ЭДЕМ-2160 - Григорий ПАНАСЕНКО

Поезд тронулся, и вагон мягко качнуло. Снежная круговерть на секунду замерла и продолжила свою бесконечную пляску.

Джулия как ребенок приникла к стеклу, разукрашенному вечерними огнями разноцветных уличных фонарей. Перрон тянулся долго и неспешно. Снег лип к панорамному окну, но набирающий скорость вагон и встречный ветер заставили соскользнуть серый, рыхлый пласт. Гомон пассажиров вновь наполнил салон.

Саймон, Джулия и Кнопфлер прибыли почти к отправлению и только сейчас, когда вагон, уже плавно покачиваясь на стыках, набирал ход, прошли к своим местам в самом начале салона и сели, осторожно стряхивая водяные бисеринки талого снега с одежды. Двое других пассажиров за их столиком были заняты своими делами: один читал газету, а другой что-то пристально разглядывал за окном.

Стюарт взял одежду вновь вошедших пассажиров и пообещал, что, как только они проедут санитарную зону, будет подано меню.

Вскоре поезд вышел на виадук через реку, так что открылась картина усыпанного снегом города. Далеко-далеко, как узнал Саймон, высился шпиль Адмиралтейства и сидящий напротив него Адольф Кнопфлер в пол голоса сказал:

— Каждый раз смотрю и удивляюсь, до чего красив Санкт-Петербург.

Сидящий между ним и Саймоном пассажир оторвал взгляд от газеты, посмотрел на Адольфа и, ничего не сказав, снова углубился в чтение.

— Вы знаете Саймон, я всегда завидовал иностранцам, которые в первый раз прибывают в Россию. Они всегда могут остро ощутить этот неподражаемый русский колорит, – инженер поискал взглядом пепельницу и щелкнул зажигалкой.

Бледный огонек отразился в темном стекле.

— Извините, но я уже бывал в России, – поправил его Саймон ворчливо.

— Это не имеет значения. Вы же не приезжаете сюда каждый год, – возразил Кнопфлер. – У вас есть немало времени для того, чтобы оценить изменения. Вы ведь большую часть жизни провели в Европе, я имею в виду – западной, поэтому и можете смотреть на Россию незамутненным взглядом стороннего наблюдателя.

— Согласен, – Саймон еще был не в духе, но тепло и уверенность в ужине заставили его смягчиться. – Правда, наблюдатель из меня плохой. Ничего кроме работы я и не замечаю. Таких как я называют трудоголиками.

За окном промелькнула высотка Российского Торгового Центра, и поезд въехал в зону парков и лесных заказников. Инженер оторвался от разглядывания пейзажа и вновь обратился к Саймону:

— Вот скажите, что для вас Россия?

Тот задумался:

— Ну, знаете, Адольф, я думаю, что для меня это важная часть моей биографии. В конце концов, здесь начался мой путь как ученого. Я всегда любил Россию, но не все в ней готов принять и сейчас.

— То есть? – переспросил немец заинтересованно.

— Например, мне совсем непонятно такое внимание к религии и большой удельный вес церкви в политике. Представляете, даже иммигрант обязан принять православие, что бы получить гражданство, – Саймон тоже закурил. – По-моему, такой пункт есть и в конституции. И это притом, что религия вовсе не является обязательной для коренного населения страны.

— А в этом и нет необходимости, – Адольф взял предложенную Саймоном сигарету. – Атеистов в стране и так не больше десятой доли процента. Тем более, что это многоконфессиональная страна. Подобная политика религиозного давления испытана еще в девятнадцатом веке. Сейчас в стране, где представлены все религии мира, на их приверженцев в сумме приходится не более трех процентов населения, живущих преимущественно на окраинах.

Саймон хотел что-то возразить, но тут в разговор неожиданно вмешался человек, сидевший между ним и немцем:

— Если бы вы хоть немного помнили историю России, то не задавали бы таких наивных вопросов, – сварливым голосом заявил он.

— Но позвольте, я осведомлен в основном курсе истории Российской империи. Мне ведь приходилось сдавать ее перед получением научно-исследовательской визы, – Саймон агрессивно развернулся в сторону нового собеседника.

Тот сложил газету и поправил очки на крупном носу. Во взгляде его скользнула ехидная усмешка, отчего Саймон разозлился еще сильнее.

— Тогда ответьте, уважаемый, в чем причина Православной Унии две тысячи тридцать четвертого года? А может, вы назовете и решения Вселенского собора две тысячи тридцать второго? – седовласый мужчина хитро улыбнулся.

Саймон и Адольф молча переглянулись. Заметив удивленные взгляды, новый собеседник пояснил:

— Если бы не религия, нас бы давно раздавил Китай. Просто собор постановил...

Тут вдруг Саймону вспомнился разговор с Эйнджилом:

— Вы хотите сказать о Церкви Христа Разгневанного?

— Разумеется, – теперь пришел черед удивиться собеседнику. – Кстати, позвольте представиться. Честь имею, профессор Новгородского университета философии и религиоведения, доктор философских наук Иосиф Самуилович Кацман, – старомодно представился он. – Ваша осведомленность в этом моменте похвальна. А знаете ли вы о той роли, которую эта церковь сыграла в истории страны?

Здесь Саймон вынужден был признать свое невежество.

— Так вот, благодаря ей, – доктор был, судя по всему, рад возможности побеседовать на близкую ему тему, – Россия смогла, наконец, решить некоторые свои национальные проблемы. Это было как второе дыхание. Справедливости ради надо сказать, что два идейных основоположника ее вообще не имели к духовному сословию никакого отношения. Согласно официальной версии они были не то журналисты, не то писатели. Однако им удалось сформировать некое мнение у части общества. Возможно, версия о писателях ближе к истине, поскольку надо иметь умение высказать мысль так, чтобы тебя услышали. Впрочем, Церковь Христа Разгневанного долгое время не была официально признанной.

— Но ведь это была всего лишь секта, – перебил его Саймон. – Их и сейчас немало.

— Не скажите, – покачал пальцем Кацман и взглянул на него поверх очков. Судя по всему, это была его манера чтения лекций. – Секта секте рознь. Да, это была секта, но вероятно, в ней было что-то большее, чем в рядовой секте. Им удалось вынудить саму Православную Церковь на реформы. Зная ее историческую консервативность, можете сами судить о размерах потрясения.

— Каким же образом, – сейчас уже заинтересовался и Адольф, – им это удалось?

— И в чем это проявилось? – спросил в свою очередь Саймон.

— А вспомните хотя бы изменения в календаре на католический манер и отказ от старославянского при службах. Правда, некоторые обороты остались, – Кацман почесал подбородок. – Ведь это привлекло в церковь массы людей ранее индифферентных к религии.