Все имена птиц. Хроники неизвестных времен - Мария Семеновна Галина

Он размахнулся, раскрутил якорь и с завидной ловкостью зацепил его за каменный выступ.

– Порядок, – сказал он в третий раз, спуская вниз веревку и дергая ее, чтобы проверить на крепость. – Бери харчи, брат Гиви, и спускайся. Я проверял, тут невысоко. А я понесу атрибуты. Похоже, этот Ленуар, кто бы он ни был, в атрибутах толк понимал. Хорошие атрибуты, пригодятся. Да не боись ты! – прикрикнул он, видя, что Гиви топчется на краю обрыва, не решаясь начать спуск. – Я еще сделаю из тебя мужчину, орел мой горный.

– Эх! – печально откликнулся Гиви, покрепче ухватился за веревку и осторожно полез вниз.

Солнце поднималось в зенит со скоростью камня из пращи, запущенного могучей рукой гиганта. От невысоких каменных глыб побежали по сухой земле, стремительно укорачиваясь, глубокие синие тени. Лучи, падая отвесно, с изощренной злостью лупили прямо в темя, отчего в глазах пульсировал багровый мрак.

Гиви вздохнул:

– Когда я читал про путешествия, это как-то иначе представлялось. Идешь себе и идешь. Хорошо, тепло, сухо… а тут жарко-то как…

– Нечем нам прикрыть главу от пылающего небесного ока, вот в чем проблема. А посему ждет нас вульгарный солнечный удар. Но я так полагаю, потомок исполинов, что потребно нам идти по следам этих гордых животных… ибо не идиоты же они совокупно с их кормчими.

– Кто их знает… они ж дикие совсем, Миша.

– Верблюды?

– Нет, кормчие.

– Дикие-дикие, а свою пользу знают. Гляди-ка, чего там!

Одинокая птица, промелькнув в раскаленном воздухе, уселась на обломок выветренной скалы. Нагло игнорируя путешественников, она, поглядывая в их сторону черным блестящим глазом, чистила пестрые перья, отливающие охрой и лазурью.

– Птица! – констатировал Гиви очевидное.

– Точно, – согласился Шендерович. – Я, о мой истомленный друг, не силен в орнитологии, но готов поклясться этой… Скрижалью Силы, что где птица, там вода. А где вода – там жизнь. Ну-ка, шугани ее, потомок исполинов!

– Кыш! – сказал Гиви и взмахнул руками.

Птица нагло поглядела на него и не тронулась с места.

Гиви нагнулся, отчего в глазах совсем потемнело, подобрал сухой ком глины и запустил в вестницу небес. Снаряд пролетел по касательной и упал где-то за скалой. Птица неохотно взмахнула крыльями и вспорхнула. Покружившись какое-то время, она медленно полетела по прямой, издевательски поводя из стороны в сторону многоцветным хвостом.

– За ней! – скомандовал Шендерович.

– А верблюды?

– Да хрен с ними! Что эти животные понимают? Они месяц без воды могут продержаться – на чистом самообеспечении.

– Миша, я больше не могу… Давай вернемся!

Сейчас, в пылающем свете, прохладная пещера с ее клетчатым алтарем и сомнительной чистоты жертвенным камнем казалась Гиви даже уютной, зловещий Мастер Терион – просто безобидным чудаком, а уж Брат Пердурабо – просто душкой. Зато там было полным-полно воды, хоть купайся…

– Вернемся. Ну что они нам сделают? Пусть хоть что, пусть хоть змею варят…

Шендерович мрачно заморгал воспаленными веками:

– Ты что, о мой малодушный герой, совсем умом рехнулся? Они ж нас на куски разрежут!

– Пусть режут… Сначала пусть только попить дадут!

– Да не дойдем мы! – с досадой отозвался Шендерович. – Захотим, а не дойдем! Спечемся! Нет, страдалец, вперед и только вперед! Вон птичка как чешет!

– Не могу больше, Миша! – повторил Гиви, опускаясь на песок. – Все.

– Вставай, дурень! Они ж нас наверняка хватились уже! Чад этих своих в погоню выслали!

– Вот и хорошо! Пусть догоняют. А не догонят, тоже ничего. Умру лежа.

– Вставай, – прохрипел Шендерович, склонившись над Гиви и морщась оттого, что солнце било ему прицельно в макушку, – вставай, ублюдок!

– Не встану! – пробормотал Гиви, выплюнув сухой песок.

– Встанешь! – угрожающе сказал Шендерович.

– Нет!

– Ты ж южный человек! Грузин, практически грек! Ты ж должен жару любить!

– Какой я южный, – вяло отмахнулся Гиви, не поднимая головы, – я в Питере родился, чтоб ты знал!

– А гены? А горячая кровь? А зов предков? Вставай, сукин сын!

– Пошел вон! – отчеканил Гиви, трепеща от собственной смелости. – Авантюрист недоделанный.

– Свинья малодушная, – отреагировал Шендерович, – аккуратно пиная Гиви носком ботинка под ребра, – я, что ли, тебя сюда притащил?

– Притащил. Ох, не надо!

– Надо! – холодно сказал Шендерович, отводя ногу для следующего пинка. – И учти: третий будет в морду.

Птица вновь уселась на ближайший бархан, поглядывая на них с благожелательным интересом.

– Ладно… встаю я, встаю. Ну что прицепился?

– Ну вот и умница, – ласково сказал Шендерович. – Давно бы так.

Птица почистилась, аккуратно выдернула перо откуда-то из-под мышки и вновь взлетела, выжидательно оглядываясь на путешественников.

– Животного бы постыдился, – укорил Шендерович.

…Солнце палило уже и вовсе невыносимо. Тени от скал сократились до минимума, а черная крестообразная тень от птицы колеблясь скользила по невысоким песчаным дюнам, которых вокруг становилось все больше.

– Это она нарочно, – прохрипел Гиви пересохшим горлом.

– Птицам, о, мой недоверчивый спутник, злокозненность неведома. У них мозга на копейку…

Птица вновь уселась на камень и принялась чистить перышки.

– Ишь ты, – прокомментировал Шендерович, – старается. Чистоплотная…

Он подобрал горсть песка и бросил ее в птицу. Та опять взлетела, что-то оскорбленно прокричав в сторону Шендеровича.

– Сама дура! – обиделся тот.

– Слушай, да отвяжись ты от нее, – устало проговорил Гиви, – что к животному пристал?

– Соображать должна, – пояснил свое поведение Шендерович. – Пускай к воде выведет.

Он приложил ладонь козырьком и уставился в раскаленный полдень. Воздух дрожал и переливался, дробился на блестящие зеркальца, пустыня вдали казалась вымощенной стеклом…

– Ох, – Шендерович вдруг резко остановился и схватил Гиви за плечо, – глянь-ка туда…

– Мамочка моя, – пробормотал Гиви.

В воздухе воздвигался город. Золотые, зеленые, бирюзовые купола отсвечивали на солнце, гордые белые башни дышали лунной прохладой, холодные искрящиеся струи фонтанов били высоко в небо, осыпая многоцветной радугой пышные пальмы.

– Вот это да! – благоговейно шептал Гиви, таращась на нестерпимый блеск золотых крыш. – Гляди, Миша, какой город! Вот куда нам бы надо!

– Мираж, – прозаично осадил его Шендерович, – типичный мираж… самый что ни на есть обыкновенный.

– Разве такая красота может быть обыкновенной? Ты ж погляди!

– Распространенное в таком вот климате явление. Пустыня, чего ж ты хочешь?

– Пить хочу, – вспомнил Гиви.

– Мираж бывает исключительно в условиях пониженной влажности. Где, кстати, эта чертова птица?

– Вот она…

Птица сидела на кромке очередной скалы и опять чистила перья. При виде Шендеровича она настороженно приподняла и вновь опустила хохолок.

– У-у, курица, – устало прошипел Шендерович.

Птица выразительно пожала плечами и отвернулась.

– Миша! – вдруг сказал Гиви, с трудом отводя глаза от белых стрельчатых арок, которые медленно таяли в голубоватой дымке. – Глянь-ка, на чем она сидит…

То, что поначалу казалось обломком скалы, обернулось выветрившейся каменной кладкой. Ее порядком присыпало песком, но почва вокруг была темнее по сравнению с окрестной, и сквозь нее там и сям прорастали тусклые зеленые кустики.

– Вода! – Гиви хотел закричать, но из горла вырвался лишь сиплый шепот.

– Ты гляди, – Шендерович был удивлен не меньше, – колодец!

Птица сидела на краю каменного желоба, время от времени ныряя грудкой вниз и поднимая крыльями тяжелые брызги.

– Животное, а тоже соображает, – одобрил Шендерович.

Он тоже замотал головой, как мокрая собака, стряхивая