всех жалеет.

— Так-то оно так... Только этот вор, оказывается, был подослан Джунаид-ханом, чтобы грабить простой народ.

— Ой-бей! — это было новостью для Айхан, нужно было время, чтобы осмыслить ее, и девушка перевела разговор на другое. — А как с колхозом, Жиемурат-ага?..

— Уборка хлопка отняла у нас все силы и все время, — Жиемурат улыбнулся. — Ну, и вас ждали. Вот теперь можно начинать.

В дверь постучали. Жиемурат и Айхан удивленно переглянулись: до сих пор в ауле не принята была такая деликатность.

— Войдите! — крикнул Жиемурат.

В комнату шагнул Давлетбай. Усевшись на стуле, он посмотрел на Айхан и сказал:

— Поздравляю с первым успехом!

— С каким таким успехом?

— Только что видел Бибихан. Мать разрешила ей вступить в комсомол.

Во взгляде Жиемурата, тоже устремленном на Айхан, светились теплота и гордость. Он проговорил, обращаясь к Давлетбаю:

—