История Франции - Марк Ферро

которой в деталях разбиралось его вишистское прошлое, оказавшееся гораздо более серьезным, чем считалось, а также говорилось о его тесных связях с Рене Буске — префектом, организовавшим массовую облаву на евреев на Зимнем велодроме в Париже во время оккупации. Получив амнистию в 1949 г., Буске, несомненно, помог Миттерану во время его президентской кампании в 1965 г. с помощью газеты «Депеш де Тулуз»… Но их сговор был еще более обстоятельным, так как выяснилось, что в 1989 г. Миттеран сделал все возможное, чтобы помешать судье Сержу Кларсфельду вновь возбудить уголовное дело против Буске. Это дело было связано с группой давних дружков Буске времен Виши, и всякие обвинения президента в антисемитизме, конечно, были бы беспочвенны: свидетельство тому — старая дружба Миттерана с Жоржем Даяном[271], затем — дружба с Робером Бадинтером. Вероятнее всего, политическая линия Миттерана заключалось именно в том, чтобы защитить Буске, по тактическим соображениям накануне выборов поддержать Национальный фронт, а также сохранять связи с мужчинами и женщинами всех политических групп, с которыми он когда-либо был дружен, и сочетать свой личный интерес со всем тем, что не потревожит язву «гражданской войны» во французском обществе. Миттеран был человеком, сумевшим приглушить тягу к «гражданской войне». Но его тайное потворство своему вишистскому прошлому удивило и шокировало левых, которых он привел к власти и у которых было другое представление о морали.

Оценка итогов четырнадцатилетнего правления Миттерана в течение двух сроков по прошествии некоторого времени, несомненно, меняется. Если сначала скандальный характер поведения этого человека и некоторые его действия оставляли горький привкус у всех, кто с доверием сотрудничал с ним, «зная его личность не более чем на треть», то пять лет спустя эта черта постепенно бледнеет — причем больше в глазах общественного мнения, чем в прессе или среди политиков. Хотя Миттеран всегда оставался скрытным и отстраненным, те, кто общался с ним близко, говорили тем не менее, что отношения с ним были простыми, прямыми и что он всегда с большим вниманием относился к окружающим. Все признавали, что Миттеран всегда хранил верность старым и новым друзьям из разных кругов, с которыми был связан в разные периоды своей жизни. Но непредвиденный эффект этих отношений имел губительные последствия и в случае с Патрисом Пела — тюремным другом и аферистом, и с Шарлем Эрню во время дела Rainbow Warrior, и даже с Буске, который оказал ему немало услуг. Конечно, Миттеран был циничен в своей лжи и приспособленчестве. В 1974 г. он объявил, что ему претит исполнение властных церемоний, хотя именно они позже придали его президентскому правлению сакральный характер; он высказывался против Конституции, но сохранил ее; он был горячим сторонником Общей программы левых сил, которую, по мнению некоторых, он по-настоящему не читал и до которой ему не было дела. Он был социалистом-демагогом и заявлял, что стремится покончить с капитализмом, хотя сам в это не верил, — не говоря уже о его непостоянстве по поводу алжирского вопроса.

Велико искушение обвинить Миттерана в макиавеллизме и отсутствии реальных убеждений, в закоренелой лживости.

Очевидно также, что он любил лесть — или скорее позволял окружить себя небольшой свитой льстецов, иногда даже используя их бесхарактерность.

Однако, люди, которые общались с Миттераном напрямую, описывают его как человека гораздо более симпатичного по сравнению с тем образом, который создали журналисты: непосредственного, веселого, любителя женщин и красивых вещей, соблазнителя, но главное — необыкновенно преданного в дружбе.

Эти столь разные черты объясняют его успех и помощь, которую он смог получить и от тех, и от других. Что же можно сказать о политических итогах его президентства?

Эдуар Балладюр, которого трудно заподозрить в благосклонности к Миттерану, отмечал, что, несмотря на большой риск, тот высказывался за отмену смертной казни до того, как был избран президентом, хотя для многих его соратников это было политическим самоубийством, учитывая настрой общественного мнения в то время. То есть он был способен иметь твердые убеждения, ясно сознавая, что они могут нанести ущерб его политическим интересам. По словам политиков Жака Делора, Элизабет Гигу и др., у него были также твердые убеждения по поводу единой Европы — с тех самых пор, как Черчилль выдвинул эту идею в Гааге в 1948 г. Примирение между Францией и Германией, объятия с канцлером Колем были для него итогом длинного пути, долгого сражения, так как и в этом вопросе общественное мнение было не на его стороне. Европейское строительство как в плане развития наднациональных институтов, так и в плане расширения единой Европы было его большим проектом; итогом этой работы стала победа, одержанная с минимальным перевесом голосов на референдуме по вопросу принятия Маастрихтского договора. И хотя Миттерану пришлось изменить свою политику и отказаться от идеи «разрыва с капитализмом», перейти от национализации предприятий к их приватизации и похоронить проект строительства «социализма по-французски», к этому его принудил процесс глобализации, и сегодня можно считать, что он действовал вовсе не по своей воле. Можно также предположить: он не ожидал, что либерализация экономики приведет к разорению стольких предприятий и их персонала, доведет до упадка «социальное государство», даже вопреки мерам по его спасению, предпринятым Мишелем Рокаром.

Подобные явления можно приписать лишь ошибке диагноза, за которую был ответствен весь политический класс в целом, а также экономисты, которые не смогли распознать глубину и характер кризиса. Можно также сказать, что, поддерживая Горбачева, Миттеран не оценил масштаб потрясения, которое испытали на себе СССР и страны Восточной Европы, в особенности ГДР: но кто тогда был более проницательным?

В истории сохранится также (и прежде всего) то, что Миттеран смог оживить умирающую социалистическую партию, собрать разобщенные левые группы и победить правых, несмотря на то что Франция до тех пор голосовала в основном за них. Но еще более важным результатом этих четырнадцати лет было то, что Миттеран сохранил власть за левыми, в порядке «сосуществования» или полностью, чего до этого не случалось с 1936 г. (и тогда, впрочем, власть левых продлилась недолго), так что отныне их власть получила легитимность. Левые смогли показать, что они способны руководить страной, стимулировать экономику, несмотря на самые разные препятствия, в чем до этого общественное мнение сомневалось. Благодаря правлению Миттерана левые смогли почувствовать, что история совершила шаг вперед и что они смогли взять реванш