История моей матери - Семен Бронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- В том, что человек должен, но не может мыслить правильно. Так он сам пишет в отрывке о двух безднах.- Рене поглядела на него с особой проницательностью и стала, приблизительно уже, читать на память Паскаля: Перед нами две бесконечности. Одна огромно большая, другая беспредельно малая. Человек находится между ними, между двумя крайностями. Он может наблюдать и понимать только то, что окружает его и лежит перед его глазами, что близко ему размерами. Середина - наш удел, нам не дано преступить границ, предназначенных нам природой. С одной стороны, все достоинство в мысли, с другой - не познать непознаваемое. Где выход? Нет выхода,- с грустным разумением сообщила она ему и снова прочла на память: "Начни человек с самого себя, он бы понял, что ему не дано выйти за собственные границы. Мыслимо ли, чтобы часть познала целое?.."
- "Чтобы часть познала целое!" - вскричал учитель.- И опять наизусть! Это дословное цитирование в особенности вывело его из себя: взволновало его заскорузлое сердце - вместе с дрожащими струнами ее голоса.- Все! Я тебе за год вперед отлично ставлю - только не читай нам больше всего этого!
- Почему? - возразила Селеста, которой и Паскаль, и Рене понравились.-Можно и почитать. Хоть знать будем.
- Видишь, еще и помогать мне будешь,- сказал Пишо - уже потише.- Ты, небось, преподавателем литературы хочешь стать?
- Почему? - Рене не думала о таком будущем.
- А кем ты еще можешь быть? - с неожиданной сухостью спросил он.- С такими восторгами и с таким происхождением?.. "Человек должен, но не может мыслить правильно." Этим обычно кончают жизнь, а ты, Рене Марсо, ее начинаешь. Хорошо, если преподавателем литературы станешь. Иначе добром это не кончится...
После урока девушки обступили Рене, сидевшую до этого особняком на отдельной парте.
- Ловко ты его поддела,- похвалила Селеста, одобрительно глядя на нее.-В лужу посадила. Он сам Паскаля не знает - если и знал когда, то забыл давно. Пыжится, а толку мало.
- Мы его не любим,- подтвердила и другая, Пьеретта.- А я про Паскаля ничего не слышала. Надо почитать будет. У меня дома должен быть. У родителей целый шкаф литературы. Только не читают.
- Нужно правильно мыслить,- протянула третья, Летиция: она на следующем уроке пересела к Рене, чтоб рассказать ей о своей любви к мальчику, который старше ее: все остальные об этом слышали.- А как тут мыслить, когда в голову целый день одно и то же лезет.
- И что тебе в голову лезет? - Пьеретта прекрасно знала, что именно, но решила познакомить ее таким образом с новенькой.
- Пьер, конечно! - Летиции был настолько приятен предмет разговора, что она готова была говорить о нем с утра до вечера.
- Как вы целуетесь?
- Если бы! Я бы не против. Хуже в тыщу раз!..- И поскольку все ждали, поведала: - Как он после меня к другим женщинам идет. К нехорошим.
- К проституткам, что ль? - Селеста любила называть вещи своими именами.- Да он сдрейфит сто раз, прежде чем подойдет к такой.
- А ты откуда знаешь? - ревниво спросила та.
- Что ж я, его не видела? Смотрела, как вы возле школы стояли. Он сюда-то боится войти - не то что в бордель.
- Куда?! Ой какие ты слова говоришь! - скривилась та.- Теперь только о нем думать и буду!
- Нашли что обсуждать,- сказала Пьеретта, не глядя на Рене и уже не скрывая иронии.- Тебе сказано: думай правильно - в этом твое счастье.
- Для счастья, положим, маловато,- признала Селеста.- Думай не думай, а если денег нет, ничего хорошего не надумаешь.
- Да и кто решать будет,- сказала четвертая, самая разумная из них и самая рассудительная,- правильно я думаю или нет? Если месье Пишо только.
- Для этого учиться надо,- полушутя-полусерьезно возразила Рене.-Книжки читать.- Девушки потупились и примолкли.- Я сюда учиться пришла,-сказала Рене с вызовом, будто кто-то оспаривал у нее это право.
- Все сюда для этого пришли,- возразила Селеста.- Что тут еще делать? А другая, до того не проронившая ни слова, спросила невпопад, или у нее это вырвалось:
- Зачем тебе это? Бедная, что ли?
Ее одернули, подруги обменялись с ней выразительными взглядами, ничего вслух не сказали, но взгляды их были красноречивее, чем ее случайная обмолвка...
8
Дома успехи ее были приняты с гордостью, хотя и без излишнего восторга. Родители промолчали, когда она объявила им о поступлении в лицей: дочь уходила в чужие, неведомые края, и у них не находилось слов ей в напутствие. Жоржетта подошла, правда, пару раз к новым учебникам, взяла их с осторожностью и даже опаской, будто они вышли из-под другого печатного станка, нежели прежние, открыла, попробовала вчитаться, отложила эту затею. Жан вообще не брал книг в руки - этот торчал после работы в кафе и на улице, был на людях, там говорил и слушал, и ему не нужно было ничего другого.
Он продолжал брать Рене на свои cходки - называл ее теперь "моей падчерицей-лицеисткой". Жоржетта была этим недовольна. Вначале она, по обыкновению своему, молчала - только неприязненно супилась, затем не выдержала:
- Может, ты оставишь ее в покое? Она еще уроков не выучила.
- Да у нас сегодня ничего не будет. Обсудим только план работы на год. И бутылочку раздавим.- Жан почувствовал себя виноватым и попытался таким образом отшутиться. Жоржетта не поняла, вспыхнула:
- Ей и пить с вами?
- Да ты что, мать?! - искренне удивился он.- Что ты говоришь вообще? Мне бумагу надо завтра отослать. А я строки не могу сочинить. Говорить пожалуйста, хоть с утра до вечера, а писать - баста, тормоз... Пусть сама решает, идти или нет,- сказал он затем, не желая брать на себя всю полноту ответственности.- Она уже взрослая.
- Я хожу туда не потому, что меня Жан зовет,- сказала Рене матери, и та уставилась на нее в недоумении.- Я тоже считаю, что за права рабочих нужно бороться.
- Видишь, как мы ее распропагандировали! - обрадовался отчим.- Она вообще молодец - я ее недооценивал...
Матери это все не понравилось, но она, будучи самолюбива и обидчива, больше в их дела не вмешивалась.
Между тем Рене не только думала, что надо бороться за свои права, но и считала, что Жан и его приятели не спешат с этим: много говорят и мало делают, а иногда просто ищут повод для выпивки. В ней с возрастом проснулось нетерпение, требующее поступков и не удовлетворяющееся словесами. Это и привело ее к событию, которое повлияло на все последующие в ее жизни. Поначалу оно представлялось незначительным, но так устроен белый свет, что наибольшее влияние на нашу судьбу имеют именно такие, относительно невинные, наши действия. Всему причиной была еще и ее чрезмерная грамотность, никому не принесшая в жизни счастья, и рано пробудившаяся любовь к ученому остроумию, к тому, что сами французы называют "bon mot", "бонмо", а мы их за это - "бонмотистами". Но главное было, конечно, что она перешла от слов к делу,- это была ступенька, поднявшая ее на новый пролет опасной и шаткой лестницы.
Они возвращались как-то с отчимом домой после очередного заседания ячейки. Жан не успел в этот раз залить бушевавший в нем пожар любимым красным и не мог поэтому успокоиться: цеплялся то за одно, то за другое...
- Гляди! - возмутился он, увидев плакат на стене дома.- Опять приклеили! По ночам, что ль, стараются? Или пока мы в кафе сидим, прохлаждаемся? Хоть патрули на улицу выставляй. Увидел бы - руки оторвал, с их пасквилями вместе! - и, подойдя к стене, начал отдирать от нее плотно приклеенную афишу.
Она изображала переползающего через границу коммуниста со звездочкой на ушанке и с ножом в зубах. Сверху были слова "Французская акция" - это была близкая к фашистам правая организация, угрожавшая таким образом перебежчикам из красного зарубежья. В Стене правых было немного, они не осмеливались выходить на улицы, но в Париже в некоторых кварталах подобными рисунками были заклеены целые улицы.
- "Французская акция" - реакция,- загадочно произнесла Рене, глядя, как отчим рвет на куски содранную им со стены бумагу.
- Что ты сказала? - вернувшись, спросил он, взбешенный и взбудораженный.- Видишь, как они это представляют?! Шпионы через границу с ножами в зубах переползают! Провокаторы! Натравливают на нас полицию! Хотя те сами хороши! Заодно с ними! Одна шайка-лейка!
- Акция-реакция,- повторила Рене и объяснила: - Две буквы, а все меняют. Если приписать сбоку. Французская реакция получается.
- Это точно! - невпопад согласился отчим.- Акционеры - они реакционеры и есть, одна лавочка!
Но Рене уперлась. В воображении своем она уже превращала коммуниста с ножом в его партийного антипода - с помощью всего лишь двух букв алфавита. Да еще отчим как назло сказал:
- Слушай, тут от меня требуют, чтоб я подростковую секцию при ячейке организовал! - Гнев словно взболтнул его память, и он глянул на нее просительно.- Составь список - я отправлю. Себя секретарем сделай - для блезиру. От них иначе не отделаешься.
- Нехорошо обманывать.- Рене не хотелось начинать работу в партии с обмана и посылать вверх список несуществующей секции, но она сообразила, что ее идея хорошо согласуется с директивой, спущенной сверху.