Слово атамана Арапова - Александр Владимирович Чиненков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пощитай, скоко нас осталось, коли делать нечево, – сказал Арапов.
– А для че? – оскалился есаул. – На похлебку в самый раз. Двадцать душ вместе с бабами и детьми к обеду варятся!
– Эй, люди, – пропустив слова друга мимо ушей, обратился к оставшимся в живых Арапов. – Мокрое тряпье к рылу прикладайте. Полегше дышать зараз будет.
К нему подошел Степка Погадаев. Кровь с его лица смылась водой, и он выглядел сейчас испуганно и удивленно.
– Мы спасемся, Василь Евдокимыч? – спроса юноша, глядя на атамана, как на икону Николы Чудотворца.
– Спасемся. Все спасемся! – вместо атамана ответил Никифор. – Ужо скоро Хосподь призовет нас к себе и зараз отмерит каждому по заслугам!
Задрав лицо к черному от дыма и копоти небу, Никифор принялся страстно читать молитвы, подряд все, которые успел заучить, вычитывая зимой из книг Фомы Сибирякова. А Кочегуров, убрав от лица тряпку, проговорил:
– Точно спятил, сердешный. И кады успел стоко молитв заучить?
– Как ты? – обняв левой рукой плачущую Степаниду, обратился к Степке Арапов.
– А бог ево знат, – пожал плечами парень. – До сей поры не пойму, как на горе энтой средь вас очутился? Помню бой на реке – и все. Как в сон чудный провалился. А кады пробудился… Что стряслось со мной, Василь Евдокимыч?
– Поди вон к той красавице, – указал атаман на Мариулу, обнимающую Марью за плечи. – Она те много чево понарасскажет!
– Нет, точно люди перед смертью ума лишаются, – вынырнув из воды, объявил Кочегуров. – Вот и у меня видения начинаются.
– Што, Хоспода али беса зришь? – спросил его Арапов.
– Не-а, – ответил тот. – Вижу казаков яицких. Вона, средь огня бегают и должно быть нас ишшут! Мож, энто ангелы? А? Евдокимыч?
Атаман посмотрел в сторону калитки и действительно увидел силуэты множества людей, которые рассыпались по горящему поселку. Подумав, что это враги, он передал ребенка Степаниде и выхватил саблю. Вскоре один из воинов подошел к краю емкости и, всплеснув руками, закричал:
– Гей, браты, сюды айдате! Я нашел всех их.
– Т-ты Емелька Полуянов?! – не веря своим глазам, спросил Арапов.
– Ей-богу, узнал, Васька! – захохотал тот. – Ужо думал тебя не увижу! А ты мне алтын остался должен. Ешо по не запамятовал, Васька?
30
Султан Танбал наблюдал за пожаром, сидя на коне. Он морщился от ярких лучей солнца, а внутренне ликовал, считая, что уничтожил врага раз и навсегда. Султан смирился даже с тем, что в Орду придется возвращаться без пленных. Без рабов, но с громкой славой победителя! Даже большие потери не смогут омрачить его победы над казаками – небольшой по размерам, но значимой, а значит, великой!
Воинам был отдан строгий приказ убивать всех, кто только попытается спастись, выбравшись из пылающего пожарищем поселка. Они уж больше часа стояли наготове, но ни один казак так и не высунул носа за пылающий частокол. «Еще час, – подумал Танбал, – и пожар утихнет. Осмотрим гору и уйдем. Путь домой, в Орду, не близок!»
Представив довольное лицо брата, султан самодовольно улыбнулся. Потерю в войске затмит слава победителя. А победителей не судят! Вот удивиться повелитель Хивы, когда узнает…
– Повелитель, смотри.
Танбал вздрогнул, услышав полный тревоги голос Юлдуз, и открыл глаза. То, что он увидел, поразило султана в самое сердце. Из леса в нескольких верстах от его лагеря вышло войско. Кто его привел, оставалось только догадываться. С той стороны могли подойти не воины повелителя Малой Орды, а только… О Всевышний, страшно подумать! С низовья реки могли идти только казаки.
– Повелитель, нам надо уходить! – закричала Юлдуз. – Как бы не было поздно.
Лицо Танбала побледнело, будто у мертвеца. Он сам хотел бы уйти в безопасное место, но…
– Я умру, но не отступлю, – прошептал он побелевшими губами, сам не слыша своих слов. – Лучше я умру от рук врагов, чем с позором сложу голову на плахе!
Он отправил гонцов к войску с приказом немедленно снимать осаду и возвращаться в лагерь. А вражеская конница приближалась. Султан даже увидел, как скачущие впереди всадники выхватывают из-за поясов пистолеты.
– Ко мне! Ко мне. – Танбал пришпорил коня и поспешил навстречу к своим воинам. – Все ко мне. Вон… задержите вон тех. Умрите, но задержите!
И руководимое парой оставшихся в живых десятников войско ринулось в последнюю атаку.
Отряды казаков стремительно окружили воинов султана. А там, в хаосе завязавшейся битвы, ордынцы уже не могли больше выполнять ничьих приказов. Лишь десяток-другой самых лихих воинов Танбала сумели вырваться из кольца и направили лошадей в лагерь, чтобы защитить от гибели султана.
– Повелитель, уходим, – завизжала от отчаяния Юлдуз, видя, что войско гибнет. – Танбал, любимый, еще немного и все. Ты погибнешь!
Он не ответил. Он простер руки к небу и застыл так. Ощутил влагу на ресницах – слезы горечи жесточайшего, непредвиденного поражения. Слегка улыбнувшись, он опустил руку и заодно быстро стер слезы.
– Нам некуда уходить, любимая! После такого позора нет мне на земле нигде места!
* * *
На закате солнца, когда вражеское войско было разбито, казаки поднялись на гору. Они собирали убитых и складывали их тела в центре уничтоженного огнем поселка.
Вместе со всеми положили и Фому Сибирякова. Лучи заходящего солнца высветили на груди старого казака крест. Василий Арапов с трудом подавил слезы. Старик пал одним из последних. Он дорого отдал свою жизнь, которую всецело посвятил освоению берегов Сакмары.
Погибших обмыли речной водой. И над ними закурился ладан, вознеслась молитва скорби и печали.
Хоронили павших на следующий день. Люди оплакивали погибших, оплакивали свою судьбу. Скорбным казалось все вокруг: река, лес, трава, воздух. И всеобщая печаль передавалась всем, кто присутствовал на похоронах павших героев, вызывая слезы у каждого.
Только у атамана Арапова глаза оставались сухими, хотя и он глубоко переживал гибель товарищей. А немного спустя, когда церемония отпевания была завершена и погибших должны были похоронить, атаман в надгробной речи сказал:
– Не горевать, не рыдать нам щас не следует. Скорбь выбивает человека надолго! Давайте лучше сплотимся у могил товаришшей наших и исполним, што задумали, как за себя самих, так и за них тожа!
Горсть за горстью падала земля в могилы погибших казаков и казачек. Скоро над могилами выросли холмики. Отдав последние почести умершим, казаки спустились вниз.
Сгустились сумерки. Победители развели костры, поужинали и расположились ко сну. Василий Арапов и яицкий атаман Меркурьев остались вдвоем.
– Надолго к нам завернули? – спросил Арапов, глядя задумчиво на огонь.
– Загостились мы у тебя, – ответил Меркурьев, – прямо с утреней зорькой