ЭДЕМ-2160 - Григорий ПАНАСЕНКО

Перед Николаем невольно встала картина вчерашнего побоища.

— Мы боимся и ругаем УНЕ, но это единственное, что пока их сдерживает. Они не размениваются на мелочи и не трясутся над правами личности, потому что не знают, что это такое. Восток никогда не разменивал общество на личность.

Николай хотел ему возразить, но отец Никодим перебил его снова:

— И вы знаете, выиграют они, а не мы. Россия поняла это давно, хотя и ей гонка дается большим трудом, а мы безнадежно отстали и отрезаем себе последний путь к отступлению. У нас есть шанс – влиться в Российскую империю, но я боюсь, этого не случится. Нас обуяла гордыня, и мы слишком пропитались Западом. Наш удел – доживать, как это делают Испания и Франция.

Отец Никодим горестно вздохнул. В полумраке он казался старым и немощным. Николай напряженно посмотрел на священника:

— Неужели вы предлагаете подобное на самом деле? Вы это серьезно?

Отец Никодим испытующе посмотрел на Николая:

— Что именно? Вхождение в Россию? Да.

— Но какой же вы тогда патриот!?

— На самом деле мои слова повторит любой настоящий патриот. А вот ваших соратников назвать таковыми нельзя.

Николай молча повернулся и направился к выходу.

— И все же я верю, что вы человек здравомыслящий, – сказал ему вслед отец Никодим.

Николай вышел, не оглядываясь. Дверь протестующе скрипнула и свечи затеребили тени на потолке.

Еще три дня Николай вспоминал эту встречу, то так, то эдак стараясь в мысленном споре переубедить оппонента, задавить его аргументами. Но чем дольше он старался, тем яростнее было его бессилие. Даже самые веские доводы не вызывали уже доверия и у самого Николая. Это было невыносимо. К концу третьего дня Николай снова решил прогуляться.

Вечерело.

Он задумчиво шел по тихим улочкам Нового Киева. Первые звезды уже проглядывали робко и неясно сквозь густую синеву неба. Острые шпили костела Святого Клемента рвали в полосы остатки серых ватных туч, клочья истончались и таяли без следа.

Далеко остался шум центральных улиц и завывания очередной полицейской кавалькады. Николай шел, не замечая ничего вокруг. Мягким желтым светом зажглись в полнакала уличные фонари. Над ними изъеденным сырным кругом встала большая декабрьская луна. В отсветах города ее желтизна казалась пергаментной и неестественной.

Стало холодать. Николай зябко потер руки. Одна мысль назойливой мухой билась в голове: "Кто же из нас прав – я или священник?".

Перед ним всплыл в памяти последний день заседания в Раде и жаркие речи главы УНЕ, довольные лица китайских депутатов, а под конец – мертвые глаза убитого юноши на асфальте.

Взгляд зацепился за яркую вывеску. Большие оранжевые и зеленые иероглифы резкими тенями расцветили угловой дом с китайским ресторанчиком в цокольном этаже. "Красный Дракон" предлагал круглосуточно блюда восточной кухни. Огненный, витиеватый иероглиф помаргивал и иногда гас.

Николай сам не заметил, как очутился в китайском квартале Киева.

Сгущался туман. Николай остановился.

Позади раздались мерные шаги. Из тумана показалась тень, за которой замаячил еще десяток. Пелена становилась плотнее.

Инстинктивно почуяв опасность, Николай прижался к ледяной кирпичной стене дома. Молчаливая толпа перекрыла всю улицу. Глухо звякнула цепь. В вязкой тишине отчетливо щелкнул передернутый затвор. Николай почти физически ощутил патрон, входящий в ствол. Лидер толпы, поравнявшись с ним, кинул в его сторону беглый взгляд и тут же отвернулся: стая шла мимо.

Дверь кафе открылась, выпуская наружу потоки света и восточной музыки. Пара мальчишек-китайцев вышла на свежий воздух, весело переговариваясь о чем-то – Николай не знал китайского. Один из них бросил взгляд вверх по улице и настороженно замолчал. Другой посмотрел в том же направлении и мгновенно исчез за дверью.

Уже через минуту с другой стороны улицы показалась вторая толпа. Сейчас Николай заметил, что в первой группе молодежи не было ни одного восточного лица. Из дверей ресторанчика стаей выпорхнули девушки и стремительно скрылись в тумане и темноте боковых улочек.

Повисла тяжелая тишина.

Остальное Николай осознал только позже, уже сидя в клетке полицейского "обезьянника" и придерживая рукой подбитую скулу. У его ног на грязном заплеванном полу в беспамятстве валялся избитый до полусмерти китаец.

...Первым выстрелом в стеклянное крошево разнесло заискрившуюся неоновую вывеску. На улице стало темнее. Затем картина яростного побоища предстала перед Николаем мозаикой или калейдоскопом. Тяжелые ножи для шинковки, велосипедные цепи, кастеты, залитое кровью лицо боевика УНЕ с обрезом, тяжелый волосатый кулак, дробящий скулу, мглистое небо с мелькающими рубчатыми подошвами, окрик полицейского и яркий свет фонарика в лицо, а затем тряский "бобик" с зарешеченным окном...

— Документы.

До Николая не сразу дошло, что вислоусый страж порядка требует у него идентификатор. Тот еще раз повторил требование. Николай слепо пошарил по карманам заляпанного грязью пальто и вытащил чип-карту. Когда данные появились на дисплее, в тоне полицейского зазвучало почтение.

— Простите, что мы задержали вас. Просто в пылу облавы трудно было разобрать, кто есть кто. Я приношу вам извинения от лица всего нашего отделения полиции. Вас немедленно отвезут домой. Я распоряжусь. Скажете, вас кто-нибудь ждет? Мы можем сообщить, что бы родные не волновались.

Николай вяло помотал головой, отчего дважды битая за неделю скула запульсировала болью. Полицейский вернул на место коммуникатор и жестом позвал дежурного:

— Отведите господина Москаленко домой. Проследите лично, отвечаете погонами.

В дверях Николай повернулся и спросил:

— Скажите, а сколько человек погибло сегодня?

Полицейский поднял на него усталый взгляд. Николай увидел мешки под глазами от недосыпания.

— Только что в больнице скончался восемьдесят третий. Девять колотых ран.

Николая затошнило. Сейчас он вспомнил: боец УНЕ с помповым обрезом, упавший на асфальт, тоже был мертв – у него не было затылка, а в переносице зияло аккуратное пулевое отверстие. Вечер смазал резкие краски.

Николай поежился.

Уже на пути домой, сидя на заднем сидении патрульного полицейского автомобиля, он апатично оттирал отпечаток подошвы с полы пальто.

"Мои слова повторит любой настоящий патриот. Наше спасение – Россия". Рядом с лицом убитого боевика мелькнула восковая маска трупа у дискотеки, которую заслонил хмурый отец Никодим. Николай понял – священник прав. Он яростно зашипел и выругался.