Буря Жнеца - Стивен Эриксон

– Худ, почему у меня по-прежнему один глаз?

Бог Смерти, Жнец Душ не ответил. Он сам удивлялся.

Проклятые волки.

Глава 23

Я видел горести лицоОна взирала на мостыМосты, простершиеся в дальОткуда я пришелПролеты арки и столпыПоддерживают нашу жизньА мы снуем туда сюдаТуда сюда тудаЯ видел горести лицоОна же отводила взорОт слов ее я стал слепымОт глаз ее глухимНе помню сущности речейНе понимаю пасть мне ницИль унестись в потопе слезЕе увидев взорОна не произносит словОна не плачет не глядитОна не знает обо мнеВедь я лишь камень в том мостуПод тяжкою стопой.

Песня о Сжигателях Мостов,Тук Младший

Однажды, очень давно, Онрек Сломанный совершил преступление. Он выразил любовь к женщине, запечатлев ее лицо на стене пещеры. В руках его, в душе его таился такой талант, что он привязал две души к камню. Его душу… это было его право, его выбор. Но чужая душа – о, что за жестокость в таком деянии, что за вероломное воровство…

Сейчас он стоял перед другой стеной, в другой пещере, смотрел на россыпь рисунков – звери, восхваляющие искусство своего создателя каждой линией мышц, каждой чертой стремительного движения. А между великолепных тварей, созданий мира внешнего – неуклюжие фигурки, руки-палочки, ноги в нелепом намеке на танец. Изображения Имассов. Он стоял – он, Сломанный, похититель женской жизни.

Во тьме пленения кто-то пришел к нему – нежные руки, податливое тело. Он так жаждал поверить, что это была она – та, чью душу он украл. Но знание ускользнуло от него; оно смешалось, перепуталось с картинками, созданными воображением и желанием.

А если это действительно была она – возможно, у нее не было выбора. Преступление пленило ее, не давая выразить собственные желания. Сломав свою жизнь, он сломал и ее.

Онрек протянул руку и легонько коснулся одного из изображений. Ранаг и ай – охотница. В зыбком свете факела оба зверя казались движущимися, их мышцы напрягались. Прославляя этот мир, безупречный мир, Имассы собирались в пещере плечом к плечу, подражая голосами тяжелому дыханию зверя; другие в это время, спрятавшись в укромных нишах, стучали ладонями по барабанам пустых колод и кож, пока по пещере не разносилось эхо копыт.

«Все мы свидетели. Мы глаза, навеки сосредоточенные на внешнем. Мы отделили себя от мира. Вот сердце закона, табу. Мы создали себя – безжизненных, неловких, отсеченных. Когда-то мы были как звери, не было ни внешнего, ни внутреннего. Был лишь один, один мир, и мы были его плотью, его костью. Плотью, мало чем отличной от трав, лишайников и кустов. Костью, мало чем отличной от камня и дерева. Мы были кровью мира, в нас текли реки к озерам и морям.

Мы давали голос нашему горю, нашим потерям.

Потом мы открыли, что такое смерть, и были выброшены из мира.

Открыв красоту, мы стали уродливыми.

Мы страдаем не на манер животных – они-то как раз страдают мало. Мы страдаем от воспоминаний о временах, когда страдания не было – и это углубляет рану, терзает, усугубляет боль. Нет зверя, способного страдать сильнее нас.

Так пойте, братья. Пойте, сестры. В свете факелов, плывущем по стенам разума – по пещерам внутри нас – мы видим лики горести. Видим тех, кто умер и покинул нас. Мы поем о горе, пока даже звери не начинают разбегаться».

Онрек Сломанный ощутил слезы на щеках и назвал себя сентиментальным дураком.

Позади него молча стоит Тралл Сенгар. Он сочувствует глупому Имассу, и сочувствие его беспредельно. Онрек знал, что он будет ждать, просто ждать. Пока Онрек не переворошит уголья мрачных воспоминаний минувшего и не вернется к дарам настоящего. Он сможет…

– В изображении зверей видно великое мастерство.

Имасс улыбнулся Эдур, хотя и стоял по-прежнему лицом к каменной стене. «Итак, даже здесь и сейчас я потворствую вздорным фантазиям, утешительным, но бессмысленным». – Да, Тралл Сенгар. Истинный талант. Подобное искусство передается через кровь, и в каждом поколении оно может… прорваться. Так, как мы видим здесь.

– Художник живет в клане? Или всё это нарисовано давно и кем-то другим?

– Художник – Ульшан Праль.

– Талант завоевал ему право управлять племенем?

«Нет. Вовсе нет». – Талант, – ответил Имасс вслух, – его слабость.

– Он лучше тебя, Онрек?

Имасс повернулся с улыбкой, на этот раз сухой: – Я вижу недочеты. Вижу намеки на нетерпение. На эмоции дикие и необузданные – как сами звери. И еще я, похоже, вижу намек на талант, который он потерял и не открыл вновь.

– И как можно потерять талант?

– Умирая, чтобы вернуться.

– Онрек, – сказал Тралл изменившимся голосом, мрачно и тревожно. – Я говорил со здешними Имассами. Со многими. С самим Пралем. Я не думаю, что они умирали. Я не думаю, что они были Т’лан, забывшими прошлое в бесчисленной смене поколений.

– Да, они говорят, что происходят от не присоединившихся к Ритуалу. Но это не может быть правдой, Тралл. Они должны быть духами, получившими плоть и удерживающими ее лишь в безвременности Врат, что находятся в конце пещеры. Друг мой, они сами не знают себя. – Он помолчал. «А верно ли это?»

– Ульшан Праль сказал, что помнит мать. Он сказал, она жива. Хотя сейчас ее здесь нет.

– Ульшану Пралю сотня тысяч лет, Тралл. Или еще больше. Его воспоминания – иллюзия, заблуждение.

– Лично я в это не верю. Здесь тайна более глубокая, чем мы можем вообразить.

– Давай пойдем дальше. Я хочу видеть Врата.

Они покинули комнату животных.

Траллу было неспокойно. Нечто пробудилось в друге – благодаря рисункам. И в этом нечто таится горечь. Он заметил в походке и наклоне плеч Онрека готовность к сдаче. Возвращение под какое-то древнее иго. Тралл видел все это – и заставлял себя болтать, ибо в тишине Онрек может уничтожить себя.

«Да. Рисунки. Преступление. Ты не будешь теперь улыбаться, Онрек? Не той улыбкой, что ты явил сегодня – кривой, полной горя – но улыбкой, которая стала для меня главным сокровищем здешнего мира».

– Онрек.

– Да?

– Ты знаешь, чего мы ждем? Да, угроза надвигается. Она придет из Врат? Или из холмов за стоянкой? Действительно ли Имассы находятся под угрозой?

– Готовься, Тралл Сенгар. Опасность надвигается… со всех сторон.

– Тогда не вернуться ли нам к Ульшану Пралю?

– С ним Рад Элалле. Еще есть время… поглядеть на Врата.

Через миг она попали в начало огромной – практически необозримой – пещеры. И замерли.

Не Врата. Много врат.

И все ярятся безмолвным огнем.

– Онрек, – промолвил Тралл, снимая с плеча копье. – Лучше вернуться к Раду и дать ему знать. Тут все не так, как он описывал.

Онрек указал на центральную кучу камней: – Она не справилась. Это Королевство, Тралл Сенгар, умирает. И вместе с ним…

Повисла тишина.

Наконец Онрек сказал: – Я вернусь быстро, друг, и тебе не придется одному отражать всё, что придет сквозь врата.

– Буду ждать, – отвечал Тралл. – Так что… поспеши.

В пятидесяти шагах от стоянки расположен невысокий, но длинный холм, похожий на атолл – если допустить, что эта земля некогда была морским дном. Еж, приминая ногами плотный, изобилующий ракушками песок, решил считать это допущение верным. Добравшись до гребня, он положил арбалет – переросток на выступ известняка и встал рядом с Быстрым Беном, который сидел скрестив ноги и созерцал холмы, расположенные в двух тысячах шагов к югу.

– Ты медитируешь или еще что?

– Если я медитировал, – отвечал колдун, – то ты мне помешал. Тем самым, вполне возможно, убив нас всех.

– Вечные твои позы, Быстрый, – сказал Еж, притаптывая гравий и садясь. – Превращаешь ковыряние носа в Худом клятый ритуал. Я давно сдался; не угадать, когда тебя можно отвлечь, а когда нет.

– Если в этом дело – никогда не заговаривай со мной. Будет обоим счастье.

– Презренный змей.

– Лысый грызун.

Приятели дружелюбно помолчали; затем Еж пошарил рукой и вытащил из-под задницы кусок бурого кремня. Поглядел на зубчатый край.

– Что делаешь?

– Медитирую.

– Медитируешь, – передразнил его Быстрый Бен, покачивая головой в такт произносимым слогам.

– Я тебе за такое горло перережу. Одним замахом.

– Мы никогда не уживались. Боги, не могу поверить, что мы давеча обнимались и хлопали друг друга по плечам. В той речке…

– Ручейке.

– Источнике.

– Водопаде!

– Перерезание моего горла тебя порадует, Ежик?

Сапер выбросил кремень и резко отряхнул руки. – Почему ты так уверен, что плохие ребята придут с юга?