Александр Алехин. Жизнь как война - Станислав Андреевич Купцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В военное время шахматист содействовал нуждавшимся не только деньгами. Алехин стал сотрудником Комитета по оказанию помощи одеждой и всем необходимым больным и раненым воинам, увольняемым на родину. При этом шахматист желал лично присутствовать на полях сражений, для чего подал прошение Красному Кресту о командировке на Галицийский фронт в качестве санитара. У него был чин штабс-капитана, и он намеревался стать частью мобильного отряда Красного Креста. К тому же это становилось семейным подрядом, поскольку к тому времени награды за отвагу получили его дед Иван и двоюродная сестра Анна. Несмотря на проблемы со здоровьем, в 1916 году шахматист получил желаемое назначение.
Тогда настал момент истины для российской армии, которая годом ранее потерпела ряд болезненных поражений, известных как «Великое отступление». У многих военных экспертов складывалось ощущение, будто война вошла в фазу позиционного тупика, когда любое наступление захлебывалось на прочнейшей линии обороны соперника. Антанта держалась из последних сил.
1 апреля 1916 года в Могилёве состоялся военный совет под председательством Верховного главнокомандующего Николая II, и на нем было принято решение о наступлении на всех фронтах к концу мая 1916 года. Присутствовал на совете и командующий Юго-Западным фронтом Алексей Брусилов. Удар его фронта по направлению Луцка должен был стать вспомогательным, но оказался, пожалуй, самым успешным для русской армии в Первой мировой. Сначала его называли Луцким прорывом, потом – в советской историографии – утвердилось название «Брусиловский прорыв». Ведь полководец принял советскую власть – и его стали воспринимать как единственное «светлое пятно» в русском генералитете Первой мировой.
Противник счел, что готов к нападению, соорудив «неприступные» оборонительные редуты – колючую проволоку, окопы, блиндажи, мины и пулеметные гнезда… Из уст командующих вражескими армиями звучали громкие слова, что прорвать такую высокоэшелонированную оборону невозможно, а любые атакующие действия русских обречены на провал. Но Брусилов посрамил скептиков.
Алехин мог брать с Брусилова пример как шахматист. Операция Юго-Западного фронта получила название по имени его командующего Брусилова; в будущем некоторые шахматные комбинации Алехина тоже называли в его честь. Алехин так же смог перемалывать оборону самых искушенных противников, применяя выдающийся талант стратега, способного наносить неожиданные тактические удары, тщательно подготовленные, выверенные и притом убийственные. Как и Брусилов, он превратил дело своей жизни в искусство.
В условиях боевых действий большую роль играли силы Красного Креста, которые, как говорил австрийский писатель Стефан Цвейг, призваны были «противопоставлять ужасам войны чувство сострадания к людям». Это только кажется, что быть на подхвате, не участвовать в сражениях напрямую легко и безопасно. Даже в таких «щадящих» условиях есть большой риск погибнуть от шальной пули – и не только. Та война запомнилась изобилием смертоносных орудий…
Алехин не терялся в самых экстремальных ситуациях, словно проводил за доской обыкновенные шахматные партии, а не становился участником реальных сражений, где на кону стояла жизнь вовсе не абстрактного короля из слоновой кости, а его собственная. Более того, шахматист проявил себя очень достойно: оказывал помощь раненым, несмотря на артиллерийский и пулеметный обстрел неприятелем, а однажды вынес с поля боя раненого офицера. За проявленную отвагу ему вручили несколько наград, в том числе орден святого Станислава с мечами.
Ратные подвиги не прошли бесследно для здоровья шахматиста: он получил несколько серьезных контузий, а ранение в спину привело Алехина на больничную койку. Он долго восстанавливался в госпитале отбитого у австрийцев Тарнополя (ныне – Тернополь, Украина. Это является косвенным признаком участия Алехина в Брусиловском прорыве. Сам шахматист об этом никогда не рассказывал). Иногда в палате, коротая деньки, он играл в шахматы, даже будучи контуженным.
Правда, некоторые алехиноведы уверены, что шахматист несколько приукрасил свои фронтовые заслуги. Сергей Ткаченко изучил «Именной список раненых и больных воинов, находящихся в госпиталях и лазаретах» за 1916 год и не нашел упоминания о пребывании Алехина на лечении. Биограф также утверждает, что не встретил ни одного наградного списка, где фигурировала бы фамилия шахматиста.
* * *
Так или иначе, Алехин с триумфом вернулся в Москву, как в день, когда стал обладателем императорской вазы и о нем впервые заговорили с восхищением, а журналисты начали чаще упоминать в своих шахматных статьях. Раненый санитар Красного Креста снова выглядел героем, особенно на фоне чемпиона мира Эмануила Ласкера, который играл с немецкими офицерами (шахматист сам писал об этом Уолтеру Пенну Шипли в Филадельфию; его письмо процитировали в Brooklyn Daily Eagle, 1915 год), негативно высказывался об «англосаксонской морали» и членах Антанты в целом, из-за чего после войны временно стал персоной нон грата в Великобритании, потратил все свои сбережения в пользу немецкого военного фонда, утверждал, что Германия должна выиграть войну, если хочет спасти цивилизацию, поддерживал политику Вильгельма II3… Правда, участь козла отпущения не минует и самого Алехина, только уже во Вторую мировую. Из шахматных достижений Ласкера того времени можно отметить выставочные партии в Венгрии и вчистую выигранный матч против Зигберта Тарраша в Берлине (1916) – правда, его соперник был деморализован потерей двух сыновей на войне.
В свою очередь, Капабланка участвовал в культурной жизни, встречаясь с русским композитором Сергеем Прокофьевым; все чаще его видели в обществе женщин. Он много гастролировал по США и Кубе, участвуя в выставочных играх и локальных турнирах вдали от разрыва бомб и пулеметных очередей. Чемпион США Фрэнк Маршалл бил мировые рекорды по количеству соперников в сеансах одновременной игры (больше сотни), а Капабланка в два раза уступал ему по этому показателю, зато практически никому не проигрывал.
Капа получил новое дипломатическое назначение на Кубе, которая после избрания первого президента в 1902 году стала проамериканской республикой. Нервничать Хосе Раулю пришлось разве что в 1917-м, когда против лидера консервативной партии, президента Кубы Марио Гарсии Менокаля, восстал либерал и экс-глава государства Хосе Мигель Гомес, призывая народ к вооруженному мятежу. Американцы поддержали Менокаля, подавив восстание с помощью морских пехотинцев. Тогда же США объявили войну Германии, лишившись нейтралитета в мировой войне, и собирались пополнить стратегические
