Буря Жнеца - Стивен Эриксон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сапер выбросил кремень и резко отряхнул руки. – Почему ты так уверен, что плохие ребята придут с юга?
– Кто сказал, что я уверен?
– Значит, мы сидим на неправильном месте. Смотрим не в ту сторону. Может, прямо сейчас остальных уже режут.
– Ну, Ежик, если бы ты не помешал моей медитации, я мог бы уже понять, где нам следует сидеть!
– Ловко, колдунишка.
– Они придут с юга, потому что это лучший подступ.
– Для кроликов?
– Нет. Для драконов.
Сапер скосил глаза. – От тебя всегда попахивало Солтейкеном, Быстрый. Мы наконец увидим, что за тощая тварь скрывается у тебя в нутре?
– Какой-то грубый способ спрашивать. Но я отвечу. Нет.
– Ты все еще чувствуешь себя слабым?
Колдун глянул на него сияющими и полубезумными глазами – иначе говоря, как всегда. – Нет. На самом деле наоборот.
– Как это?
– Я растянулся. Я умею больше, чем раньше. Стал более… опасным.
– Неужели?
– Ты не впечатлен, Ежик?
– Все, что я знаю, – сказал сапер, вставая, – что, когда они одолеют тебя, у меня будет под рукой неограниченный запас долбашек. Мне нравится!
– Не взрывай мое тело, Еж.
– Даже если ты будешь мертв?
– Особенно тогда. Видишь ли, я не собираюсь становиться мертвым. Тебе просто покажется, потому что тебе хочется бросать долбашки без передыха. Кончится все тем, что ты будешь стоять посреди кратера в Худом клятую лигу шириной!
Последние слова он почти выкрикнул.
Еж покосился на мага. – Нужно же когда-то попробовать, – сказал он обиженным тоном. Обернулся и подошел с арбалету, своей любимой игрушке. Сказал чуть слышно: – Ох, такое веселье будет – не могу дождаться!
– Еж!
– Что?
– Кто-то идет.
– Откуда? – спросил сапер, вставляя в арбалет долбашку.
– Ха, ха. С юга, надутый мочевой пузырь.
– Я так и знал, – фыркнул Еж, вставая рядом с колдуном.
***Она предпочла оставаться собой, а не перетекать в форму Солтейкена. Это произойдет позже. Поэтому она шла через равнину, раздвигая высокую траву. На располагавшемся впереди гребне холма стояли две фигуры. Одна – дух, но не просто дух. Вторая – маг, но – без всякого сомнения – не простой маг.
В мысли Менандоры закралось беспокойство. Она прогнала его. Если Рад Элалле выбрал их в союзники, она примет такой выбор. Как и привлеченного им Тисте Эдур и Имасса по имени Онрек Сломанный. Сплошные… осложнения, но ведь не она одна столкнется с осложнениями…
Мужчины следили за ее подъемом. У одного в руках нелепого вида арбалет. Второй играется пригоршней гладких камешков, как будто выбирая, какой красивее всех.
Глупцы. Идиоты.
Скоро оба станут прахом.
Добравшись до вершины, она устремила на них суровый взор: – Вы жалкие существа. Зачем стоите на виду? Не знаете, кто грядет? Не знаете, что они прилетят с юга? Это означает: они увидят вас первыми. Первыми вы и падете.
Тот, что выше ростом, темнокожий, чуть развернул плечи. – Вот идет твой сын, Менандора. С Ульшаном Пралем. – тут он нахмурился: – Знакомая походка… Странно, что я раньше не заметил.
«Походка? Знакомая? Этот точно сумасшедший».
– Я призвала их, – сказала Менандора, скрестив руки на груди. – Пора готовиться к битве.
Тот, что короче ростом, фыркнул. – Мы не просили компании. Иди и бейся в другом месте.
– Мне хочется раздавить тебе череп. Один шлепок ладоней…
– Не сработает, – возразил маг. – Голова спружинит, и все.
Арбалетчик подарил ей широкую ухмылку.
Менандора ответила: – Уверяю вас, оставаться поблизости мне вовсе не хочется. Надеюсь, однако, что смогу увидеть вашу жуткую смерть. С расстояния.
– Почему ты так уверена, что смерть будет жуткой? – спросил колдун, который сейчас смотрел на один камешек, подняв его к свету, словно драгоценность. Менандора видела, что это никакая не драгоценность, просто галька мутного цвета.
– Чем ты занят? – спросила она.
Колдун поглядел на нее – и тут же швырнул камешек за спину. – Ничего. А что? Погоди, это я задал вопрос.
– Я что, обязана отвечать? – фыркнула она.
Прибыли Рад и Ульшан Праль. Они остановились в нескольких шагах от колдуна и его спутника.
Менандора увидела на лице сына мрачное выражение. «Иного я не заслужила? Нет. Не сейчас». – Любимый сын…
– Мне нет дела до Финнеста, – бросил Рад. – Я не стану помогать тебе в битве, мать.
Она широко открыла глаза, в них забушевала ярость. – Ты обязан! Я не смогу противостоять обеим!
– У тебя новые союзники. Вот они. Они уже готовы к появлению…
– Эти безмозглые олухи? Сынок, ты обрекаешь меня на гибель!
Рад Элалле расправил спину: – Я увожу моих Имассов, мать. Только они мне важны…
– Больше жизни родной матери?
– Больше, чем битва, которую она сама выбрала! – рявкнул сын. – Эти схватки… эти свары… они не для меня. Они твои и только твои. Я не желаю иметь с ними ничего общего!
Менандора отпрянула, подавленная гневом сына. Попыталась поглядеть ему в глаза, но не выдержала и отвернулась. – Тогда иди, сынок, и уводи своих «родичей». Иди!
Едва Рад кивнул и повернулся, она заговорила снова, самым суровым тоном, на какой была способна: – Но не его.
Сын хмуро поглядел на нее. Мать указала на Имасса.
На Ульшана Праля.
– Нет, сын. Его ты не заберешь. Ульшан остается здесь.
– Я не позволю…
Тут вождь клана бентрактов протянул руку, останавливая Рада Элалле, который был готов превратиться в дракона и вступить в схватку с родной матерью.
Менандора ожидала, храня внешнее спокойствие, хотя сердце тяжело стучало в груди.
– Она правильно говорит, – произнес Ульшан Праль. – Я должен остаться.
– Но почему?
– Из-за моего секрета. Из-за тайны, которую все они ищут. Если я пойду с тобой, они бросятся в погоню. Понимаешь? Я прошу: уведи народ в безопасное место. Уведи их, Рад, и как можно скорее!
– Ну, ты будешь биться рядом со мной? – спросила Менандора. – Ради жизни Ульшана Праля?
Но Ульшан оттолкнул Рада. – Сделай, как я прошу, – сказала он сыну Менандоры. – Я не хочу умереть, боясь за свое племя. Прошу, уведи их.
Колдун подал голос: – Мы сделаем все, что сможем, чтобы сохранить его жизнь.
Менандора презрительно хмыкнула. – Ты рискнешь? – спросила она сына.
Рад Элалле уставился на колдуна, потом на улыбчивого духа. Мать заметила, как на лицо сына вернулся покой – и жало беспокойства снова закралось в ее разум.
– Рискну, – ответил Рад и протянул руку к Ульшану Пралю. Жест нежности – он легонько провел ладонью по лицу Имасса. Затем Рад Элалле сделал шаг назад, развернулся и направился к стоянке клана.
Менандора посмотрела на людей: – Вы, проклятые идиоты!
– Вот за это, – отвечал маг, – я и не подарил тебе любимый камешек!
Еж и Быстрый Бен наблюдали, как Менандора спускается в долину.
– Странное дело, – шепнул сапер.
– Еще бы.
Они помолчали еще несколько ударов сердца. Еж повернулся к Бену: – Ну, что думаешь?
– Ты точно знаешь, что я думаю.
– Значит, то же, что я сам.
– Именно.
– Скажи мне, Быстрый…
– Что?
– Это на самом деле был твой любимый камешек?
– Ты имеешь в виду тот, что я выбросил, или тот, что я засунул в ее забавный белый плащ?
***Шелтата Лор представляла собой подлинный образ Сумерек – ведь кожа ее за долгие тысячелетия плена стала морщинистой и темной как торф. Она надела темно-красный плащ, под цвет рыжеватым волосам и тусклым глазам; под плащом были усеянный бронзовыми заклепками жилет, черные кожаные лосины и сапоги.
Рядом с ней – Шелтата Лор взирала на холм – стояла Сакуль Анкаду, Пеструха; кожа ее (видимая лишь на руках) действительно была пегой. На изящных плечах – летерийский «ночной плащ» из тех, что вошли в моду среди благородных Тисте Эдур новой империи. Хотя этот плащ не относился к самым изысканным.
– Скоро, – прошипела Шелтата, – это владение станет прахом.
– Тебя это забавляет, сестра?
– Наверное, меньше, чем тебя, Сакуль. Почему я читаю в твоих глазах отвращение?
– Я не питаю любви к Имассам. Вообрази – народ, ставший прахом пещер на сотни тысяч лет. Они ничего не создавали. Их история стала сказкой, дикарским напевом, искаженной памятью. Они порочны. В их душах клеймо порока, неудачи. А здешние к тому же внушили себе, что живы по-настоящему.
– Не все они ненастоящие, Сакуль.
Пеструха пренебрежительно махнула рукой: – Главная вина, Шелтата, лежит на Повелителе Смерти. Если бы не попустительство Худа, это владение не протянуло бы так долго. Такая беззаботность мне противна.
– Итак, – улыбнулась Шелтата, – ты ускоришь гибель Имассов, хотя их мир и так гибнет. Они обречены.
– Ты не понимаешь. Ситуация… изменилась.