Хризалида - Варвара Малахиева-Мирович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«О, друг мой, у меня ослепшие глаза…»
Л.В. П<олян>ской
О, друг мой, у меня ослепшие глазаИ пеленой завешен чуткий слух,И нем язык, и нечем рассказать,Как оскудел мой дух.
И если у души в ослепнувших глазахБлеснет тебе нежданной искрой свет,Знай, это жгучая трепещет в них слезаО том, что света нет.
10 июня 1930, Погост«Сухостоя, бурелома…»
Сухостоя, буреломаМало ль в свежести лесной?Но и смертная истомаДышит жизни глубиной.
Буреломы, сухостоиПеплом падших сил своихБожьей мудростью святоюСтанут пищей трав живых.
О, ничто, никто не сгинет,И сухое былие,Проведя сквозь пламень, приметБог во царствие свое.
17 июня 1930, Погост«Что мне шепчет шум протяжный…»
Что мне шепчет шум протяжныйВещих сосен, как узнать?Аромат березы влажнойКак словами рассказать?
Не войти дневным сознаньемВ этот вещий древний шум.Песен леса и сказанийНе вместит наш тесный ум.
Но во мне поет единыйЗдешней твари общий звук,Сливший с грустью соловьинойХлопотливый дятла стук,
Стрекозиных крыл дрожанье,Иволги счастливый зов,Трав засохших колыханье,Робкий рост живых ростков.
17 июня 1930, Погост«Не схожу ли я с ума?..»
Не схожу ли я с ума?Дальше некуда идти…О, зеленая тюрьма,О, замкнутые пути…
Тот же странный лесовикК тем же пням привел меняИ корягою приникУ березового пня.
И русалки хохот злой.За туманами рекиНад болотистой землейЗеленеют огоньки
И порхают, и блестят,Душу в топь свою маня.Вспыхнул искрой чей-то взгляд.Чур меня!
17 июня 1930, Погост«Тучи синими горами…»
Тучи синими горамиСтали по краям.Ветер сизыми волнамиХодит по хлебам.
Ходит-бродит, свищет-ищетСчастья своего.Потеряв свое жилище,Не найдет его.
1930, ПогостРазлюбленному другу
Не гляди на меня так печально,Разлюбивший, разлюбленный друг.Исцеляет костер погребальныйНеисцельный измены недуг.
Что-то бросили, что-то разбили,Что-то не было силы поднять.Но довольно бесплодных усилий.Улетевшего сна не поймать.
11 августа 1930, Томилино«Тучи синими горами…»
Е.Н.Б.
Ирис мой лиловоглазый,Цвет Мемфисских береговОкроплен росой алмазнойНад кинжалами листов,
Вглубь моей подземной криптыТы приносишь мне отсветДревней мудрости ЕгиптаИ грядущих зорь привет.
28 августа 1930, ТомилиноПамяти С.С. Цявловской
Упал на сердце молот. И разбилось,Хрустальное, под молотом судьбы.Но тела жизнь неумолимо длилась,Как будто рок скосить ее забыл.
Всё в мире стало тяжким сновиденьем,И лишь осколки острые в грудиНе уставали каждое мгновеньеЖивую боль утраты бередить.
В преодоленье пытки молчаливоБезлико дни и годы протеклиИ тенью ужаса и боли терпеливойВ глуби зрачков недвижимо легли.
Но пробил час пощады и свободы,Открылась узнику измученному дверь.За ней не будет больше мук бесплодных,Ни снов обманных, ни потерь.
30 августа 1930, Москва. ПочтамтСергеюшке(письмо)
Помнишь глинистую гору,К Ганину крутой подъем,На лесистые просторыВид с пригорка за углом?
Дуб в осеннем одеянье,Медь и золото листвы.Уток шумное плесканьеМеж стеблей речной травы,
Там, где Корбух вод убогихТину черную несет.За железною дорогойС огурцами огород.
Помнишь старицу слепую,В дверь ее твой громкий стук,И конфету зачастуюИз ее дрожащих рук.
Вспомни Лавру, вспомни фрески,Сергиево житие.И росы алмазной блески,Что служили нам питьем.
На Козихе утром летнимВ час прогулочных забавВспомни солнце, вспомни ветер,Вспомни старую Баб-Вафф.
14 сентября 1930, Сергиев Посад«Стой в своем стойле…»
Стой в своем стойле,Жуй свое сено,Плачь, если больно,Жди перемены:
Крякнет на бойнеОлух дубовый,Выйдешь из стойла,Сбросив оковы.
15 октября 1930, Москва«Рябит, рябит, и, как стекло, дробится…»
Рябит, рябит, и, как стекло, дробитсяВ поганой луже здесь и там,И вдруг алмазным диском отразитсяИ побежит, сверкая, по струям.
И как тогда не видно черной грязи,Ни мелкости убогой мутных вод,А только золото, и жемчуг, и алмазы,И голубой небесный свод.
20 октября 1930, Москва«Прилетели новые птицы…»
Прилетели новые птицыИ запели новые песни.Старой птице в их ряд тесниться,Песни их распевать неуместно.
Но в глубинах темного леса,Если больно и плохо спится,Допевает в глуши безвестнойСвои песни старая птица.
8 ноября 1930, Москва«Ноябрьское небо хмурится…»
Ноябрьское небо хмурится.Нескончаемый серый потокНамокших людей на улицеТечет, куда гонит рок.
Звонки дребезжат трамвайные,Как безумный, автобус ревет,В лихорадке отчаяньяУскоряя времени ход.
Оголтело за пищей мечетсяПо рынкам голодный люд.Неувязка, распад, нелепица…И это жизнью зовут.
10 ноября 1930, Москва«Филодендрон спутанные листья…»
Филодендрон спутанные листьяТочно в смертной муке разметалПо окну. Завешан мутью мглистойТусклый наш квартал.
Осень. Город. Роковые звеньяПерепутанных людских судеб.Вой желаний. Тяжкие лишенья.Бой за кров и хлеб.
Поздний вечер. Было бы уютноВ мягком кресле под большим цветком.Но нельзя забыть и на минуткуВсё, что за окном.
13 ноября 1930, Москва«Жалобно струны звенят…»
Жалобно струны звенятВ прошлое канувших дней.Смотрит в окно мое сад,Полон оживших теней.
Так же на синих снегахУтра забрезжил восходВ час, когда смерть на часахСтала у наших ворот.
Слезы, и думы, и сныТе же, что были тогда.Смертной тревоги полны,Словно в преддверьи суда.
29 ноября 1930, Сергиев ПосадИЗ РУКОПИСНЫХ КНИГ (1915–1931)
ИЗ КНИГИ «БРАТЕЦ ИВАНУШКА»
«Унеси меня на волке сером…»
Унеси меня на волке сером,Унеси меня, Иванушка, домой,В наше царство, за леса и горы,Далеко от жизни — ведьмы злой.
Во дворце твоем, в моей светлице,Как на небе, солнце и луна.Не смолкают песни райской птицы,Днем и ночью музыка слышна.
1915, Москва«В полночь глухую меня ты покинул…»
