История моей матери - Семен Бронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Помоги, Филин. Дай работу какую-нибудь. Без бабок сижу - совсем прожился. Девки все. Сосут как конфету. В кредит и слышать не хотят. Никаких грошей не хватает.
- А ты их так бери,- сказал ему тот.- Что им платить вообще?
Парень вспыхнул с досады:
- Так это только ты можешь. Ты у нас каид. (Глава банды на французском жаргоне. Примеч. авт.) А я без них не могу. Мне они каждый день нужны, и не какие-нибудь, а покрасивше, поприличнее. Дай, Филин, что-нибудь подходящее. Я отработаю при нужде. Позовешь - разве я откажу когда?..
Филин не отвечал: видно, точил на него зуб или набивал себе цену - как некий чиновник, который, как известно, ничто так не любит, как показать свою силу и унизить просителя. Вместо ответа он зорко оглядел улицу и нашел на ней Рене.
- Это ты от Жака?..- В его взгляде было нечто оправдывающее его кличку: глаза его хоть и не были похожи на два круглых блюдца, но глядели столь же неотрывно и жестко, как у сравниваемой с ним птицы.- Как он там? - Он приветливо осклабился, в лице его появилось умело разыгранное тепло и участие. В воровском мире - точно так же как в бюрократическом (чтоб продолжить сравнение) - уважение к рекомендателю переносится на посыльного и здесь тоже не обходится без оказания необходимых почестей и произнесения любезностей.- У него неприятности? Ты ему скажи, мы поможем. В беде не оставим,- добавил он внушительно, обращаясь к публике сзади него, хотя там были только Батист с малышом да субъект в коричневом костюме, который слушал его рассеянно и был занят своими, далеко не радостными мыслями. Филин отметил эту невнимательность, запомнил ее и нарочито ласково обратился к Рене: - Что у тебя? Чем могу помочь?
Рене рассказала, в который уже раз, про зловредный плакат и про борьбу с клеветниками и эксплуататорами рабочего класса. Филин слушал и не слушал в одно время.
- На стреме, словом, постоять? - подытожил он, перебив ее.- А почему, зачем - этого не надо. Чем меньше будут знать, тем трудней потом сдать будет,- пояснил он, видя, что она совсем неопытна.- Ты работу хотел? оборотился он к парню в коричневом, который совсем уже рассеялся и глядел по сторонам, хотя и сохранял просительную позу.- Возьмись. Жак просит. А я по делам пойду,- и ушел стремительной походкой, похожий на птицу - уже не на увальня-филина, а журавля на длинных ногах-ножницах. У него было столько дел, что он решал их именно так, как большой начальник: по два, по три разом, закрывая одно другим и сталкивая двух просителей носом к носу.
Если Филин слушал и не слушал Рене в одно время, то парень не слушал вовсе и пропустил мимо ушей все ею сказанное.
- Что у тебя? - спросил он ее, обретая прежнюю важность и даже сановитость.
- На стреме постоять.- Рене научилась воровской краткости.
- На стреме? - Парень опешил от ее дерзости, но спросил все-таки: Сколько дашь?
- Ничего, наверно,- беспечно отвечала та.- Может, у отчима выбью что-нибудь, но вряд ли.
Парень оторопел вдвойне и воззрился на нее исподлобья. Так низко его еще не опускали.
- Может, свечку подержать? Твоему отчиму?..- Он ругнулся про себя и двинулся восвояси. Батист, следивший за порядком в отсутствие Филина, напомнил ему:
- Филин недоволен будет. Он не любит, когда не подчиняются.
Парень остановился на полпути, подумал, признал справедливость его слов, обратился к Батисту:
- Может, ты постоишь? Не мне же: меня за версту видно. Как телеграфный столб буду.
- Можно, конечно,- покладисто согласился тот.- Но надо дать что-нибудь. У тебя девки, а у меня этот на руках,- и показал на Люка.
Парень ругнулся, выудил из кармана серебряную монетку.
- Последняя,- не то соврал, не то сказал правду он и ушел, бормоча ругательства. Батист припрятал денежку.
- С Люком пойдете? - спросила его Рене.- Он не помешает?
- Наоборот. Поможет только,- сказал Батист.- Будешь стоять с ним - на тебя никто не подумает. Верно, Лючок?
- Верно,- прокартавил тот, и Рене так и не поняла, работают ли они вдвоем, в паре, или Люк и вправду - вольная птица...
На дело пошли ночью. Вечером отсиживались в кафе, где Рене истратила на сэндвичи и пиво, которого не пила, некую накопленную ранее сумму, потом у Леона, где допивали уже не закусывая. Она сказала матери и отчиму, что едет к отцу, так что операцию скрыли даже от Жана. Действовать надо было в Париже, но в этом и заключалась соль замысла: врага настигали в его же логове. Можно было подъехать на автобусе, но Леон и Батист настояли на пешем переходе: разношерстная компания, да еще на последнем рейсе, могла задним числом привлечь к себе внимание специалистов. С той же конспиративной целью они прошли весь путь не главными улицами, а узкими переулками и задворками. Леон шел впереди крупным размашистым шагом свободного художника, ничем в жизни не стесняемого и не обремененного; за ним, соблюдая расстояние, катился Батист с ведрами в руке; далее, тоже на определенной дистанции, спешила Рене, таща за собой Люка. На площади у конечной станции автобуса было темно - глаза выколи, так что непонятно было, как можно исправить что-нибудь в плакатах, которых было тут великое множество: все стены были ими обклеены, но оказалось, что Леон обладал зрением кошки. Он без труда разглядел ползущих отовсюду бандитов с кинжалами в зубах: их было тут что тараканов в его гостинице - и принялся за дело с искусством и вдохновением истинного художника: клал последние штрихи и мазки на незаконченные творения и доводил их до совершенства. Батист подсовывал ему ведерко с краской и зорко следил за дальними и ближними подступами к площади; Рене была занята тем, что опекала Люка и была, как ей казалось, лишней в этой компании. Она не знала еще своего истинного назначения "подсадной утки", и выяснилось оно для нее самым неожиданным и драматическим образом.
Она в очередной раз на всякий случай оглянулась и вдруг увидела за собой двух полицейских в форме, бесшумно выросших за ее спиною. Они тоже обладали кошачьим зрением.
- Ты что тут делаешь? - спросил один.
- Да не одна, а с пацаненком,- прибавил другой, зажигая спичку и освещая Люка.- Попрошайничаете? Сейчас в участок сведем. Чем занимаетесь тут?
- Брата искала,- наугад и без колебаний соврала Рене: пошла по проторенному пути - так лгать всегда легче.- Такой увертливый. Сбежал с ярмарки, три часа искала. Заснул под каруселью...- и Люк не подвел ее, не ударил в грязь лицом, прошепелявил:
- Голеву в колеса засунул. Хорошо не слямалась...
Он не врал, говорил правду, но вышла хорошая поддержка ее лжи, которую она произнесла с неожиданной для себя легкостью. Полицейские засмеялись, спросили, где она живет, она отвечала, что рядом. Они вызвались проводить ее, она сказала, что хорошо знает квартал и остановилась отдохнуть после длительного перехода. Они откланялись и пошли дальше. Времени, которое они провели с ней, хватило с избытком для того, чтобы Леон и Батист отбежали на сотню метров и, устав от безделья, вернулись обратно. После их ухода они, уже без помех и препятствий, доделали свою работу с удвоенным рвением и задором: будто их вовсе не прерывали.
Рене не умела благодарить и не делала этого. На обратном пути она спросила только, не хотят ли они, чтобы она включила их в список юношеской ячейки. Леон сказал, что ему в высшей степени наплевать на то, будет ли он где-либо значиться или нет, но если ей это нужно, она может располагать его добрым именем. Батист изъявил согласие: ему было лестно, что его имя хоть где-то да появится: пусть даже в черном списке - в его возрасте люди еще тщеславны. Только с Люком вышла заминка. У него не было ни адреса, ни даже имени. Люк была подпольная кличка, данная ему сердобольным Батистом: малыш с рождения жил на нелегальном положении...
В лицее их проделка наделала много шума - особенно среди учителей, которые, неизвестно почему, интересуются политикой. Мэтр Пишо пришел в класс взбудораженный, взъерошенный: он ездил на автобусе, сошел на той самой конечной станции и с изумлением ознакомился с новой версией старого плаката, переползшего за ночь в чужой стан и перелицевавшего друзей в противников.
- Кто-то ночью расстарался! - изумлялся он.- Да как!.. Фига - цветочек, а не кукиш! И что характерно, мерзавцы - акцент эгю над "ре" поставили! Нате вот вам, по всем правилам орфографии! Это кто-то из грамотных старался. Вот кого бы на чистую воду вывести! Кто-то ведь учил их или даже теперь учит чтоб они знаниями своими стены марали!
Мэтр Пишо одной половиной своего мозга был вольнодумец и вольтерьянец, но с тем большим рвением и даже удовольствием вторая половина его, жесткая, косная и неуступчивая, хлестала по щекам первую: чтоб привести в чувство и в соответствие с реальностью...
- Это кто-то из ваших постарался,- без стеснения сказала Селеста, подойдя к парте, за которой сидела Рене, и таким тоном, что та даже вздрогнула: не прознала ли она что-нибудь.
- Почему наши? - выигрывая время, спросила она.