Наездник Ветра - Григорий Александрович Шепелев

– Перестаньте, – поморщился василевс, – сейчас не до выяснения, что с чего когда начиналось! Я вот что хотел спросить у тебя, магистр …

Тут все увидели Феофано. Она входила в воинском одеянии – сапоги, рейтузы, лёгкие латы, синий атласный плащ и золотой шлем. На поясе Феофано висела кривая сабля. Высокий телохранитель, шагавший чуть позади, был экипирован столь же блистательно. Все в нём узнали Кремену, которая за три дня успела всем надоесть своими лягушками и попытками убить каждого, кто смотрел на неё скептически.

– Анемас тебя уже не сопровождает? – спросил Никифор Второй, внимательно оглядев супругу и её спутницу, когда те, не дойдя десятка шагов до трона, остановились и усмехнулись, – ты что, переподчинила его кому-то?

– Помощнику легатория, – продолжая глядеть вперёд, махнула царица левой рукой в сторону Игнатия Нарфика, – пусть он ловит на улицах проституток! Кто знает – может быть, это дело разбудит в нём что-нибудь мужское? Да, кстати, о мужских качествах! Я пришла сюда говорить именно о них.

Никто из присутствующих не выразил удивления. Все привыкли к выходкам Феофано. Она продолжила, указав сперва на Кремену:

– Вот перед вами любовница Святослава! Она от него сбежала. Он дурно с ней обращался. Он её бил! А логофет хочет, чтоб я этому скоту отдалась.

– Прости, венценосная, но я вовсе этого не хочу, – мягко возразил Лев Мелентий, в то время как остальные кротко вздохнули, и лишь один протосинкел осмелился покачать головой, – клянусь, у меня и в мыслях такого не было!

– Было, было! И есть. Кому ты морочишь голову? Всё логично. Пять лет назад ты отдал варвару Климаты. Затем при помощи подлеца калокира ты подарил ему и Дунай, приплатив к подарку полторы тысячи фунтов золота в слитках! Сейчас ты доволен тем, что он захватил южную Болгарию и Балканы, готов за это ему прибавить ещё два-три сундука моих личных денег! А что же случится завтра? А я скажу тебе. Завтра этот дикарь вторгнется во Фракию и объявит её своею! А послезавтра он прикарманит Константинополь, и ты предложишь ему устроить в храме святой Софии конюшню, а меня взять в наложницы! Меня, мать ваших василевсов и их сестры! Магистры, патрикии! Неужели вы это стерпите? Боже мой!

– На каждом пиру Святослав клянётся, что так и будет, – прозвучал звонкий голос Кремены. Только её свидетельства Феофано и не хватало, чтобы закрыть свой ангельский лик руками и испустить страдальческий стон на всю центральную часть дворца. При этом она очень хорошо понимала, что ни к каким серьёзным последствиям эта сцена не приведёт – все слишком привыкли к её спектаклям. Но ей того и не нужно было. Если бы в её планы входило открыть вулкан, она привела бы с собой Рагнара да бросила бы к ногам патрикиев и магистров его посольские грамоты. Ей хотелось добиться лишь одного: чтобы от неё временно отстали с выплатой дани, сочтя её перевозбудившейся от знакомства с Кременой. Слушая тишину, которая воцарилась после её истошного крика, императрица смекнула, что ей это удалось. Прервал тяжкое молчание василевс, которому не терпелось закончить мероприятие.

– Феофано, – произнёс он, устало зашевелившись на своём троне, – а для чего ты надела воинские доспехи и опоясалась саблей? Ты что, решила вдвоём со своей подругой идти на битву со скифами?

– Разумеется! – истерично выдохнула царица, убрав ладони от своего пылающего лица, – а кому ещё с ними биться, если не нам? Я уже сказала, что шла сюда говорить с мужчинами о делах, касающихся мужчин. Но где же мужчины? Мне кажется, их здесь нет. Кремена, ты видишь хоть одного? Лично я не вижу! Мужчины с негодованием отдубасили бы того, в чью голову пришла мысль о мирных переговорах с варварами!

Умолкнув, царица вдруг поняла, что перестаралась. Многие царедворцы и даже военачальники опустили головы, чтобы скрыть от неё улыбки. Никифор Фока прикинулся, что зевает. Только один логофет хранил благодушие и учтивость.

– Императрица, – снова заговорил он мягким и тихим голосом, – всем известно, что каждое твоё слово – свято. Но ты изволила пошутить. Конечно, мы все здесь виновны в том, что варвары подступили вплотную к нашим границам. Но существует закон: любые переговоры возможны, пока граница служит фактической линией разделения. А как только враги вторгаются внутрь страны, надо брать оружие и сражаться! Я буду первым, кто это сделает. И любой из тех, кого ты здесь видишь, даст тебе слово, что он за тебя умрёт, притом без малейшего колебания!

– Тьфу на вас, – сказала в ответ царица и убежала, звеня своими доспехами. Вслед за ней умчалась Кремена.

Заняться им было нечем, а дурь девать было некуда. Пробежавшись по мраморной галерее, которая опоясывала всё западное крыло дворца напротив святой Софии, они взошли по узкой винтовой лестнице без перил на самую верхотуру угловой башни с зубцами. Ветер там дул такой, что им нужно было кричать, чтоб слышать друг друга. Башня не уступала по высоте ни одной из башен северных укреплений Константинополя, возводившихся наиболее основательно. С неё полностью открывался вид на Константинополь, проливы и оконечности двух морей. Моря бушевали, в пену и вдребезги разбивая свои валы о громады скал и снова на них взлетая. Рёв стоял оглушительный.

– Погляди туда! – вскричала царица, протянув руку в сторону Средиземноморья. Она при этом так навалилась грудью на каменный парапет, что ноги болтались в воздухе.

– Видишь, видишь? – восторженно повторяла она сквозь вой, рёв и грохот, – вон там, вдали!

– Ничего не вижу! – обрушился прямо в ухо ей вопль Кремены, – что там такое?

– Корабль там!

– Ну и что?

– Как он не потонет при таком шторме?

– Да нету там корабля! Он тебе мерещится спьяну!

Царица очень обиделась. Ей хотелось, чтоб был корабль, пусть и невидимый. И она ждала, когда ураган донесёт с другого конца Вселенной гордый, тоскующий звук трубы. Она отдала бы всё за эту тоску и за эту гордость. Рагнар рассказывал ей, что так трубят викинги на своих кораблях в тумане, чтоб их услышали с берега. Феофано представила этот звук. И сразу подумала, что он свёл бы её с ума. Если бы у Смерти был такой голос и прозвучи он сейчас – она бросилась бы с башни, чтоб никогда с ним не расставаться.

Глава восьмая

Рагнар продолжал гостить у Никифора. И жилось бы ему неплохо, если бы не навязчивые знакомые. Чтоб избавить себя от них, варяг прикормил уличного пса, который не по размерам, но по характеру представлял собой нечто среднее между львом и ослом. Блохастый заморыш отлично понял, чего от него хотят. Он жил под крыльцом и не