Старгородские Тайны - Нил Аду

Однако вслед за тем пришлось мне и огорчиться. Мяч-то, за немалые деньги у купцов гоблинских купленный и столь метко мной пущенный, у профессора остался. И назад его вернуть никак не получится. Мало того, вредный Сысой заявил, что над игровым полем мяч после моего удара не пролетел, и засчитывать его наотрез отказался. Некрас с большой неохотой с его доводами в итоге согласился. И всё состязание мы, стало быть, проиграли. И теперь парни из Кривого переулка будут после трудов праведных лакомиться пряниками и запивать их квасом. А нам остаётся только смотреть на них, да слюнки глотать. Другого приработка на лето нам уже не найти, все доходные места давно уже заняты.

А всё из-за моей оплошности. Вернее сказать – из-за профессора злополучного. Опять он, словно кошка чёрная, дорогу мне перебежал.

Уже два месяца миновало, а тот злопамятный день до сих пор у меня перед глазами. Стоит профессор Синица у окна, пенсне по обыкновению платочком протирает и сладким голосом мне говорит:

– Так-с, юноша, а не мог бы ты, например, транспонировать, сиречь – преобразовать, для меня тензорную матрицу, по-иному – столбец цифирный, сигма-гиперонного пси-поля в полярную систему координат при заданных дискретных значениях переменной "тэта" с учётом нелинейности затухания переходного процесса?

К концу речи своей мудрёной он объяснять слова иноземные языком человеческим перестал. Догадался, видимо, что мне от того легче ничуть не становится.

Признайтесь честно, вы поняли хоть слово из этой белиберды? Нет? Вот и я, откровенно говоря, тоже. Хотя, наверное, должен был что-то понимать. Ибо услышал я сии откровения всего-навсего на вступительных экзаменах в Лукоморскую, попечением Великого Князя процветающую Академию Волхования и Чародейства. А знаменитый чародей – кавалер эльфийского Ордена Звезды, действительный член Гномландского Королевского Общества Развития Белой Магии, Высшего Совета Мудрейших Джиннов Гоблинского Султаната и Внутреннего Круга Великих Шаманов Троллистанского Ханства, а заодно уж и профессор нашей Академии – терпеливо ожидал от меня сочувствия к непростым тем вопросам, его, очевидно, изрядно волнующим. И в его добрых близоруких глазах легко угадывалась светлая печаль от предчувствия близкой и неизбежной разлуки со мной.

А я ничем страданий его облегчить не мог. Что поделаешь, большинство слов, профессором произнесённых, я впервые в жизни слышал. Не уверен даже, что точно их запомнил и в правильном порядке перечислил. Сперва я подумал было, что почтенный Любомудр Звениславич таким образом изволил выругаться или, к примеру, подшутить надо мной. Но сидевший на соседней скамье Севка Скороспелов (насколько я успел понять за три дня знакомства, неплохой, в общем-то, парень) получив не менее заумное задание, низко голову свою рыжую над листом бересты склонил и быстро-быстро писалом заработал.

Я глядел на выводимые им загадочные значки и с завистью думал: "Ведь есть же на белом свете люди, для которых все эти "тензоры" и "гипероны" не являются тайной за семью печатями! Его-то наверняка примут в Академию. А мне, горемычному, предстоит неблизкий и бесславный путь домой и задушевная беседа с родным батюшкой. Уж он-то на радостях мне всю матрицу оттранспонирует!

Между прочим, у себя в Беловодье я закончил бурсу с отличием и вовсе не был такой уж дубиной стоеросовой, как некоторым могло из начала моего рассказа представиться. Просто в наших краях к ведовству как-то проще относятся. Раз ты волховать умеешь, то никого по-настоящему и не волнует, как ты это делаешь, какие преобразования и формулы используешь. Даже если ты вовсе без них обходишься – и то не беда. Лишь бы дело своё знал. И свои отличные оценки я получал не за словечки заковыристые, а за искусство чародейское, в коем мало кто из взрослых беловодских волхвов со мной тягаться сможет. Да разве здесь, в стольном Старгороде это кому-нибудь объяснишь! Только новых насмешек дождёшься…

Одним словом, не дали мне своё мастерство показать. На первом же экзамене зарубили под корень мечты родителя моего, Гордея Любимовича Перечина о том, что станет его Емелька дипломированным чародеем.

Если кому невдомёк, то слова эти иноземные – "академия, "профессор", "экзамен", или тот же "диплом" – не к самой науке чародейной относятся, а к тому, где и как ей обучаются. Сам знаю, что непонятно, но по-нашему, по-лукоморски объяснить не могу, хоть убейте. У нас и слов-то таких нет, чтоб обо всём том рассказать. Так ведь и сама наука – вещь для Лукоморья новая. Коли позволят боги ей и дальше процветать, то и слова нужные появятся.

Моему батюшке, к примеру, волховству обучаться не довелось. Лучшие молодые годы его пришлись на долгую и кровавую войну в Упырьской земле. Там он приобрёл множество полезных знаний и навыков, так что у нас в Беловодье с ним даже мечники посадника великокняжеского ссориться избегали. Вот только к чародейству эти его умения отношения не имеют. Вернувшись домой после подвигов ратных, Тимофей Кондратич женился и об учении больше не помышлял. Хоть и стал он уважаемым в городе травником и костоправом, всё равно считал, что судьба ему не улыбнулась. А посему, сильно на мою удачу рассчитывал.

Стоит ли удивляться, что возвращаться домой, не солоно хлебавши, мне было боязно. Как-нибудь отмыкаюсь год в Старгороде. Того же Севку за шиворот ухвачу, всю душу из него вытряхну, но премудрость профессорскую освою и вдругорядь попытаюсь в Академию поступить. А после того не зазорно будет и на глаза батюшке своему показаться.

Опять же, очень не хотелось мне топать без малого пятьсот вёрст до родной сторонушки по весенней распутице через Чернолесье, Гуляй-Поле, да Железные Горы. Сюда-то, в Старгород я как добирался? Заговор нашептал, печь порошком одолень-травы посыпал, живой водицей окропил и, не слезая с лежанки, в путь-дорогу отправился. Так и ехал, на печи сидючи, пока дрова в ней не кончились. То есть, дров я, конечно же, снова нарубил, а вот живой воды раздобыть не удалось. А без неё, как вам, должно быть, известно, ни одно волшебство не обходится. Дальше пришлось своим ходом добираться. Благо, до столицы нашего Лукоморского Княжества уж недалече было. За неделю управился. Так это ж зимой, по снежку, да по морозцу, когда резвы ноженьки сами собой вперёд бегут. А по грязи и бездорожью и целого месяца будет мало.

За печь, между прочим, мне тоже от батюшки влетит. Без спроса взял, да в чистом поле бросил. И неизвестно ещё, скоро ли новую сложили. А без печи у нас в Беловодье зимой туго. Так ведь иначе и я бы в дороге непременно обморозился.

Отчего же, спросите вы, экзамен проводился именно зимою? Я вам отвечу – так уж заведено в княжестве Лукоморском. Любое путешествие или начало многотрудного дела на зимнюю пору приходится. В другое время ни один хозяин работника (или, к примеру, сына своего) никуда не отпустит, да и сам от хозяйства не отвлечётся. Оно и понятно – недосуг. Хоть волховством, хоть спиной согбенной и руками мозолистыми, но надо же и сеять, и жать, и молотить. Да мало ли дел летом у землепашца.