ЭДЕМ-2160 - Григорий ПАНАСЕНКО

"Мои слова повторит любой настоящий патриот. Наше спасение – Россия". Рядом с лицом убитого боевика мелькнула восковая маска трупа у дискотеки, которую заслонил хмурый отец Никодим. Николай понял – священник прав. Он яростно зашипел и выругался.

Полицейский высадил его у самого порога, но, потоптавшись у входной двери подъезда, Николай решительным шагом отправился прочь в темноту парка. Всю дорогу до церкви он сосредоточенно выискивал правильные слова, чтобы объяснить, зачем он вернулся, но перед поворотом на аллею вдруг все позабыл. В голове стало пусто.

— Вы пришли? – несколько удивленно заметил священник и тут же переспросил. – На вас напали?

Не отнимая мокрого, но уже теплого платка от лица, Николай скупо поведал о вчерашнем побоище. Отец Никодим, помрачнев, сказал:

— Завтра я отпеваю пятнадцать человек. Некоторые совсем дети. Так вы решились на что-то?

Николай медленно, но уверенно кивнул.

— Вы уверены, что готовы помочь Украине?

— Я не слишком боюсь тюрьмы или гибели политической карьеры, и потом мне нечего терять.

— Да, почему-то чаще всего к нам приходят те, кто считает, что им нечего больше терять. Что ж, пусть будет так. Я вам дам адрес. Приходите сегодня в восемь, я вас встречу и лично представлю.

Никодим протянул карточку Николаю, и тот, держа ее в руке, спросил:

— А вы не боитесь?

— Нисколько.

— Вы полагаете, я всецело с вами?

— Не только. Мне тоже нечего терять...

Глава 5

— Ну, а теперь рассмотрим современное отношение к евгенической программе. Несмотря на долгие разъяснительную работу и целенаправленную политику всех мировых государств посейчас остается, как выяснилось, недопонятость населением задач евгеники. Несмотря на то, что двадцать пять лет дали замечательные результаты, показали не только насущность, но и полезность евгеники, мы видим, что находятся те, кто пытается разрушить достижения молодой науки. Резонный вопрос о причинах наталкивается на глухую стену простого животного непонимания и неприятия. Посудите сами, что может выиграть простой работяга из Бристоля, Сингапура или Оттавы, если ему позволят иметь двух, а то и трех детей. У него что, прибавится денег? Или его дети станут жить счастливей в мире, где и одному из них часто негде приткнуться?

Социальные программы государства итак поглощают львиную долю бюджета. Стоит ли говорить о банкротстве целых государств при отсутствии евгенической политики. Ведь экономический хаос – это не худшее, что нас ожидает. За ним придет политический, то есть человек, бросающий камень в евгенику сейчас, обрекает своих детей на средневековое существование в будущем, на нищенство.

Но это лишь бытовой уровень проблемы. А есть еще и политический аспект и он куда важнее. Посмотрите, восемь миллиардов китайцев, извините – десять, не имея сдерживающего фактора, просто раздавят мир – наш с вами, наш и наших детей, – Саймон перевел дух и оглядел притихшую аудиторию. – Вы спросите кому это нужно? Кому необходимо дестабилизировать обстановку? Приглядитесь внимательнее и вы увидите нечистых на руку дельцов от политики. Они манипулируют толпой, подбрасывая зажигательные лозунги, порочащие евгенику. Они рождают в массах ненависть к нам – ученым и исследователям. Вы спросите, кто они, но вы итак видите их каждый день на экранах. По крайней мере, большинство из них.

Но и за их спиной находятся кукловоды. Есть силы, жаждущие нарушить стабильность мира в целом, – Саймон прокашлялся и продолжил чуть менее яростно. – Отсюда вытекает вполне оправданная государственная политика насильственного подавления бунтов, вплоть до применения боевого оружия.

По залу пронесся ропот.

— Сэр! Это ваше личное мнение? – где-то в середине зала поднялся взъерошенный студент в белом халате и очках, – вы можете ответить? – добавил он довольно дерзким тоном.

— Я отвечу, – Саймон почувствовал неожиданную злость и отвращение к аудитории. – Как лицо, облеченное властью и представляющее власть, я не имею собственного мнения. Лекция окончена.

Саймон демонстративно захлопнул ноутбук и под недовольный гул вышел в коридор.

До звонка оставалось десять минут.

Проходя мимо деканата, Саймон мстительно замедлил шаг в надежде, что кто-нибудь выйдет поинтересоваться, почему это профессор Мерфи разгуливает в рабочее время по коридору, но никто так и не появился из-за обитой дерматином двери. Это разозлило Саймона еще больше и он поспешил в нижний вестибюль университета.

На улице его поджидала мерзкая поземка, подло залезавшая в штанины до самых колен и теребившая воротник пальто. В довершение ко всем неприятностям дня Саймон поскользнулся и ушиб локоть. Шипя и ругаясь сквозь зубы, он зашел в теплое нутро подземки.

"Похоже, это становится привычкой", подумал Саймон, опять заходя в свой офис в раздраженном состоянии. Лекция никак не шла у него из головы. К раздражению на студентов и погоду теперь примешивалось что-то еще, Саймон не мог разобрать что.

— Мистер Мерфи, к вам посетитель, – раздался голос секретарши из коммутатора.

— Отмените на сегодня все посещения, Магди, – резко сказал Саймон, но тут же спохватился. – Впрочем, господина Штольца оставьте.

— Это он и есть, – в голосе Магди не было ни одной эмоции.

— Тогда дайте мне три минуты и пригласите его.

Саймон быстро привел в порядок рабочий стол и отправил секретарше заказ на пару кофе с сэндвичами.

Немец был приземист и коротко стрижен. Большие плотно прижатые уши в сочетании с массивной фигурой делали его похожим на вышедшего в тираж но еще не потерявшего форму боксера. Пожатие его оказалось твердым как тиски, а манера ведения переговоров смахивала больше на приказы не требующие возражения. Однако Саймону приходилось общаться и не с такими собеседниками, потому они довольно быстро пришли к обоюдному согласию.

Отпустив посетителя, Саймон облегченно вздохнул: Штольц определенно был способен утомить кого угодно.

"Интересно, сколько бы выдержал шеф", Саймон с интересом прикинул возможности Совиньи, но затем снова переключился на Штольца.

"Его рекомендации, конечно, ничто, но вот пожелания самого Гинденбурга... к ним стоит прислушаться. Ничего, для начала устроим этого Вайсса начальником отдела, а если хорошо проявит себя, в свое время повысим. Например, сделаем начальником подсектора, а то и моим заместителем".

Саймон устало потянулся и с сомнением посмотрел на документацию, однако делать было нечего, отчет надо было сдавать послезавтра. Он подвинул к себе ближайшую стопку дисков и пригубил давно остывший кофе. На полировку стола упала коричневая капля. Информация на терминале сменялась с привычной быстротой, но одновременно Саймон успевал подумать и о своем: он вспоминал того студента-заморыша, который дерзил открыто, явно упиваясь произведенным впечатлением. Злость понемногу утихала.