Наездник Ветра - Григорий Александрович Шепелев

сады с быстротою, какая только была доступна тридцатилетним пьяницам, они долго ещё протискивались сквозь злящуюся толпу и тройную цепь экскувиторов, выстроенных вокруг собора святой Софии. Конечно, если бы не Рагнар, Никифор Эротик точно не справился бы ни с первой задачей, ни со второй. Взбегая на паперть, он проклинал себя за пристрастие к болтовне, вину и баранине, потому что колокола давно уже смолкли. Войдя в собор, он почувствовал, что его подвитые волосы встают дыбом от ледяного, вязкого ужаса. То же чувство – а может быть, ещё более острое, испытал Рагнар.

Собор был заполнен от алтаря до дверей. И на галереях люди стояли плотно. Согласно записям трёх хронистов, присутствовали семь тысяч четыреста человек. Кто же это был? Само собой разумеется, вся столичная знать – военноначальники и чиновники вместе с жёнами, представители всех сословий и всех парламентских партий, архиепископы и послы. Хор уже безмолвствовал, потому что после поклона Святейшего патриарха благочестивому императору Иоанну Цимисхию, только что коронованному, в соборе происходила светская церемония. Слишком светская! Патриарх Полиевкт ещё выпрямлялся при помощи двоих юношей в белых ризах, а препозит Евсевий Эталиот, стоя на амвоне, уже зачитывал во всю силу своего голоса самый первый указ василевса. Сам василевс стоял на ступеньку выше. Были на нём пурпуровые кампагии, золотой скарамагний и диадема, мерцающая сапфирами. Этот чудный голубой блеск в белых волосах императора придавал его облику ослепляющую божественность. Иоанн смотрел сверху вниз и ласково улыбался красивой женщине с ещё более ослепительными глазами, которая осыпала его проклятиями и грязной площадной бранью на весь собор. Она угрожала вырвать ему глаза и всё, что висит, а гнусного пса Василия Нофа, паракимомена, удавить его же кишками. И она точно бы это сделала, если бы два монаха её не держали за руки. Анемас, знавший прыть и силу царицы, взял её также за воротник скарамагния. Рядом билась в руках двух воинов обезумевшая вакханка в красном хитоне. Это была Кремена. Она не только ругалась, но и плевалась, ибо её госпожа пока ещё не успела привить ей благовоспитанность. И указ, который зачитывал препозит, лишал госпожу возможности завершить этот тяжкий труд. Согласно указу, царственная вдова Феофано, виновная в подозрительной смерти трёх императоров, отправлялась в монастырь Проти на скалах острова Антигоний, дабы подвергнуться заточению до конца своей грешной жизни. На документе, конечно же, были подписи патриарха и шести консулов, обладавших правом в особых случаях представлять весь Синклит. По единоличному распоряжению императора ни один человек и ни одно ведомство не посмело бы поднять руку на Феофано.

Как можно было, присутствуя при таком, поверить ушам своим и глазам? Никто, кроме Иоанна Цимисхия и десятка особенно приближённых к нему людей, не осознавал реальность происходящего. Всем казалось, что белокрылые ангелы снизойдут с церковного свода, подхватят императрицу и вознесут её к облакам – несмотря на то, что она действительно была грешница, каких мало. Но за неё заступался пока только один ангел – Кремена. Когда Евсевий Эталиот умолк и опустил свиток, императрица зашлась в рыданиях. А Кремена, глядя в глаза Цимисхию, продолжала:

– Подлец! Подлец! Отрежь мне язык, свари меня в кипятке, но ты – негодяй! Ублюдок!

– Пусть твой язык останется у тебя, – возразил Цимисхий, – он пригодится тебе, чтобы утешать и радовать ту, которую ты так любишь. Вас с ней запрут в одной келье, и вы состаритесь вместе. Я обещаю.

– А я тебе обещаю, что ты совсем не состаришься, – вдруг промолвила Феофано, подняв свою царственную голову и сверкнув заплаканными глазами. И это было пророчеством. После этого двух подруг отвели в алтарное помещение, где они должны были дожидаться тех, кто их заберёт на корабль. Вот что увидели и услышали два приятеля, оказавшись в храме.

Но это было ещё не всё. Приняв от селенциария другой свиток, Евсевий Эталиот зачитал указ о нескольких назначениях. В нём был пункт, согласно которому некто евнух Василий, паракимомен, получал должность Великого логофета. Отныне он совмещал две должности. Секретарь Никифор Эротик так и остался секретарём. Все сошлись во мнении, что его подвёл страх перед пинком, испытанный им накануне, перед дверьми Золотой палаты.

Ночью Рагнар пришёл во дворец. Там происходила не то авральная суета, не то упорядоченная активность, связанная с разбором преступных дел прежней власти. Стоявшие на посту варяги казались вытесанными из мрамора и, возможно, были трезвы. Чиновники и вельможи шныряли из залы в залу, из канцелярии в канцелярию, иногда крича друг на друга и тыча друг другу в нос какие-то документы. Разумеется, всем им было не до того, чтоб слушать Рагнара, который хотел добиться аудиенции василевса. К счастью, ему неожиданно подвернулся его давнишний товарищ – Лев Диакон, придворный историограф. Он тут же сбегал куда-то, и через пару минут какой-то двадцатилетний спафарий, наговорив Рагнару много любезных слов, прошёл вместе с ним до самых дверей кабинета, что примыкал к Золотой палате. Там была очередь на аудиенцию, но чиновник предупредил, что первым войдёт Рагнар. Никто не стал спорить. Вскоре из кабинета вышли паракимомен Василий, архиепископ Феофил Евхаитский и Варда Склир. Они все приветствовали Рагнара, и он вошёл.

Цимисхий сидел за столом и читал письмо. Два бронзовых канделябра с целым десятком свечей придвинуты были близко, но император щурился, потому что очень давно не спал. Увидев Рагнара, он улыбнулся ему, отложил письмо и сказал:

– Проси, чего хочешь.

– Я бы хотел получить её, – произнёс Рагнар. Василевс, конечно, ждал этой просьбы. Он покачал головой.

– Это невозможно. Я ведь сказал – чего хочешь, а не кого!

– Тогда я уйду.

– Это окончательное решение?

– Да.

Иоанн Цимисхий запустил руку в карман своего камзола, достал увесистый кошелёк, набитый монетами, подержал его на ладони и положил на угол стола.

– Возьми. Это золото.

– Ты мне платишь за то, чтоб я про неё забыл? – очень удивился Рагнар.

– Нет, наоборот. Я хочу, чтоб ты о ней помнил. Ведь ты едва ли забудешь наш разговор! Бери эти деньги, бери любого коня из моей конюшни и возвращайся немедленно к Святославу. Я буду биться с ним насмерть. Ты должен сделать всё для того, чтоб победил он, а я был убит. Тогда ты её получишь. В противном случае – нет. Ты понял меня?

– Мне жаль, что я буду драться не на твоей стороне, – ответил Рагнар, и, быстро взяв деньги, вышел. И только уже на улице, заслоняя лицо рукой от ветра и снега, он вдруг заметил, что по его щеке катится слеза за слезой.

Он пробыл в столице ещё пять дней, так как его друг Никифор Эротик пил беспробудно. Бросить его в таком