Все имена птиц. Хроники неизвестных времен - Мария Семеновна Галина

еще раз!

– Он разгневается!

– А ты вежливо спроси!

– Да уж куда вежливей! Тьфу ты! Куда ты нас намереваешься доставить, о повелитель правоверных?

Предводитель, поставив ногу в стремя, обратил к нему мрачное лицо:

– Не к лицу тебе задавать подобные вопросы, ибо, как ты сам верно заметил, в бедственном положении находитесь вы, тогда как бедность предполагает стоянку терпения. Ибо сказал аш-Шабли, когда его спрашивали о терпеньи, такие слова:

…к тебе, что терпеньем своим превосходишь терпенье само,терпенье воззвало о помощи, утомлено,терпи же, – велел ты терпенью, – со мной заодно…

– Истинные слова ты говоришь, о шейх, – согласился Гиви, – и стоянка терпения – достойная стоянка, ибо терпенье предполагает упование на Всевышнего. А значит, стоянка упования – тоже достойная стоянка.

– Верно ты говоришь, – согласился шейх, – но как сказал Зу-н-нун, когда его спросили об уповании, «уповать – значит запасать пищу на один день, не заботясь о дне завтрашнем». А значит, перестань задавать вопросы, раздражающие меня, о путник, и покорись своей судьбе.

– Ну? – вопил Шендерович, в очередной раз скатываясь с крутого бока, поросшего неровной, точно траченной молью шерстью. – Что он сказал?

Погонщик его верблюда, цокая и покачивая головой, наконец потерял терпение и выхватил из ножен сверкающий ятаган. Шендерович поспешно отпрянул, но погонщик лишь плашмя ударил оружием по коленям верблюда, и тот, неохотно кряхтя, медленно подогнул передние ноги.

– Лезь, сын ишака, – мрачно сказал погонщик.

– Что он сказал? – продолжал вопить Шендерович.

– Лезь, сын ишака, – отозвался Гиви, карабкаясь на своего верблюда.

– Нет, не этот… тот!

– Чтоб мы не суетились. И если мы не будем дергаться, он нам ничего не сделает, поскольку велено ему обращаться с нами по-царски.

– По-царски… – задумался Шендерович, – это мысль.

Он в очередной раз скатился со своего верблюда, оттолкнул погонщика и неторопливо, вразвалочку приблизился к предводителю. Рука его сделала неопределенное движение, запахивая невидимую мантию.

– Скажи ему, что этот… Бык Пустыни, Повелитель Света, Гроза Демонов приветствует его. Скажи, что сам демон Бауэр трепетал перед моим грозным ликом. Скажи, я путешествую инкогнито, типа того, чтобы проверить, благоденствуют ли мои подданные…

– Миша, а ты уверен, что они отреагируют адекватно?

– Переводи! – прошипел Шендерович.

Гиви вздохнул, безнадежно углубившись в перечисление заслуг Шендеровича и подвывая для пущего величия. Лицо предводителя вдруг выразило некоторую заинтересованность.

– Царь? – переспросил он.

– Да, о Вождь Тысячи Копий. Со стоянки уверенности своей готов я подтвердить – скрытый царь перед тобою. А потому следует обращаться к нему со всем надлежащим почтением.

– Так, говоришь? – Предводитель вновь спустил ногу на землю и неторопливо приблизился к Шендеровичу. – Будь внимательней, ибо перед тобой, быть может, скрытый царь? Дурак! Ежели он царь, что ему сделаешь?

Он задумчиво поглядел на свою ладонь, коротко размахнулся и врезал Шендеровичу под дых. Шендерович согнулся пополам, хватая ртом воздух.

– А потому бей посильней и ниже, – прокомментировал предводитель, – ибо тот, кто позволяет себя ударить, не есть скрытый царь никоим образом. Лезь на верблюда, сын шакала!

Как ни странно, Шендерович его понял…

* * *

Бубенцы на попоне звякали, бляхи сверкали, Гиви трясся и подпрыгивал, – все, на что он был способен, ибо верблюд его двигался сам по себе, будучи приторочен к переднему. Под копыта так и бросались песчаные барханы, бросались и уходили назад…

– Миша! – отчаянно вцепляясь связанными в запястьях руками в высокую седельную луку, кричал Гиви Шендеровичу, который скакал сбоку при точно таких же печальных обстоятельствах. – Миша! Куда нас везут? Обратно к Братьям?

– Нет!!! – орал в ответ Шендерович. – К Братьям налево!

– Что?

– Не к Братьям!

– А куда?

– Понятия не имею!!!

Всадник, волочивший за собой в поводу Гивиного верблюда, не выдержал и обернул к Гиви свирепое загорелое лицо.

– Умолкни, о шакал! – сказал он.

– Что он сказал? – вопил Шендерович, ныряя головой вперед.

– Сказал, прекратить разговоры! – вопил в ответ Гиви, оказавшись меж двух огней.

– А-а! – понимающе протянул Шендерович и действительно замолчал.

Солнце уходило за горизонт, бросая на пустыню последние лучи. Барханы отливали золотом, охрой и глубокой синевой. Верблюды неслись, целеустремленно вытянув шеи.

Эх, думал Гиви, и почему они, эти разбойники, так людей не уважают? Хоть бы объяснили – куда, зачем? А то тащат, как скотину бессловесную…

Он приподнялся на изукрашенном седле, вглядываясь в даль. На горизонте появилась темная точка, которая без всяких фокусов постепенно увеличивалась в размерах, обретая дополнительную расцветку и формы. Впереди по курсу лежало нечто, в приключенческих романах называемое «оазисом» – несколько не слишком гордых пальм с потрепанными листьями и квадратные строения с плоскими крышами – вероятно, ангары и гаражи. Тайная база тут у них, наверное… Ничего, успокаивал себя Гиви, они нас выкупят. Или обменяют. Юрий Николаевич наверняка этого так просто не оставил… Он же капитан, серьезный человек. Разве он даст им с Мишей пропасть бесследно? Такой шум поднял, вот они и зашевелились. Очень даже просто – поменяют на какого-нибудь ихнего мукаллафа… Да откуда я такие слова знаю?

– Ну и хазы у них! – удивился Шендерович. – Ты гляди, мой Миклуха, что деется!

Ангары оказались войлочными шатрами – у стены одного, привязанный к колышку, стоял верблюд и мрачно жевал сухую траву. Отряд въехал на крохотную площадь в центре лагеря, вожак соскочил со своего верблюда, небрежно бросив повод в услужливо протянутые руки подбежавшего часового.

Рядом располагался открытый очаг – еще несколько человек сидело вокруг него, с интересом глядя, как потрескивают над угольями, капая жиром, насаженные на вертелы бараньи тушки.

Гиви сразу захотелось кушать.

Шендерович, с некоторым вызовом оглядываясь на сопровождающего, сполз со своего верблюда и, пошатнувшись, опустился на колени, бессильно поникнув головой. Глаза у него закатились, челюсть слегка отвисла.

– О Покровитель Вездесущих, – как можно тверже произнес Гиви, укоризненно глядя в обтянутую атласом могучую спину предводителя, – этот человек умирает от голода.

– А! – воскликнул предводитель, не оборачиваясь. – Скрытый царь?

– Да, о верный среди верных. Он страстно желает вкусить пищу. А страстное желание – достойное состояние.

Предводитель остановился и скрестил руки на груди, явно располагаясь к долгой беседе.

– Рассказал мне Абдаллах, – завел он, – рассказал мне отец, рассказал нам Кутаиба Саид со слов Акила, со слов Салима Абдаллаха, со слов отца: «Бедствия – соль для правоверного, и, когда соли не хватает, правоверный портится».

– Надежда, – настаивал Гиви, – тоже достойное состояние. А упование, как было сказано, – достойная стоянка.

– Рассказал мне Абдаллах, рассказал мне отец, рассказал Абд ас-Самад со слов Абу-Бурды, со слов Абу-Мусы: «Молодую верблюдицу перегоняют на новую стоянку некормленой».

– Верно говорят, – вздохнул Гиви, – эта жизнь – рай для грешника, но ад для праведника.

– Красота дня, о Жалующийся, – тут же отбил удар предводитель, – полезна лишь в сочетании с сумраком ночи, и потому в них обоих благо вселенной.

– Так ты будешь кормить нас, о Колеблющийся? – не выдержал Гиви. – Ибо, согласившись принять за нас, живых и здоровых, выкуп, но не заботясь о нашей жизни и здоровье, ты совершаешь рискованную продажу, ибо грешит человек, продавая то, чего не имеет, как сказал Абдаллах, а